Вероника
Укрывшись
в тени старого тополя, я ждала открытия аптеки. По-хорошему, открыться она
должна была уже несколько минут назад, но отпускающая препараты девушка всё ещё
не появилась. Тётя Лена всегда приходила вовремя, но проблема заключалась как
раз в том, что в её смену я сюда бы не сунулась. Мама одной из моих бывших
одноклассниц, она бы не постеснялась задать пару неловких вопросов, а потом… О
том, что я связалась с богатым взрослым мужчиной знала уже каждая собака. О
том, что он снял мне квартиру – тоже. Детали разнились, а суть оставалась
прежней: любовница влиятельного денежного папика.
Наконец
у аптеки появилась высокая полная девушка. Я её не знала. Надеюсь, и она меня
тоже. Выждав пару минут, я собрала в кулак решимость.
—
Всё равно придётся это сделать, — шепнула, подбадривая саму себя.
Но
зайти в аптеку не успела: меня опередил мужчина и две женщины. Пришлось
подождать ещё немного.
Перебирая
в кармане ветровки монеты, я обдумывала, куда ещё могу попытаться устроиться на
работу. Все предыдущие попытки провалились. Со мной даже не разговаривали –
просто отказывали. Причина была та же – слухи. Кому здесь захочется наживать
себе проблемы? А от любовниц влиятельных папиков проблемы быть могут. И плевать
всем в этой поганой дыре, что никакая я не любовница! И что мне нужны деньги,
тоже плевать.
Переговариваясь,
из аптеки вышли вначале две тётки, потом мужчина. Поправив на переносице очки,
он посмотрел на часы и быстро пошёл к припаркованному у обочины автомобилю.
—
Надеюсь, никого больше не прижмёт, — зло процедила, как только он сел внутрь.
Злость
осталась единственным доступным мне чувством. Ещё боль, грусть, отчаяние и
любовь. Но их я себе запретила. Особенно любовь. Что толку от любви, если она
не нужна? Герману моя любовь всё равно что колесо от разбитой шестёрки иномарке
премиум класса. А мне зачем эта любовь?!
Подойти
к окошку я решилась не сразу. Прошлась вдоль витрины, глянула на дверь.
—
У вас есть гематоген? – спросила, заставив продавщицу оторваться от телефона.
—
Сорок два рубля, — на прилавок шмякнулся батончик.
—
Хорошо. Ещё анальгин и тест на беременность.
—
Какой? – она подняла взгляд.
—
На ваше усмотрение. Главное, чтобы был надёжный и насколько можно недорогой.
Не
знаю, как со стороны, самой мне казалось, что я мямлю. Неспешно девушка ушла к
полкам. Выдвинула одну, за ней другую.
—
Возьмите этот, — коробочка легла рядом с батончиком гематогена.
Дверь
скрипнула, в аптеке появилась женщина с ребёнком. За ней зашла ещё одна.
—
Или могу предложить…
—
Я возьму этот, — поспешно. – Сколько с меня за всё?
Расплатившись,
я сгребла покупки в пакет и, ни на кого не смотря, вышла на улицу. Выдохнула,
только оказавшись на порядочном расстоянии от аптеки. Теперь домой, а там…
Первые
три недели всё шло своим чередом. Слёзы, попытки устроиться хотя бы
посудомойкой или уборщицей. Сад, дом… А ночью бесконечные мысли о Германе,
сметающие подобие чувств к Кеше, в которых я себя пыталась убедить. Пару раз он
уговорил меня сходить с ним в парк прогуляться. И я… Я согласилась. Нужно было
продолжать жить дальше. Жить реальностью, а не сказками и мелодрамами. Это
только в кино случается красивый финал.
Тест
лежал на столе прямо передо мной, а я ловила себя на мысли, что не хочу. Не хочу ничего знать. Сидела напротив и, чем
дольше смотрела на него, тем яснее понимала это. Можно же, в конце концов,
уверить себя, что ничего не случилось и жить. Месяц, два, а то и три. Какая
разница? Ведь убедила же я себя, что мы с Кешей можем попытаться. Убедила…
Губы
сами собой искривились. Вздохнув, я схватила коробку и пошла в ванную. Папа
всегда говорил, что я смелая. Так чего теперь прятать голову? Бегло прочитав
инструкцию, сделала так, как было написано и стала ждать.
Воспитательница
скинула в группу в мессенджере сегодняшние рисунки. На рисунке Платона нас было
трое: напоминающая меня криворукая фигура с жёлтыми волосами, маленькая – с
ёршиком на голове и третья, самая высокая. Тут он старался особенно: брюки,
пиджак. А рядом – большой чёрный внедорожник, больше похожий на танк или, в
данном случае, маршрутку. Но какая разница, если суть одна?
—
Ненавижу тебя, Вишневский, — отчаяние прорвалось. Оно всегда прорывалось в
такие вот моменты. А за месяц их было немало. – Ненавижу, — откинула телефон и
заставила себя посмотреть на тест.
Одна
– яркая, вторая…
Судорожный
вдох. Пыталась дышать, но воздуха не было. И пустота, появившаяся в утро, когда
Герман наотмашь хлестнул меня правдой: я ему не нужна, стала невыносимой.
Вторая
бледно-лиловая. Бледно-лиловая полоска, не оставляющая сомнений.
—
Зачем ты это? – коснулась живота. Кого спрашивала – не знала сама. Себя ли,
Германа или то крохотное существо внутри, которое было никому не нужно, как и
я. – Ну зачем? – сквозь слёзы.
Зарычав,
я схватила тест и сжала. Запрокинула голову, пытаясь не дать волю слезам.
Ненавижу. Как же я его ненавижу! Будь он проклят! Да лучше бы… Лучше бы я в тот
день умерла, чем встретила его. Мужчину, до основания разрушившего мой мир и
разбившего сердце.
Слёз не было. Наверное, если бы меня прорвало, стало бы легче.
Всё, что делала, я делала в полузабытье. Как кукла с чётко заданной программой погладила и разложила вещи Платона, приготовила ужин. А потом дела вдруг кончились…
Осмотревшись, я нашла себя на едва ли не до блеска вылизанной кухне с рулоном бумажных полотенец в руках. Сжала их и сделала глубокий вдох – должно быть первый за последние несколько часов. По квартире разливался аромат творожной запеканки. Какого лешего?! Почему я не сделала курицу или картошку?! Почему запеканка?! Ещё и пиала со сгущённым молоком на столе…
Горло всё-таки предательски сжалось, но не успела я расклеиться, молчавший почти месяц домофон ожил. Вместе с ним беспокойно заколотилось глупое сердце. Наивная надежда встрепенулась быстрее, чем я успела резануть её по крыльям ещё лежавшим возле раковины ножом.
Герман был последним, кто стал бы звонить в домофон. Если бы он решил вернуться, он бы сделал это иначе. Он бы… Он бы просто вошёл в эту проклятую дверь, в эту проклятую квартиру и… И сделал бы всё, что захотел. Как захотел. Но только в том случае, если бы захотел.
— Лёня? – сняв трубку, неуверенно спросила я.
Кретинка! Ведь я надеялась до самого последнего момента. Знала, что это не Герман и всё равно надеялась. Но что это окажется старший брат… Вот этого я не ждала совсем.
— Открой, — он шмыгнул носом. – Открой эту дверь, Ника, чёрт тебя дери.
— Нет, — с решительностью, которой во мне не было. – Зачем ты пришёл?
