Одиссея. Гомер.
(Перевод А. А. Сальникова)
Песнь первая (Альфа).
Божественный гость
Мужа, о, муза, воспой! Многохитрого мужа, который
Долго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою;
Многих племён города видел он, их обычаи, нравы;
Много и бед претерпел на морях, много сердцем терзался,
[5] Жизни спасая друзей и свою, чтоб вернуться в отчизну.
Но всё равно не сберёг он товарищей, как ни старался.
Глупые, гибель они на себя навлекли святотатством:
Съели, безумцы, быков Гелио́са Гипериони́да.
Дня возвращенья домой навсегда их за это лишил он.
[10] Что-нибудь нам расскажи и об этом, о, Муза, дочь Зевса!
Все остальные смогли избежать злой погибели близкой;
Дома уж были они, одолевшие битвы и море.
Он лишь один тосковал по жене и отчизне далёкой:
В недрах пещеры его задержала богиня Калипсо,
[15] Нимфа прекрасная, чтоб убедить его стать ей супругом.
Даже когда наступил, по свершению лет круговратных,
Срок возвратиться домой, что ему предназначили боги,
То и в Итаке родной, средь родных и друзей, не сумел он
Многих тревог миновать. И тогда преисполнились боги
[20] Все состраданьем к нему. Лишь один Посейдон непрерывно
Гнал Одиссея, пока не достиг тот родимой отчизны.
Но к эфиопам тогда Посейдон отлучился. Те жили
В крайних пределах земли, разделённые: часть – где заходит
Гиперион, светобог, часть другая – где утром восходит.
[25] Там гекатомбу у них принял он из быков и баранов,
Сидя на пышном пиру, веселился. Другие же боги
Все в доме Зевса тогда на высоком Олимпе собрались.
С речью к бессмертным отец всех богов и людей обратился,
Так как на сердце его был Эгист знаменитый, который
[30] Был достославным убит Агамемнона сыном, Орестом.
Вспомнив о том, Зевс к богам обратился с такими словами:
«О, как же люди во всём обвиняют охотно бессмертных!
Зло всё от нас, говорят. Только сами они зачастую
Гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством,
[35] Так против рока Эгист на супруге Атрида женился,
Ну а его самого умертвил, как домой тот вернулся.
Рок свой жестокий он знал: был от нас к нему вестником послан
Аргоубийца Гермес, и сказал, чтобы он на убийство
Не посягал и не смел брать чужую жену себе в жёны:
[40] Ибо Орест отомстит за отца своего, за Атрида,
Лишь возмужает и в дом как наследник вернуться захочет.
Так весть благую Гермес передал, только сердце Эгиста
Этим не тронул. И тот заплатил своей жизнью за глупость».
Зевсу сказала на то светлоокая дева Афина:
[45] «О наш родитель Кронид и верховный владыка бессмертных!
Правда твоя, заслужил он подобную страшную гибель.
Пусть же и всякий другой, совершивший такое, погибнет!
Только сейчас сердцем я за судьбу Одиссея волнуюсь:
Терпит несчастный давно беды он вдалеке от родимых,
[50] Там, где пуп моря лежит среди волн, дивный остров лесистый,
Нимфа там властвует, дочь кознелюба Атланта, который
Знает все бездны пучин, все глубины на море, а сам он
Длинноогромных столбов подпирает громаду, что держат
Небо над твёрдой землёй, раздвигая их за горизонтом.
[55] Держит Атлантова дочь против воли скорбящего мужа,
Лестью и лаской его обольщает всё время, желая,
Чтобы Итаку свою он забыл навсегда. Одиссей же
Видеть мечтает хоть дым, от родных берегов издалёка,
После – готов умереть. Так неужто в тебе, Олимпиец,
[60] Сердце не дрогнет, узнав о судьбе столь печальной и горькой?
Может быть, не Одиссей чтил тебя возле Трои широкой
Жертвами у кораблей аргивян? Зевс, за что ж ты разгневан?»
Так ей на это сказал хмурый Зевс грозных туч собиратель:
«Дочь! Как такие слова за ограду зубов ты пустила?!
[65] Разве же мог позабыть я божественного Одиссея?
Он всех умней из людей и хитрей, и премного усерден
Жертвы богам приносить, беспредельного неба владыкам!
Но земледержец, мой брат Посейдон, с ним упорно враждует,
Гневом пылая за то, что циклоп Полифем богоравный
[70] Им ослеплен, среди всех из циклопов сильнейший; рождён он
Нимфой Фоосой; она ж – Форка дочь, что владеет всем морем.
В гроте глубоком зачат Полифем ею был с Посейдоном.
Смерти героя предать, Одиссея, нельзя Посейдону:
Рок не велит; но с тех пор Колебатель Земли его гонит
[75] Прочь от Итаки родной по пустынному морю скитаться.
Что же, давайте теперь хорошенько подумаем вместе,
Как ему дом возвратить. Посейдон должен гнев свой оставить:
Вряд ли он сможет один против всех небожителей спорить,
Вечным богам вопреки, без успеха он злобствовать будет».
[80] Зевсу сказала на то светлоокая дева Афина:
«О, наш родитель Кронид и верховный владыка бессмертных!
Если угодно теперь всеблаженным богам, чтоб вернуться
Мог, наконец-то, домой Одиссей хитроумный, в отчизну, –
Вышлем Гермеса: пусть весть от тебя несёт аргоубийца
[85] К нимфе с прекрасной косой пышнокудрой, на остров Огигский;
Наш приговор возвестит: срок пришёл Одиссею вернуться
В землю родную свою, в испытаниях стойкому мужу.
Я же в Итаку помчу, чтобы там в Одиссеевом сыне
Гнев и отвагу сильней возбудить в его праведном сердце,
[90] Чтобы немедля созвал на совет кудреглавых ахейцев
И запретил в дом отца заходить женихам, что без счета
Скот поедают его: и овец и быков тихоходных.
После я в Спарту его отошлю, да и в Пилос песчаный:
Нет ли о милом отце там вестей, о его возвращеньи;
[95] Также, и в людях о нём пусть упрочится добрая слава».
Кончив, подошвы она привязала к ногам золотые,
Амброзиальные, те, что её над водой и землёю
Будто бы ветром несли, по велению лёгкой лишь мысли;
Вооружилась копьём, что увенчано острою медью,
[100] Твёрдоогромное, им сокрушала героев фаланги
В гневе могучая дочь беспредельно могучего бога.
Ринулась бурно она с белоснежных вершин олимпийских, –
Вот уж в Итаке стоит у ворот Одиссеева дома.
Так, с медноострым копьём, облеклась она гостем пришедшим,
[105] Ментеса образ приняв, что властителем был у тафийцев.
Там и увидела всех женихов, и чванливых, и буйных:
В кости игрою они наслаждались, рассевшись на кожах
Ими убитых быков, развалились у входа. А в доме
Бегали вестники их и проворные слуги, готовя
[110] Пир: в кубки воду с вином лили эти, а те, ноздреватой
Губкой омыв все столы, их сдвигали в один, много мяса
Разного резали и на столах расставляли для пира.
Первым из всех Телемах боговидный заметил богиню.
С сердцем скорбящим сидел он в кругу женихов и мечтал лишь:
[115] Вот его милый отец благородный, вернувшись в отчизну,
Хищников всех – женихов – разгоняет свирепо из дому,
Власть возвращает себе и царит с ещё большим почётом.
Так размышляя, сидел, но, увидев вошедшего гостя,
Быстро к воротам пошёл, от стыда негодуя, что, может,
[120] Долго уж странник стоять принужден, ожидая у входа.
За руку гостя он взял, подойдя, и копьё его принял;
Голосом нежным к нему обратился с крылатою речью:
«Радуйся, странник! Войди! Ты у нас будешь принят радушно.