МНЕ НЕСКОЛЬКО РАЗ доводилось быть издателем книжек Михаила Бару, и всегда в справке об авторе мы писали, что автор по девичьей профессии – химик. Это действительно так, он и сейчас химик, но это обстоятельство имеет к нему всё более слабое отношение, потому что на самом деле Михаил Бару – настоящий литератор, а профессия химика разве что дает повод для дежурной остроты про то, что же он там нахимичил в своих текстах.
На этот раз Миня нахимичил прозу.
Миня – так его зовут старые друзья по виртуальному ЛИТО им. Стерна, где он был одним из самых активных участников, и было это не так уж давно – лет 7–8 назад.
Мне всегда казалось, что химик Миня Бару изготовляет маленькие таблеточки, смешивая только ему известные компоненты. Потому что в литературе он делает именно это: по слову, по фразе добавляет в текст нужные ему компоненты (слова), пока не получит готовый продукт, обладающий целительными свойствами.
И главное в них – юмор. Он, как известно, исцеляет всех.
Юмор Мини Бару – особого свойства. На первый взгляд, он традиционно по-еврейски мудр и печален. На второй взгляд, кстати, тоже. Но уже на третий взгляд становится ясно, что этот юмор мог родиться только в России, он неотъемлемая часть нашего трудного и неповторимого быта и даже бытия, а человек, дающий нам возможность увидеть его подробности так, как видит Бару, – заслуживает восхищения.
Недаром не смог прижиться химик Бару в Америке, где его талант химика, возможно, и расцвёл бы, зато талант литератора, пожалуй, и захирел бы, как у многих, уехавших туда. И он вернулся, и работает в той же системе, и пишет о той же жизни, которая под его пером выглядит более чем достоверно, но при этом не отталкивает, не пугает, не вызывает омерзения (а ведь могла бы!), потому что она родная, своя, свойская. И мы родились в ней и умрём.
Другими словами, проза Михаила Бару жить помогает, как и его стихи, между прочим, которые еще лаконичнее, чем проза, хотя это трудно себе представить.
Очень ёмкие тексты. Очень лиричные, при этом без розовых соплей. Очень человечные.
И за ними встает то, что называется Поэзией, ибо без неё никакая настоящая проза невозможна.
ПИСАТЬ ПРО КНИГИ Мини Бару легко и приятно.
Там, на обложке, наверняка написано «Михаил Бару», а в конце книжки в выходных данных ещё и какое-нибудь отчество, но называть Миню как-нибудь иначе у меня просто не поворачивается язык. А по отчеству его пускай называют подчинённые (Миня – большой учёный. Он уже много лет строит у себя в лаборатории таинственный Синтезатор, который обрастает всё новыми деталями и узлами и скоро, судя по всему, самостоятельно отправится в космос).
Мы с Миней знакомы много лет, и все это время я внимательно наблюдаю за тем, как расширяется его творчество. Поначалу Миня писал очень короткие афоризмы из одной строчки. Тщательно освоив этот жанр, Миня перешёл к трёхстрочным хайку. Ещё более тщательно освоив хайку, он стал писать очень короткие тексты из одного абзаца. Потом абзацев стало два, потом три. Уверен, что при Мининой основательности мы вскоре увидим сначала повесть, потом роман в одном томе, потом в трёх, а дальше страшно даже и подумать.
Между прочим, в своё время именно Миня раскрыл мне глаза на тот факт, что лирический герой и автор – это вовсе не обязательно один и тот же человек. По тогдашним его произведениям можно было подумать, что автор является невероятным бабником и горьким пропойцей. Однако при первой же нашей встрече я убедился, что это вовсе не так. Насчёт бабника я, правда, ничего прояснить не могу, но в первый же вечер Миня отказался пить из горлышка коньяк Хенесси, который именно для этого и предназначен. А это, согласитесь, далеко не каждому под силу.
Впрочем, хватит уже про автора, пора про тексты.
Тексты Миня пишет очень хорошие. Я эти тексты всегда дочитываю до конца, благо что они короткие. Они часто бывают смешными, но самое главное – в них нет того назойливого желания рассмешить, которое так дико раздражает в текстах так называемых «юмористов». Всего там в меру – и взгрустнуть можно, и вспомнить давно ушедшее детство.
Сам для себя я этот жанр определяю как «туалетная проза». В этом названии нет ничего обидного или уничижительного – как раз наоборот, я и сам пишу в этом жанре. Это такая книжка, которая лежит годами на полочке в том месте, где человек остаётся наедине с собой и своей совестью. Измученный повседневной действительностью, он спускает штаны, раскрывает эту книгу на первом попавшемся месте и читает первый попавшийся абзац. И именно этот абзац даёт ответы на все мучающие его вопросы.
Написание таких книг – большое искусство, и из нынешних литераторов им владеет от силы человека три, не больше. И заметьте, что пишу я это практически совершенно без иронии.
Так что, дорогой читатель, если ты уже купил эту книжку, то тебе очень повезло, а если ты ещё стоишь возле полки и раздумываешь, то бери и даже не думай.
НА ПЕРВЫЙ ВЗГЛЯД кажется, что весь Бару – в словах. Что он от них отталкивается и к ним же возвращается. На первый взгляд…
Да, он иногда цепляется за слово, играет с ним, жонглирует. Но вдруг от этих его игр становится свежо, зябко, как будто ветерок подул, стеклянные нити дождя позванивают, снежинки завьюживаются в колокольчики, льдинки, изморозь, лужицы… и среди всего этого лёгкие и изящные женские фигурки, взгляды из-под опущенных ресниц, реплики мимоходом, нежность и снова нежность, и тайна…
И всегда присутствующий холодок мысли, иронии, оценок. Необидный, спокойный, изысканный…
Читая Бару, как бы пишешь вместе с ним, иногда даже угадываешь следующее слово, которое он-то как раз и зачёркивает и ведёт тебя дальше к новым ловушкам, где тебе уже становится немножко стыдно, что ты такой скучный и тривиальный.
Проза Миши Бару изящна и неожиданна. И, главное, невероятно свежа. Да, слово «свежесть» здесь, пожалуй, наиболее уместно. Причем свежесть не только в смысле новизны стиля. Но и в том воздействии, которое эта проза на тебя оказывает, в том лёгком интеллектуальном сквознячке, на котором ты вдруг себя обнаруживаешь и, заворожённый, хотя и чуть поёживаясь, вбираешь в себя этот пусть и немного холодноватый, но живой и многогранный мир, где перезваниваются люди со снежинками… впрочем я уже, кажется, повторяюсь…
