Презрительно взглянув на копис[1], я небрежно отбросил его в сторону. Тот гулко ударился об пол небольшого шатра. Престарелый раб Келос, прикрытый лишь тонкой набедренной повязкой, в этот момент завершал последние приготовления. Услышав стук, он удивленно обернулся и уставился на клинок. Его серые глаза, как и сверкающая лысина, смутно блестели в предрассветном сумраке. Густые седые брови напоминали ледниковые шапки гор.
«И как только ему не холодно? Это все жаркая минойская[2] кровь, не иначе!».
– Вы не возьмете с собой меч? – хрипло спросил он.
– Нет, – уверенно ответил я, поправляя бронзовый пояс.
«В утренних лучах он должен сверкать подобно лику самого Аполлона[3]».
– Но… господин… разве это безопасно? Ведь вы прибыли в Дельфы[4]…
– Да брось, – отмахнулся я. – Неужели не знаешь местного закона? – Раб промолчал, смущенно потупив взор, поэтому я продолжил. – Нельзя проливать кровь на священной земле. Это оскорбление богов. Кто мне здесь угрожает? Пифия[5]? – я злобно хохотнул.
– Боюсь я за вас, – пробормотал старик.
– Ненавижу здешний гадюшник! – злобно бросил я, не обращая внимания на его слова. – Знаешь ли ты, что однажды оракул повелела склониться перед персами?
– Нет, не знаю, господин.
– Разумеется, – хмыкнул я, – откуда тебе знать? Дельфы говорят только то, что выгодно им самим. Никакие боги свои слова в их уста не вкладывают. Я абсолютно уверен в этом. И моя, скажем так, слегка озорная авантюра лишь позволит в этом убедиться.
– Да, господин, – покорно промямлил Келос.
– Заканчивай поскорее укладку вещей, – я накинул на плечи пурпурный плащ. По утрам в горах Парнаса[6] было холодно. – Хочу убраться отсюда до полудня.
***
У входа в храм Аполлона, свод которого поддерживали белоснежные колонны из мрамора, меня встретил тощий жрец в фиолетовом хитоне. Его пытливые глаза внимательно рассматривали меня с ног до головы. От пыльных сандалий до пурпурного плаща, удерживаемого серебряным креплением на кожаном нагруднике.
– Дафидас из Пергама, – холодно представился я.
– Вам назначено? – сухо спросил жрец, выпуская изо рта едва уловимые клубки пара.
– Разумеется! А как иначе?
– На какое время?
Я скосил взор на восток. Первые лучи восходящего солнца уже окрасили небосвод в желтый цвет.
Мои уста подернула презрительная усмешка, но она тут же испарилась, когда я вновь обернулся к служителю храма Дельф:
– Сейчас – то самое время.
Жрец сощурил глаза, но спорить не стал, молча отступая в сторону и освобождая проход в зал Пифии, который тонул во мраке. Лишь свет от огня пары треножников освещал широкое пространство, контрастируя с тьмой и создавая ощущение чего-то тягучего и давящего. Можно даже сказать зловещего. Только меня трудно назвать впечатлительным.
Пифия находилась впереди, у противоположной стороны зала. Ее тело и лицо скрывала плотная накидка. Прорицательница не двигалась. Она сидела на мраморном полу, опустив голову на грудь.
Я сделал несколько шагов вперед. Массивная деревянная дверь позади с глухим звуком закрылась, оставляя нас наедине.
«Ну, как наедине? Я уверен, что в окружающем мраке скрывается пара-тройка телохранителей, оберегающих твой змеиный язык!».
Подавив резкий приступ гнева, я продолжил приближаться к прорицательнице, пока не услышал ее тихий властный голос:
– Что ты хочешь узнать, Дафидас из Пергама?
Я остановился.
«Жаль, не смогу увидеть твое перекошенное лицо, когда ты услышишь, ради чего я пересек Геллеспонт[7]».
Стараясь придать словам нотки сожаления (признаться честно, далось мне это нелегко), я обратился к голосу оракула:
– Я потерял своего любимого коня. Он очень дорог мне. Скажи, где мне его найти?
«Клянусь всеми сатирами, эта тварь только что вздрогнула! Или это просто плод моего воображения вперемешку с игрой света и тени?».
В зале повисла гнетущая тишина, прерываемая лишь треском поленьев в треножниках, да моим собственным дыханием. Наконец, не поднимая головы, Пифия ответила. Ее голос холодно и угрожающе пронесся по обширному залу, эхом отражаясь от стен.
– Ты найдешь своего коня.
«Разумеется, найду. Ведь он сейчас находится там, где ему и положено быть – жрет сено в стойле».
С наигранной надеждой я поинтересовался:
– Но где? Мне нужны подробности!
Однако вместо ответа до моих ушей долетел лишь повтор предсказания, который прозвучал еще более угрожающе:
– Ты найдешь своего коня.
Сил притворяться больше не осталось. Нутро переполняли гнев и отвращение.
– И это все? – я едва скрыл презрение в голосе.
– Твоя аудиенция окончена, Дафидас из Пергама.
Мое лицо перекосила гримаса ярости:
– О, Зевс-громовержец, это…
– Пифия сказала свое слово! – оборвала меня она. – Уходи!
Я почувствовал, как рот непроизвольно искажается в гримасе злобы, обнажая белые зубы. Резко развернувшись, я направился в сторону выхода. Мои спешные шаги эхом разносились по пустому храму Аполлона.
***
– Представляешь? – с нотками издевки в голосе закончил я свой пересказ рабу, когда наши лошади перебрались через очередной ручей, поднимая копытами в воздух фонтаны брызг.
– И что это значит? – спросил Келос. Ему было не по нраву это путешествие с самого начала.
– То, что я и предполагал изначально. Никаких богов в Дельфах нет. А Пифия преследует лишь собственные интересы. Как я могу найти своего коня, если даже не терял его? Вот он, – я похлопал любимого скакуна по мускулистому боку, – здесь, со мной.
– Верно, – пробурчал старик.
– Пустобрехи и обманщики! Лжецы и предатели! – я смачно сплюнул на грунтовую дорогу.
Келос никак не прокомментировал мою речь. Он вообще был немногословен. Мой отец говорил, что тот «угрюм и молчалив, как камень».
«Зато верен. А это самое главное для раба».
Солнце уже высоко взошло над горизонтом и неплохо припекало. Горный массив мы оставили позади и теперь передвигались по дороге. По обе стороны от тракта расстилались густые зеленые леса Фокиды[8].
Утерев пот со лба, я поинтересовался:
– Далеко еще до привала?
– Скоро приедем в одну деревушку – в получасе езды отсюда, господин.
– Хвала богам, – выдохнул я, – местная жара меня раздражает. Надеюсь, там найдется, где перевести дух и посмаковать прохладного вина.
– Не думаю, господин, – буркнул Келос.
– Да? Почему? – спросил я, с раздражением убивая комара на шее.
– Слишком малое селение, дабы иметь постоялый двор.
– Вот как, – доля разочарования прозвучала в моем голосе. – Что это за селение?
В ожидании ответа, я отстегнул от седла бурдюк с водой и поднес к губам. Его содержимое уже успело нагреться и теперь имело мерзкий тухловатый привкус.
– Иппос, – ответил раб.
Я вздрогнул и поперхнулся водой.
Часть жидкости вылилась изо рта, окропляя темными пятнами кожаный нагрудник:
