Тепло роскошной мягкой кровати обволакивало, будто кокон. Фабиан лежал и смотрел в окно сквозь раздвинутые шторы. Красные лучи пронзали рассветное небо – розовое, кровавое.
Он повернулся, посмотрел на спящую девушку рядом. Потом встал и голым прошел к окну, перешагивая через одежду на полу. За окном стоял утренний туман, поднимались клубы дыма от сжигаемых после зимы обрезков виноградных лоз. Как будто убирали трупы после битвы, подумал он. Внезапно Фабиана пробрала дрожь. Его худое, жилистое тело покрылось мурашками.
Он с удовольствием вдыхал воздух, насыщенный утренней влагой и странным животным запахом девушки. Почесался, еще раз посмотрел в окно, чувствуя себя как-то не в своей тарелке.
В дверь раздался осторожный стук, за ним послышался глухой удар.
– Фабиан?
– Одну минуту.
Горло саднило от этой попытки прокричать ответ шепотом. Девушка пошевелилась, простыни зашуршали, как лист на ветру. Потом она снова замерла.
Фабиан натянул джинсы, рубашку без воротника, пуловер. Остальную одежду засунул в сумку, плеснул в лицо холодной водой. Отерся полотенцем, шагнул было к девушке, остановился, взял сумку и, выйдя из комнаты, бесшумно закрыл за собой дверь.
Отто, Чарльз и Генри уже ждали его. Отто, высокий, с крючковатым носом, нависавшим надо ртом, гладко зачесанными назад черными волосами, рябоватым лицом, в пальто из ткани в елочку, мешком висевшем на его долговязой фигуре, казался похожим на хищную птицу. Чарльз стоял рядом с ним, потирая руки, смотрел сонным взглядом с обычным своим недоуменным выражением, словно утро подкралось незаметно и застало его врасплох.
– Боже мой, я чувствую себя идиотом. – Он зевнул.
Генри прислонился к машине и стоял, закрыв глаза и засунув руки глубоко в карманы.
– Извините, что проспал, – сказал Фабиан, открывая заднюю дверь «фольксвагена» и вытаскивая скребок.
– А кофе мы не сможем выпить перед отъездом? – спросил Чарльз.
– Давайте где-нибудь по дороге, – предложил Фабиан, проводя резиновой кромкой скребка по лобовому стеклу, матовому от влаги.
Здесь еще стояла темнота. Он посмотрел на черные угрожающие силуэты высоких сосен и холодные серые стены шато. На окна, пытаясь найти то, что с раздвинутыми шторами. Ему показалось, что там мелькнуло лицо, и он отвернулся.
– На первом отрезке поведу я.
Чарльз и Генри сели на заднее сиденье, а Отто расположился на переднем пассажирском. Фабиан включил зажигание. С шумом двигатель ожил, застучал, произвел громкий выхлоп, вроде бы схватился, но тут же заглох.
– Потрясно, – сказал Чарльз. – Утро будет совершенно потрясное.
– Да-а, очень неплохое, – сказал Генри своим неторопливым, низким голосом и снова закрыл глаза. – Разбудите меня в Кале.
– Я бы предпочел ехать на юг, а не на север, – сказал Отто, пытаясь застегнуть ремень безопасности. – Что за хрень – никак не могу запомнить, как это делается.
Двигатель затарахтел, потом снова схватился, бешено закашлял.
– Извини, Фабиан, что вытащили тебя, – сказал Чарльз.
Фабиан пожал плечами, подался вперед, включил фары.
– Как она – хорошо подмахивала? – спросил Отто.
Фабиан улыбнулся и ничего не сказал. Он никогда не распространялся о женщинах.
* * *
Девушка с подавленным, опустошенным выражением лица стояла у окна и смотрела, как скрывается в тумане красный «гольф». Осторожно притронулась к левой руке – рука болела адски. Подошла к туалетному столику, села перед ним, уставилась на себя в зеркало. Поморщилась, потом снова принялась разглядывать фиолетовые синяки на груди, царапину на левой щеке, распухший правый глаз и губу, потрескавшуюся, в запекшейся крови. Долго смотрела в глаза своему отражению, не в силах отвести взгляд, потом осторожно запустила пальцы между ног, поморщилась от боли при одном прикосновении.
– Salaud,[1] – сказала она.
* * *
– Как думаешь, на какой паром мы успеем? – спросил Чарльз.
– Если дорога все время будет такой, то доберемся до Кале часа в четыре.
– Ты, Фабиан, везучий сукин сын.
– Везучий?
– Да, везучий.
«Дижон»… «Макон»… «Лион»… «Париж»… Дорожные знаки мелькали один за другим, а Фабиан жал на педаль газа на развязке, ощущая, как вгрызаются в асфальт покрышки машины, как сопротивляется рулевое колесо. Слышал резкий рев прогретого двигателя, и захватывало дух от езды по открытой, пустой дороге. Кривая спрямлялась, переходя в магистраль, и Фабиан вдавил педаль в пол, отчего «фольксваген» рванулся вперед. Иногда ему казалось, что машина сейчас оторвется от земли и полетит – прямо к звездам. Он следил за тахометром и переходил на следующую передачу каждый раз, когда стрелка касалась красной зоны, пока не добрался до пятой, после чего кинул взгляд на спидометр, по-прежнему вжимая педаль газа в пол. Сто двадцать пять. Сто тридцать.
– Какие планы на этот семестр? – спросил Фабиан, перекрикивая рев двигателя и ветра.
