ГЛАВА 1
…Димитрий знал, что он почти умер.
Он был как бы и в теле своем, странно и пугающе неподвижном, и вовне. Он чувствовал, как это тело ворочают, укладывают, пытаются согреть силой, но та уходит в дыру, которой является он сам.
Он пытался дышать.
Но получалось плохо. Сердце то неслось вскачь, то, споткнувшись, замирало, и Димитрий понимал, что очень скоро оно остановится.
А потом…
Стало больно.
И плохо.
И кажется, он кричал, только никто не слышал, кроме, пожалуй, свяги. Он зацепился за взгляд льдистых ее глаз и запутался в нем. Он хотел вырваться, ибо взгляд обещал покой, а Димитрий покоя не желал… и он рвался, рвался.
А потом свяга отпустила.
И к нему вернулась возможность дышать, а с нею и видеть. И то, что он увидел, ему совершенно не понравилось.
- Вас спасаем, - ответила рыжая, вытирая рукавом щеку. Рукав был пыльным, щека грязной, а рыжая… донельзя расстроенной.
- Спасибо…
- Лежите, - Одовецкая разминала руки. – Я срастила кость и постаралась вычистить кровь, но… лежите… все же мне пока до бабушки далеко, и вообще… подобные раны, чтоб вы знали, считаются смертельными. И вам просто повезло.
Тихо усмехнулась свяга, сворачивая покров призрачных крыльев. И взгляд ее потеплел. А Димитрий попытался было сесть, но понял, что не способен и пальцем пошевелить.
- Я же говорила, что они сразу вскочить пытаются. Лежите, вам еще сутки шевелиться нельзя, если вы выжить хотите.
Выжить Димитрий хотел. Но вот…
- Лешек…
Надобно было позвать кого-то, но кого… и как… и…
- Снежка, он теперь более-менее стабилен. Сумеешь перенести?
И вновь задрожали, расправляясь, полупрозрачные крылья. И раздалась ткань мироздания, пропуская ту, которая принадлежала обоим мирам.
…долго ли, коротко ли…
…в темном небе мгла носилась… и Лешек с нею вместе. В какой-то миг сила признала его, обняла ласково, понесла по-над миром. Она растянулась радужным мостом от Северных врат, от мрачных лесов кедровых, до кипящего Южного моря. И Лешек с нею пил горькую воду, носился меж пухлых облаков, чтобы после нырнуть в глубокую смоляную яму.
Он заглянул в Гнилополье, иссушенное, изломанное.
Он связал разорванные нити, не возрождая мир, но давая лишь малый шанс.
Он побывал на дне Изрючьей бухты, где все еще умирали корабли, пусть и затонувшие много лет тому. Он подобрал утопленников, больше не имело значение, смутьяны они ли те, кто держался клятвы. Он подарил им покой.
Он…
…вернулся.
Арсинор пылал разноцветьем огней, и это было прекрасно. А небо, будто подхвативши краски, наполнялось алым. Стало быть, рассвет недалече… и надобно спускаться. Сила, услышав его желание, покорно спустилась, хлестанув напоследок небо плетью ветра.
Загудел небосвод.
Полыхнул огнем ярким, грохотом отозвался. Вздрогнул Арсинор, того и гляди провалится сквозь землю, но ничего, устоял. А Лешек удержался на широкой конской спине. И сила ушла сквозь землю, просочилась сквозь камень, который блеснул золотыми искрами скрытых кладов. Полозова кровь потянулась к ним, да Лешек устоял.
После соберет.
Коль нужда выйдет.
Сила же, оказавшись в зале, загарцевала, закружила, да и встала, точно вкопанная. Только ишь, ушами прядет да косится глазом огненным.
- Спасибо, - Лешек провел ладонью по горячему боку. – Ты ж моя красавица… умница…
Он спешился и не без опаски убрал руку, но сила крутанулась, рассыпаясь темным дымом, а дым обернулся пеплом, и тот, соленый, осел на коже, на одеже, на губах.
Вот тебе и…
…князя уложили на Лизаветину постель. Выглядел он, к слову, препоганейше. Нет, он и в прежние-то времена, следует сказать, красотой особой не отличался, а теперь и вовсе.
Кожа серая.
Глаза запали.
Только нос клювастый торчит, да волосья в разные стороны. А глаза посверкивают грозно.
- Надо… - он попытался встать, но Одовецкая не позволила. Прижала руку к груди и, поморщившись, признала:
- Надо целителя позвать…
- А ты кто? – Таровицкая сняла с платья паутинку.
- Я целитель, только… - Аглая вздохнула и, погрозивши князю пальцем, добавила. – Я ж теорию знаю, а практика, она другая. Думаешь, мне там было, где практиковаться? В монастыре редко приключается что серьезное. С простудами вот шли, с переломами, а у него, между прочим, повреждения мозга.
- Лешек… надо… - князь руку стряхнул и сесть попытался, впрочем, тут же растянулся на постели с преблаженною улыбкой.
- Что ты сделала? – Лизавете было тревожно, и за князя, и за наследника, который, верно, остался в подземельях, иначе зачем князь туда так рвется?
И стало быть, надо сообщить, но кому?
- Папеньке скажу, - Таровицкая ладонью пригладила встрепанные волосы.
- Погодь, - Авдотья с видом презадумчивым на револьвер уставилась. – Я с тобой. Не дело это, нынешним часом в одиночестве гулять.
И Солнцелика не стала противиться, кивнула и поинтересовалась:
- А второй где?
- Не знаю… потерялся, наверное… - Авдотья нахмурилась паче прежнего. И Лизавета тоже…было этакое ощущение некоторой неправильности.
- Сила его позвала, - Снежка стояла у окна, обняв себя, закутавшись практически в белые крылья. Полупрозрачные, они спускались до самой земли, и говоря по правде, гляделась Снежка жутковато. Ныне в ней, может, вовсе не осталось человеческого. Черты лица и те заострились, вытянулись, и того и гляди, ударится оземь да и обернется лебедем. – Он и пошел… с силой управится, значит вернется.
- А если нет?
- Никто ему не поможет, - она смотрела в окно.
И Лизавета глянула.
Небо было… алым? Аккурат, что шелковый платок, который папенька матушке подарил. И молнии расползались, что шитье золотое… надо же, ни тучки, а туда же, молнии.
- И все-таки сказать надо, - Таровицкая перебросила косу за спину. – И целителя, раз уж такое дело…
- Бабушку…
- Хорошо.
Они вышли, а Лизавета… она просто желала убедиться, что князь дышит. Села рядышком, взяла за руку. Холодная какая. И тяжелая. Да и князь не легонький, всего-то пару шагов надобно было сделать, а едва сумели. Пока еще на кровать положили.
По ладони линии расползаются.
И Лизавета их гладит.
Как тетушка там учила? Линия жизни… вот она, тонкой ниточкой протянулась ажно на запястье, значит, жизнь князю суждена долгая. И впору порадоваться, только как-то все одно страшно. А вот холм Венеры, ромейской богини, которая за любовь отвечает. И еще одна линия под ним, сердечная, ишь, толстая какая, глубокая. Тетушка всенепременно увидала бы в том знак особый, а вот Лизавета только на руку и способна пялится.
…дышит.
Ровно так дышит, спокойно… и неприлично разглядывать спящих мужчин, однако Лизавета не способна взгляда отвести. Вот морщинки на лбу. И родимое пятнышко под левым глазом, смешное, будто мушку князь наклеил по старой моде. Пятнышко тянет потрогать, но это уж и вовсе…
