Опять этот идиотский сон. Он преследует меня уже сколько лет, что я окончательно потерял ту тонкую грань, что простилается между сновидением и реальностью. Видимо я обречен на постоянный повтор ночного кошмара, который изъедает меня изнутри.
По мокрой вечерней улице идет домой мальчик лет 12 не больше. До родного подъезда оставалось каких-то жалких пару десятков метров, но преодолеть их не суждено. Я пытался ему помочь, кричу, махаю руками и подставляю свою грудь, но все попытки тщетны. Даже сейчас, когда я уже проснулся и вряд ли сегодня еще засну, я все еще пытаюсь спасти его.
Темную комнату озарила вспышка зажигалки, после чего остался маленький тлеющий огонек. Дым сигареты медленно заполнял помещение, вытесняя меня на улицу под дождь. По окну пробегает непрекращающаяся барабанная дробь. Почему в дождь всегда такое гадкое настроение? Кажется, что дождь – некий предвестник неприятных событий. Хотя я уверен, что так считают только подобные мне, с дырявой душой. Холодные капли медленно стекают внутрь, образуя в самом сердце грязь и слякоть. Мне не чем укрыть свое нутро. Я обезоружен.
Столько лет я пытаюсь найти виновного, но он постоянно ускользает от меня. Наше с преступником движение циклично. Я как будто на собственном кругу ада, где мне суждено гнаться, но никогда не догонять. Скорее всего я бегу не за преступником, а за столь незнакомым и непонятным словом, как «счастье». Я достиг апогея собственного идиотизма, ведь моя погоня стала смыслом жизни, а значит результат недосягаем. На подсознательном уровне я понимаю, что, достигнув финиша мне не зачем будет жить.
Моя жена спит наверху в нашей спальне, где я очень давно не появлялся. Я прихожу поздно, когда Лена погружена в глубокий сон. Я не смею ее тревожить. Я лишен многих человеческих радостей, в том числе и чувства теплоты собственного тела. От меня веет холодом, поэтому я не могу залезть под одеяло. Я украду все тепло от этой тихой смиренной женщины. Увидев случайным образом мою жену в нашем доме, ко мне пришло осознание, что ее молодость увядает в окружении пустоты и безысходности. Для меня любовь, все равно что самоотречение. Для нее, как я полагаю – это терпение, которому рано или поздно приходит конец, вот почему наш брак трещит по швам. Мы почти не разговариваем, только лишь изредка проскакивают удаленно похожие намеки на диалог, и то каждый раз у меня складывается ощущение, что все это подвластно случайности. В нашем доме молчанием пронизано абсолютно все. Тяжесть от него вызывает необузданное желание выбежать на улицу, как бы там не было холодно и сыро. Мы однозначно разведемся, я больше не могу смотреть, как она мучается. Возможно, если бы не дело 15-летней давности, наш брак еще можно было сохранить.
Это дело я веду сколько сам себя помню. Я обещал родителям бедного мальчика, что найду то животное, которое было способно сотворить подобное. К тому же, в полиции про эту смерть уже давно забыли по причине отсутствия новизны, а в наше агентство ежегодно приходит оплата за услуги частного детектива. Видимо руководство довольно реальным положением дел. Кто-то инкогнито через конверт отправляет деньги, а расследование не продвигается ни на сантиметр. Когда получаю незаслуженный гонорар испытываю омерзительное чувство вины, которую не перед кем искупить. Родители бедолаги уже усопшие как 3 года после авиакатастрофы, но деньги все-равно продолжают приходить. Порой мне казалось, что это дел рук злостно надсмехающегося убийцы, но попытка проследить деньги привела к очередному запутанному туннелю, исследуя стены которого, я прихожу к выводу, что хожу по кругу. Тоже самое испытывает мой напарник. Бедный Тимур, в коллеги ему попался замкнутый в собственную темницу интроверт, не испытывающий увлечение к общению, а так же к обществу в целом. В связи с этим, именно Тимуру приходится вести опрос и любые другие беседы с очевидцами или клиентами. Наша дружба зародилась еще в далеком детстве. Это было так давно, что воспоминание о первой встрече уже безвозвратно перешло в подчинение забвения. Наверное, из всех возможных напарников мне попался один единственный, с которым мне удастся работать. Мы друг друга понимаем без слов, поэтому почти не разговариваем. Лишь изредка на Тимура находит волна меланхолии, и он начинает извиняться передо мной, хотя я и не понимаю за что.
В нашем кабинете лишь один хозяин, и это хаос, абсолютный и вездесущий. Кабинет сложно разделить на две части, как это обычно делают все остальные. Настолько мы близки с Тимуром. Пока мой напарник разбирал кучу новых дел, в основном это были пропажа детей и денег, я все еще пытался всколыхнуть прошлое. Не прошло ни одного дня, чтобы я не поднимал со стола дело о смерти 12-летнего мальчика. Я все еще не могу забыть поток слез, которыми обливались родители. То обещание, которое я дал в ускоренном темпе постаревшей женщине с дрожащими от боли руками и сломленному мужчине, не дает мне покоя даже ночью. Я поставил на кон свою карьеру, свою семью и свою жизнь, и, кажется, я проиграл все. Перечитывая бредни, которые за 15 лет нам удалось наскрести, я не могу избавиться от чувства, как будто что-то все-таки упущено. Одна деталь, которая предаст смысл всему ветхому механизму. Что-то, что находится уже у меня в руках, постоянно протекает между пальцев, и сбор начинается по новой. Боюсь, что когда я близок к разгадке, то сам упускаю ее из рук, поскольку не хочу лишать жизнь смысла, так сильно я проникся желанием найти виновного.
