Воспылал алым маком закат,
В небесах красивая картина!
Такую бы не написал Рембрандт,
Или Ван Гог; тут неземная сила.
Творец миров даёт её увидеть
Тем, кто развивает свой талант;
Художник – не пассивный зритель,
Он, как Творец, и должен создавать.
Познайте тайну света и теней,
И с нею жизнь войдёт в полотна ваши.
В талантливых картинах есть та дверь,
Которая ведёт сознанья наши
В реальность образов; открытыми всегда
Должны быть эти чудные врата,
И лишь тогда в ваш мир найдут дорогу
Все те, кто с восхищеньем у холста,
Замрут. Художник ближе к Богу
Становится, когда смог написать
Творение своё в палитре вдохновенья;
Когда всё то, что он хотел сказать,-
Звучит как музыка. В изображеньях
Великих мастеров симфонии играют,
Мы сердцем слышим их; духовными очами
Зрим красоту необычайную… И вы
Стремиться к высшему должны
В изобразительном искусстве;
Но, высоко парят орлы,
А воробьи напрасно бьются.
От плевел зёрна отделить
Смогу сегодня; остаются
В школе у меня лишь те,
Кто закат создать сумеют,
А не срисовать. За дело!
Так сказал наставник
Ученикам своим.
Три дня закат писали
На холстах они.-
Последний сей экзамен
Надо сдать всем им,
Чтоб в школу рисованья
В Париже поступить.
Самое престижное
Заведенье там,
И строгость наивысшую
К студентам мастера
Применяют; загружают
Так, что силы быстро тают
У всех тех, в ком нет таланта.
Остаются лишь атланты.
Ярким был закат на небе,
Но он тусклым выходил
У студентов на мольбертах,-
Кто-то слишком много лил
Воды, а кто-то густо мазал.
Лишь семеро из двадцати
Выделялись, – как-то сразу
Удавалось им найти
Пропорции, цвета и тени,
Подходящие к их цели.
И был средь этих семерых
Студент по имени Рено;
Он работал за двоих
Над собой, но до сих пор
Не так цвета производил,
Как требовал того учитель.
(Часто спорили они.
"Ты вечно будешь, как любитель!
Что-то дикое в твоих
Картинах… А что, и не пойму.
В общем, стилю твоему
Нету места в нашей школе!
Не исправишь, – прогоню!
Я тобою недоволен." -
Так учитель своему
Подопечному твердил,
Но всегда его ценил
Выше остальных студентов,
И как раз, за буйство цвета).
И сейчас Рено всё так же
Не менял своей манеры,-
Жёлтый, алый и оранжевый,
Ярко красный, и даже серый
С фиолетовым пошли
На создание заката.
Всею силою души
Рено хотел придать характер
Небу, солнцу, облакам;
Но чего-то не хватало.
И тогда он нож достал,
Палец полоснул им, – в алый
Цвет добавил крови;
И услышал, как играют
Эти самые симфонии,
О которых рассказал им
Их наставник. В полотне
У Рено взыграл оркестр!
Музыка небесных сфер
Зазвучала! Лик кровавый
Солнце миру показало!
Потрясающее чувство
Отразилось на холсте,-
Страшно, весело и грустно
Одновременно; во всей
Картине мрак безумства
И свет мудрости смешались;
Смех и стоны раздаются,
Горе переходит в радость!
Хаос и порядок рядом;
Всё доступно слуху, взгляду
Внутреннему. Сила есть
На картине; воля здесь,
Словно море, разлилась,
И в нём огнём пылает страсть. -
Можно было б так сказать;
Словами то не описать.
Учитель просто онемел,
Когда картину ту узрел.
Поступил Рено учиться,
Но вскоре был, увы, убит
В кабаке, (там веселиться
Он любил, – не усидит
За столом своим спокойно,
А пойдёт всегда буянить.
Так и получил по горлу
Он ножом; кровь не уняли).
Мастер очень был расстроен.
"Эх, зачем ему талант
Дали боги? Горе! Горе!
Но сам он в этом виноват;
Абсентом погубил себя,
Постоянно пьян бывал,
Вот и задремал в итоге.
Се предсказуемый финал.
Бродяга на большой дороге,-
Вот, кто был он; но писал
Хорошо! Картину я,
Пожалуй, у себя оставлю.
Если бы была семья
У него, тогда б мамане
И папане подарил…" -
Так наставник рассудил,
И повесил полотно
В зале, прям под потолок.
Часто он любил смотреть
На творение Рено.
"Непонятно, как он смог
В краткий срок так овладеть
Цветом, тенью?.. Видит бог,
Что и я так не сумею.
Да, пред нами был бы гений
Через пару лет… Но что
Же есть в этой картине
Такого, что никак увидеть
Не могу я?.. Дёрнул чёрт
Напиться этого Рено!
А не то, такое б миру
Наша выставка явила!"
Первые недели две
По душе была картина
Учителю. Всегда везде
О ней, с восторгом, говорил он
Своим знакомым; всех гостей
Скорее заводил он в зал,
И там порой по два часа
Осанну живописи пел.
Кисть художника-творца
Он сравнивал с пером поэта:
"Красота сия под стать
Дворцам! Нигде вы больше это
Не увидите. Лишь в Лувре
Есть подобные шедевры."
– Что-то, сударь, вы загнули.
Странная картина, нервная…
(Так обычно отвечали
Мастеру), но он ни мало
Не смущался: "Не поймут
Дилетанты! Им бы плуг
Да топор, а не мольберт.
У них чутья к искусству нет.
Прекраснейшее полотно!
Я хорошо украсил дом."
Но потом восторг прошёл,
Появилось беспокойство.
То ль напуган, то ли зол
Стал художник, – не смеётся
И не шутит так, как раньше,
А всегда в унылом, мрачном
Настроеньи пребывает.
Что-то сердцем ощущает
Он недоброе, и это
Как-то связано с сюжетом
Той картины. Плохо спать
Стал наставник; он во снах
Ярких видел кровь-закат,
И, с диким криком, по ночам
Просыпался потный, бледный.
И днём, увы, не видел света,
Всюду был кромешный мрак;
Тоску, тревогу, жуткий страх
Ощущал преподаватель,
На закат кровавый глядя.
"Боже правый! Чертовщина!
Надо продавать картину!
Её с руками оторвут;
Не зря нахваливал я тут
Мастерство Рено… Ух, дьявол!
Действительно, шедевр создал он…"
В воскресный день пришли в усадьбу
К наставнику три покупателя,
Но покупать они не стали, – ограбили.
Ножами острыми, как скальпели,
Зарезали они его; закат оставили
Кровавый на стене и на полу.
Но и грабителей отъявленных
Убили вскоре, потому
Что о картине той узнали,-
Где б она не побывала,
Везде ножами рисовали
Разбойники закат кровавый.
"В китайской притче говорится,
Что, коль речная рыба сом
По водопаду вверх стремится,-
В дракона превратится сом.
Усердней надо вам учиться.
Кто с дисциплиною знаком,
Тот своего всегда добиться
Сможет. Резче кулаком,
На выдохе рази, Смирнов!
Так, чтобы от каждой мышцы
Импульс шёл к Петрову в лоб.
Спокойней будь, ты суетишься.
Каждое своё движенье
Сотни, сотни раз подряд
Повторяйте, и уменье
К вам придёт. Я очень рад,
Что сегодня вы трудились.
А теперь, все поклонились…
Завтра ката повторять
Будем; подготовьтесь дома.
А сейчас я рассказать
Вам хочу одну историю."
– Про Китай? "Нет, про Японию."
Престарелый самурай
Харакуми Мураками
Отошёл от дел, и стал
Жить в горах. Искал он
Истину в уединении.
Днём он слушал, с упоеньем,
Пенье птиц; а вечерами,
В хижине своей, с волненьем,
Записывал воспоминанья
В толстый свиток. Вдохновенье
Частым гостем было в доме
У отшельника седого,-
Рядом с прозой ловко хокку
Сочинял он; в изумленье
Духов горных приводил,
(С ними самурай дружил;
Постиг душою просветленье
В одиночестве своём.-
В дракона превратился сом).
Год за годом жил один
Харакуми Мураками.
С гор спускался он в долину
Лишь за рисом. Люди знали,
Что старик был просветлён,
И в ученье предлагали
Детей своих ему, но он
