В избе гремел раскатистый мужской хохот:
– Ай, да девка! Ай, да разумница! А ну-ка повтори, как тебя зовут?
Девочка с любопытством рассматривала незнакомого усатого мужика. Мама сказала, что это деда приехал к ним в гости и гостинчика привёз: ситчик на платье, рубль серебром да леденчик на палочке. Но, только не отдавал его внучке, дразнил:
– А ну, скажи: Аннушка! Ан-нуш-ка!
– О-нюф-ка, – повторяла девочка почти со слезами, – Онюфка.
– Папань, да отдай ты петушок. Ну, не получается у нее пока! Да и мы с Ваней привыкли её Онюшкой звать.
Дед, наконец, отдал леденец, и девочка радостно заскакала козой по дому.
***
Зимины жили не бедно. Коровка, лошадка, сыто похрюкивала свинья супоросая в сарае, овец с десяток, утки, куры, гуси без счёта. Рожь да пшеница в амбаре, мешки с мукой – всего в достатке.
Дочка Аня была долгожданной, прежде никак детки не получались у Ивана и Ольги. Только через четыре года забеременела молодая. Девочка родилась здоровенькая, росла быстро, родителям хлопот не доставляла. Мать с отцом нарадоваться на неё не могли. Грамоту выучила еще лет в пять, за дедом всё бегала: «Деда, какая буква?» И слова складывала из палочек.
Отец дивился:
– Ох, ты, Онюшка, и вострушка! Мать твоя и половины буков не знает, деньгам счет почти не разумеет, а ты вон как ловко до десяти считаешь.
Он гладил девочку по русой головке, потом целовал в макушку. А Ольга радовалась: пошла дочка в отцову породу умом, а красоту от матери взяла и ещё кое-какое умение.
***
Иван Ольгу разглядел ещё девчонкой сопливой. Поехал в соседнее село Репьи с зерном на мельницу, там и приметил её. Высокая, крепкая, с русой косой по пояс. Глазищи синие, как взглянула на Ивана – сердце замерло. Пока работники зерно с телеги к жерновам таскали, Иван у них всё про девчонку выведал. Звали синеглазку Ольгой, была она единственной дочерью мельника Потапа. Отец в ней души не чаял, баловал безмерно. Евдокия, супруга Потапа, после того, как мёртвого ребёночка лет 5 назад родила, умом тронулась, и бродила по селу расхристанная и босая, качая на руках тряпичную куклу и напевая ей колыбельную.
После той встречи с Ольгой Иван под любым предлогом старался оказаться в Репьях, чтобы хоть на минутку увидеть свою любушку. Он готов был хоть сейчас её посватать, останавливало лишь то, что годов ей было мало, и батюшка венчать бы их не стал.
Едва дождался Иван, когда девушка в пору вошла, и отцу сразу:
– Папаня, сватай за меня Ольгу, мельникову дочь.
– Сынок, да мала она еще. Пусть годок другой в невестах походит. Мало девок, что ли, в нашем селе? Любую посватай – рада будет за тебя пойти.
– Ольгу хочу, не нужна мне другая!
Делать нечего, заслали сватов. Потап Ольгу не хотел неволить: одна дочка единственная. Позвал её к накрытому столу, где румяная сваха нахваливала жениха. Сам жених сидел молча. Но на подошедшую Ольгу посмотрел так, что ту жаром обдало, и щёки зарделись.
– Молодая она еще у нас. Откажет – принуждать не буду. Что, Олюшка, пойдешь за Ваньку?
– Пойду, папаня, – быстро ответила девушка и покраснела ещё сильнее.
Так и сговорились. А на Покров и свадьбу сыграли, 16 лет Ольге исполнялось только на Введение, но батюшка, получив немного серебра на обустройство храма, молодых всё же обвенчал.
***
Свекровь невестку не гнобила, рада радёшенька была, что сын женился на девке рослой да крепкой. Смолоду сорвала Маланья спину, и годами всё труднее ей было по хозяйству управляться. Ольга же за любую работу бралась охотно, но многое ещё не умела. Свекровь её не бранила, а терпеливо учила всему, понимала, что невестка молоденькая совсем, да и при такой матери, что у Ольги была, неоткуда умениям взяться.
А свёкор вообще души не чаял в снохе – у Ольги дар был со скотиной общий язык находить. Бывало, не растелится корова никак, кричит в хлеву утробно, того гляди и сама околеет, и теленочка погубит. А Ольга зайдёт, пошепчет что-то на ушко коровке, погладит промеж рогов, бок коровий обнимет, глядь, и ожила кормилица, поднатужилась и телёночка крепкого и крупного родила.
Лошадь охромела – тоже беда не малая. Уже нарочно свёкор Ольгу зовет:
– Погляди, дочка, может, пособишь чем.
Оленька по ноге кобыле пробежит пальчиками, а та как будто понимает, терпит, не брыкается.
– Папаня, вы эту лошадь дня три не запрягайте, она жилу потянула. Я свила жилу ей, но надобно, чтоб зажило.
И точно, через три дня от хромоты и следа не осталось.
– Ох, и свезло с невесткой! Мало того, что работящая, так ещё и рука лёгкая. – Молилась, Маланья, перед образами, благодари Богородицу за сноху.
Вот только деток молодым бог никак не давал. Уж сколько Ольга плакала в подушку по ночам, сколько молилась Пресвятой Богородице Целительнице. Сколько просили они вместе с мужем ребеночка, молясь у иконы святому пророку Захарию и праведной Елисавете – беременность не наступала.
На исповеди пожаловалась Ольга батюшке Александру на долю свою, что деток нет четвертый год. Тот спросил сурово:
– Блюла ли ты себя для мужа? Не блудила?
Ольга аж испугалась:
– Блюла, батюшка. Да как же иначе-то можно!
– Ну, так и не печалься. Видно, у Господа на тебя свои планы. Не ропщи и жди смиренно. Родишь, когда время придёт – И размашисто перекрестил её: – Ступай.
После таких слов Ольга успокоилась и решила: «И правда, Господь испытывает нас с Ваней. Терпеть надо и ждать».
А после Троицы вдруг закружилась у неё голова на покосе, потемнело в глазах. «От жары, наверное», – подумалось. А свекровь сразу догадалась, почему сноху тошнит, да синие тени под глазами отчего залегли.
– Ступай домой, Ольгуша, да полежи. В тягости ты, сохраняй ребеночка, а тут мы и без тебя управимся.
Ходила Ольга беременной на удивление легко. И в положенный срок родила здоровенькую, крепенькую девочку.
Имя ей было подобрано заранее – Анна. Да только девчушка-вострушка упрямо называла себя Онюшкой. И так к ней это имечко пристало, что не сразу и вспоминали, как при крещении назвали.
Всё Онюшке было интересно.
– Деданя, а ты Псалтырь, зачем читаешь?
– Да вот, вишь, когда я его читаю, будто с Богом общаюсь, душу ему свою раскрываю. Не только жалюсь ему, но и восхваляю. Почитаю Псалтырь – и в душе опосля любовь, радость и милосердие поселяются. И защиту от темных сил получаю.
– Деданя, я тоже хочу любовь, радость и защиту. Это всё в буках? Научи букам и меня!
Смеялся дед, но буквам внучку научил. Бойко в слова она их складывать начала. А через год и Псалтырь скоренько читать стала, и Молитвослов.
Ольге буквы и цифры не давались, но она не печалилась. Молитвы на зубок знала, а большего бабе и не надобно.
От матери другую науку Онюшка перенимала. Как-то осенью пошла Ольга с дочкой в березнячок по грибы, а там зайчишка подранок притаился под кустом. Весь бок в крови, дышал часто и тяжело: то ли охотники подстрелили, то ли лиса подрала.
