Люк, 2021
Осенний вечер незаметно прокрадывается в мою квартиру через приоткрытую дверь. Прохладный ветерок начинает мерить шагами небольшую прихожую, как будто это он тут хозяин. Да, пора тёплых свитеров и шерстяных носков всегда наступает здесь быстро и почти нагло. Не успеваешь моргнуть, как она уже прогнала лето и собралась вломиться в дом. В такие дни только и остаётся повыше натянуть воротник и спрятать руки поглубже в карманах. Кто мы такие, чтобы состязаться с ней?
Стоя перед зеркалом, я потуже затягиваю пояс на пальто и на всякий случай беру с собой перчатки. Послушно дождавшись меня у двери, чемодан радостно гремит колёсиками в лифтовом холле, пока я качу его за собой.
Стоит мне выйти на улицу, как солнце тут же ныряет за тучу. Ветер хлещет в лицо, раскидывая по сторонам отросшие до плеч кудри. Вообще-то я никогда не планировал отпускать волосы. Они у меня вьющиеся, и я думал, что будет слишком сложно ухаживать за ними. И я был прав – мне приходится изрядно помучаться перед тем, как уложить их, зато какой бывает результат! Друзья из университета говорили, что мне давно было пора сменить имидж. Что ж, я рискнул – и не прогадал.
Откуда близкие знают, как будет лучше? И почему мы прислушиваемся к ним так редко?
Пятая авеню сегодня в ударе. Куда ни посмотришь, всюду народ. И почему людям не сидится дома в такой холод? Бр-р-р. Я медленно перехожу улицу, любуясь потускневшими аллеями Центрального парка, и направляюсь прямо к припаркованному такси. Серые тучи отражаются в окнах небоскрёбов. Я задерживаю на них взгляд, и… Не то чтобы мне не нравилось в Нью-Йорке, просто этот город точно не для меня. Я с детства жил рядом с цветущим садом и рекой, среди широких британских полей, и смена провинции на мегаполис, где в воздухе смог, а в небо вместо деревьев устремлены бетонные штыки, стала для меня серьёзным ударом. Идея переехать из Хантингтона в Нью-Йорк впервые возникла у Лиама, и ему удалось быстро уговорить Сару. Мы оставили в Великобритании бабушку с дедушкой, но это не проблема: я всё равно навещаю их несколько раз в год, и они этому несказанно рады. Да, здесь есть огромный парк, по которому можно бродить часами, и чудесная река Гудзон, иногда льют дожди и светит солнце. Но Нью-Йорк, каким бы он ни был, никогда не заменит мне маленький Хантингтон на севере Англии. Воспоминания о доме согревают меня лучше чашки чая. Наверное, даже сейчас там цветут одуванчики и дует тёплый ветер.
Молодёжи там делать нечего, но… только на первый взгляд. Всё меняется, когда вы знакомитесь с Кэтрин. И жизнь делится на «до» и «после».
Пока я складываю чемодан в багажник такси, начинает моросить. Улица как по щелчку пальцев скрылась под сотней носящихся туда-сюда зонтиков. Ветер срывает с Центрального парка последние листья и уносит их на юг, в сторону ближайшего Хилтона. Водосточные трубы гудят после долгого молчания. Закрыв багажник, я торопливо запрыгиваю на заднее сидение, и мы берём курс на аэропорт.
– Ну и погодка, – бормочет водитель себе под нос, когда в небе сверкает раскат.
Я и сам когда-то терпеть не мог грозу. Что может быть хорошего в том, чтобы мокнуть под дождём? Но теперь, когда я оставил свои шестнадцать далеко позади, мне хочется заново встать под ливень; хочется прокричать всему миру, что я ничего не боюсь; хочется влюбиться в Кэтрин, как тогда, много лет назад.
Кэтрин научила меня любить грозу. Она разорвала сковывающие меня цепи страха так легко, как будто это были нитки.
До встречи с Кэтрин я видел мир вокруг себя, после – только в ней.
Я закрываю глаза и в который раз начинаю вспоминать, с чего всё началось.
Кэтрин, 2016
Я взяла фамилию своей бабушки, когда мне было не больше двух лет. В нашей семье это никогда не обсуждалось, и я считала, что так и должно быть. Меня звали по фамилии Лонг, а маму – Гофман, но мне не казалось это чем-то из ряда вон выходящим. Я просто глупо улыбалась, когда взрослые переводили взгляд с мамы на меня и обратно. Да, миссис Гофман хорошо делала вид, что всё в порядке, чтобы у девятилетней дочери не возникало вопросов. Как она любит говорить, всё сложилось «наилучшим образом», но непонятно, для кого. Сейчас мне шестнадцать, и у меня всё по-прежнему. Каждый раз, когда фотограф обращается ко мне, я почти не задумываюсь о своём отце. Об отце, которого я никогда не знала.
Я была глупой, но не настолько, чтобы думать, что его просто не существовало. Если была миссис Гофман, значит, был и мистер Гофман. И, если мама не хотела мне рассказывать о нём, я должна была сама узнать правду. Любопытства мне было не занимать, поэтому я так загорелась этой идеей, что перерыла все ящики в поисках фотографии и даже нарисовала себе бороду черным фломастером, чтобы одним глазком посмотреть на папу в отражении. Правда, мама не поддержала эту идею, так что уже через пять минут я растирала лицо мочалкой. Огонёк был потушен, но не навсегда.
Я знаю, что не навсегда.
– Мисс Лонг, улыбка! – рявкает фотограф.
Интересно, она вправду такая же, как у отца?
– Извините.
Иногда кажется, что меня вечно будут заставлять перевоплощаться из волка в Красную Шапочку. И всё ради какого-то портфолио, которое откроют всего раз в середине лета! В лучшем случае вся эта многочасовая пытка окажется в дальнем ящике стола, если не в мусорном ведре. Я заметила, что всё чаще задаю себе один и тот же вопрос: действительно ли это жизнь, о которой мечтала я?
Но, когда твоя мама – Вивиан Гофман, остаётся только смириться. Стоя в дверном проёме, она смотрит на меня так, будто это я подсыпала ей соль в капучино на прошлой неделе. Я старательно делаю вид, что не заметила её, но сердце в груди стучит предательски громко. Не важно, о чём мечтаю я – важно, о чём мечтает она.
Но теперь я сомневаюсь, что она получит за меня ещё хоть цент.
Когда фотосессия заканчивается, я молча беру у неё кофе, и мы выходим на улицу. Я наконец набираю полную грудь. По-летнему душный воздух немного обжигает лёгкие. Так бывает перед грозой, когда Хантингтон накрывает тучами. Кажется, что на город вот-вот обрушится ливень.
– Ты работала не в полную силу, – замечает мама.
Я отвечаю, не поворачиваясь:
– По крайней мере, я старалась.
– Стараться недостаточно, чтобы иметь контракт, – её тон заставляет меня напрячься. – Нужно быть лучше всех.
Мне хочется возразить, но я успеваю прикусить язык. Бестолку доказывать, что я и так лучше всех, что есть и те, кто не проходил всего из-за одного жалкого критерия, и бла-бла-бла. Да, всё закончится именно этим глупым бла-бла-бла, заменившим бы маме весь ответ. Ведь пока я не свожу всех с ума, как Мэрилин Монро, мне есть, к чему стремиться.