Предисловие от переводчика
«Илиаду» я называю Библией Древней Греции. Это величайшее произведение богато кладезями мудрости и культуры. Однако, помня студенческие годы, я понимал, как трудно студентам при постоянной нехватке времени одолеть эту литературную глыбу, прикоснуться к великой поэзии Гомера, окунуться в восхитительный героический мир его поэм.
Переведя «Илиаду» на современный русский язык, для того, чтобы студентам было легче её воспринимать, я решил пойти дальше. В 2013 году я сделал сокращённый перевод «Илиады». Он меньше полного перевода почти в два раза. Это позволяет студентам значительно сэкономить время для знакомства с Гомером. При этом в сокращённой «Илиаде» сохранены все основные события поэмы и её неповторимый характер. Это не краткое содержание песен, которое я тоже сделал, это именно полноценный перевод в сжатом виде, без сцен, которые не влияют на повествование. Прочитав сокращённую «Илиаду», студенты с чистым сердцем могут сказать, что читали всю поэму Гомера, а не краткое её содержание. Вы получите то же впечатление от чтения, как и от полного перевода, только в два раза сэкономите своё время.
Также для удобства я оставил в сокращённой «Илиаде» ту же нумерацию стихов, как и в полном переводе, это очень удобно для поиска соответствующих мест.
Но прежде, чем приступить к сокращённой «Илиаде», предлагаю читателям статью «Своеобразие языков русских переводов Гомера», в которой кратко описывается, какие задачи стояли перед русскими переводчиками Гомера, и как они их выполняли. Если же вам это не интересно, можно сразу пролистать ниже, до сокращённого перевода «Илиады». Приятного чтения!
Своеобразие языков русских переводов Гомера
1. У каждого перевода свой язык и характер
Очень уважаемый мною гомеровед Владимир Файер, который помог мне со сбором материалов по одному исследованию «Илиады» Гомера, написал в своей статье «Станут потомки тебя благослóвить?», посвящённой переводу Максима Амелина первой песни «Одиссеи», следующее:
«Представим себя афинянами классической поры: «Одиссея» отстоит от нас на три века, многие гомеровские слова продолжают использоваться в разговорной речи, но некоторые выражения отражают микенскую или даже индоевропейскую древность в том смысле, что они не были вполне понятны уже Гомеру! И как это прикажете переводить на русский, если разрыв между «брашна» и «жрите» гораздо меньший, чем крайние точки гомеровского разнообразия?»
Так В. Файер оправдывает употребление в переводе М. Амелина как современных слов, так и старинных старославянских слов, давно вышедших из употребления. Мимоходом отметим, что до Амелина так поступал не только Гнедич, но и другие переводчики (кто умышленно, а кто невольно). В общем-то, Гомера трудно перевести иначе. Здесь же заострим внимание на одной фразе Файера. Он замечает:
«некоторые выражения отражают микенскую или даже индоевропейскую древность в том смысле, что они не были вполне понятны уже Гомеру!»
Это утверждение вызывает сомнение. Я говорю о последней его части. Несмотря на то, что «Одиссея» и «Илиада» отстоят «на три века от классического грека», а события, описанные в поэмах, отстоят от самого Гомера ещё веков на пять, как утверждают гомероведы, тем не менее вряд ли Гомер при создании своих поэм мог использовать слова и выражения, смысл которых был ему «не вполне понятен». Думается, что это невозможно в принципе.
Видимо, Файер хотел сказать, что многие слова и выражения «микенской или индоевропейской древности» уже во времена Гомера были «не вполне понятны» самому Гомеру. Это естественно. Так же, как мы можем не понимать значение некоторых слов, употребляемых триста, а тем более пятьсот лет назад. Но вряд ли Гомер вставлял в свои поэмы слова и выражения, значение которых сам не вполне понимал. Такое предположение абсурдно. Не мог же он создавать поэмы, вставляя в них (пусть даже изредка) слова, смысл которых не был ему понятен. Невозможно вообще правильно употребить какое-либо слово, в том числе и «брашна», если не знать его значения. И Гнедич не мог употреблять устаревшие слова и выражения, смысл которых был ему не понятен. Поэтому он хотя и использовал вышедшие из употребления слова для своего перевода, но вполне понимал их значение, и понимали его современные Гнедичу читатели. Иначе терялся бы и смысл употребления этих слов. Зачем, при переводе на современность вставлять слова, которые современники не могут понять? Вряд ли Гнедич стал бы так поступать. Он, конечно, искусственно состаривал свой перевод, но лишь до такой степени, которая позволяла его современникам понять смысл сказанного. Иначе это был бы перевод только для узкого круга историков лингвистики.
Поэтому Гомер просто не мог использовать для своих поэм слова и выражения, не понятные ему самому. Но тут возникает другой вопрос. Вопрос об авторстве. Ведь если поэмы Гомера исполнялись устно на протяжении долгих десятилетий, то понятно, что со временем при естественном изменении языка аэды вносили в них новые, более современные слова. И так из века в век. Далее, когда поэмы решили записать на бумаге (или пергаменте), писцы наверняка что-то тоже исправляли, подправляли под современный им язык, внося, возможно, довольно значительные правки. Потом, при очередной переписке поэм также могли происходить изменения текстов, намеренные или случайные, сделанные по ошибке. В итоге первоначальный текст Гомера (если он был) претерпел довольно сильное изменение. Так что говоря об авторстве Гомера, мы должны понимать, что не всё в его поэмах принадлежит именно ему. Хотя мне, как и многим, хотелось бы верить, что каждое слово в поэмах написано рукой великого Гомера, ну, или его умом.
Что касается переводов Гомера, то каким бы не был разрыв между стилистикой и значением слов разных эпох, переводчик просто обязан переводить произведение на стилистику своей эпохи, своего времени, если этот перевод не искусственная стилизация под старину. Вот при искусственной стилизации как раз и могут возникать, и даже неизбежно возникают слова из разных эпох. Отчасти так поступил Гнедич со своим переводом. Известно, что вопрос о стилизации возникал также при исследовании «Слова о полку Игореве». Некоторые исследователи полагали, что «Слово» всего лишь искусно подделано под старину. Но это была бы чистая стилизация, в отличие от перевода Гнедича. Тем не менее мы понимаем, что во времена Гнедча был всплеск интереса к истории как таковой. Возможно, на фоне этого интереса Гнедич и решил придать своему переводу характер старины.
Однако если произведение переводится на язык, современный переводчику, например, на русский язык ХХ века, то в переводе никак не может быть слов типа «брашна», слов, которые не встречаются ни в устной речи, ни в художественном или поэтическом письме ХХ века, не говоря уж о нашем, XXI веке. Такие слова могут употребляться только при нарочитых стилизациях под старину. Следовательно, говорить о том, что Амелин перевёл первую песнь «Одиссеи» на современный русский язык не приходится просто на том основании, что его перевод не соответствует современному русскому языку. В его переводе есть некоторая (частичная) стилизация и под Гнедича, и под старину, и есть как бы свой «амелинский» язык, что делает его перевод оригинальным, не похожим на другие, но не делает его современным. Но можно ли Гомера перевести на чисто современный язык? Думается, вряд ли. Без стилизации не обойтись.
