Лондон, Англия
1817 год
Мэтью Стратмор, граф Уиттингем, изучал кусочки пазла, разбросанные по столу красного дерева, стоящему рядом с окнами его кабинета. Оконные переплеты по моде того времени были узкими.
Пазл в виде карты мира требовал всего его внимания и умения. Довольно хмыкнув, он закончил очередную часть и потянулся к кусочку, что мог оказаться как Сицилией, так и Сардинией, но тут в дверь постучали.
– Войдите.
– Милорд, к вам визитер.
Однако у стоящего в дверном проеме дворецкого в руках не было обычного серебряного подносика.
– Спасибо, Спенсер. Посетитель дал вам визитную карточку?
– Не дал. И не назвал своего имени.
– В таком случае у меня нет времени.
Граф придвинул к себе прислоненную к столу трость и оглядел стол, намереваясь еще какое-то время пособирать пазл, прежде чем сосредоточиться на более важных делах.
– Милорд?
Тон Спенсера заставил графа повернуть голову и с любопытством посмотреть на дворецкого:
– Да?
– Джентльмен попросил показать это, на случай, если вы откажетесь его принять.
Слуга шагнул вперед. На обтянутой перчаткой ладони лежал замшевый мешочек.
– Какого черта?!
Уиттингем выхватил мешочек у дворецкого и высыпал на стол его содержимое. У него мгновенно перехватило дыхание, настолько резко, что он даже не услышал зловещего звона часов в коридоре: слишком огромна была нахлынувшая на него волна воспоминаний.
– Немедленно пригласите его.
Дворецкий поспешно направился к двери.
– Поторопитесь, Спенсер, прежде чем джентльмен уйдет.
Уиттингем, хоть и с трудом, но успел взять себя в руки, прежде чем в кабинет вошел герцог Скарсдейл. При виде его губы графа раздвинулись в дьявольской улыбке. Уиттингем радостно заключил друга в крепкие объятия.
– Скарсдейл! Глазам не могу поверить.
Джентльмены разомкнули объятия, пожали друг другу руки, и десять лет разлуки испарились, будто их не было и в помине.
– Я тоже. Тебе лучше других известно, как я презираю этот город.
Это было напоминание о событиях, из-за которых Ландену Бекфорду, третьему герцогу Скарсдейлу пришлось уехать из Англии как можно дальше. Но Уиттингем решил не позволять воспоминанию омрачить встречу. Он был очень рад видеть старого друга и, невзирая на то, как относилось общество к необъяснимой добровольной ссылке Скарсдейла, не питал к нему неприязни или обиды.
Несколько секунд оба молчали. Потом Мэтью потянулся к лежавшим на столе карманным часам, сунул их в замшевый мешочек и с грустным вздохом отдал его другу.
– Спасибо.
В единственном слове прозвучало столько невысказанного!
Ланден положил часы в карман.
Мэтью оперся о стол и подбородком сделал другу знак садиться.
– Бренди? Или ты отрекся от этого яда? – спросил он, глянув в сторону шкафчика со спиртным. – Во время нашей последней встречи ты был мертвецки пьян.
– Не смотри на меня так. Тогда ты тоже был не в себе, – кивнул Ланден. – Кроме того, не ожидал же ты, что я утону в бутылке и буду оставаться на дне все десять лет?
Усевшись поудобнее, он окинул взглядом сначала левую ногу Мэтью, потом трость.
– У меня все в порядке, знаешь ли.
Мэтью не желал вдаваться в подробности, да герцог и не думал расспрашивать.
– Итак, почему ты вернулся?
– Поверенный передал мне герцогский титул и все наследство после смерти брата. Но Дуглас прибавил к завещанию чертово условие касательно его городского дома. Я сдавал его с тех пор, как покинул Лондон, но арендатор что-то натворил, и я больше не мог ждать, когда поверенные уладят неприятности. Хочу продать дом и навсегда распроститься с этим городом.
– С помощью поверенного ты, несомненно, сумеешь все решить, тем более что сейчас находишься здесь.
Мэтью направился к шкафчику с выпивкой.
– Возможно, у твоего брата имелась особая причина, заставившая его поставить такое условие. Я часто о нем думаю. Дуглас был хорошим человеком.
– Был.
Ланден коснулся пальцами кармана, где лежал замшевый мешочек.
Мэтью не хотелось воскрешать воспоминания о мертвых, и потому между друзьями на какое-то время воцарилось глубокое, тяжелое молчание.
– Итак, чем я могу помочь? Тебе негде жить?
Держа в одной руке бокал с бренди, в другой – трость, он уселся за стол.
– Приглашаю жить у меня, сколько захочешь или сколько понадобится. Буду рад компании.
Ланден наблюдал за жизнерадостным, как всегда, другом, и его терзало давно, казалось бы, забытое воспоминание. Он мог ненавидеть этот город, но каким бы добровольным ни было его уединение, ему не хватало общения с друзьями. Много лет он отклонял любые предложения, присылаемые в его загородное поместье, пока несколько еще остававшихся у него друзей не перестали требовать его присутствия. И в этом не было ничьей вины. Он дал понять, что не желает иметь ничего общего с высшим светом. Как только его дела с банком будут завершены, он собирался вернуться в Бекфорд-Холл и продолжать вести существование отшельника.
– Мне действительно нужно где-то жить. Спасибо. Чертовски трудная задача – держаться в тени, но надеюсь, получится.
Городской дом Уиттингема находился на Кливленд-роу, рядом с Пэлл-Мэлл: не настолько тихое место, какое предпочел бы сам герцог, но иного выбора не было.
– Сделай мне одолжение: никому не говори о моем появлении, – попросил Ланден.
– Заметано. Я предупрежу слуг. Им необязательно знать твое имя и цель приезда.
Мэтью откинулся на спинку стула, и Ландену на кратчайшее мгновение показалось, что он различил на его лице тень ухмылки.
– Возможно, и ты сделаешь ответное одолжение.
Друг даже в детстве отличался проницательным умом. Ланден не смог бы отказать ему ни в чем, ведь Мэтью получил пулю в ногу, защищая его честь.
– Конечно. Только скажи, что именно я должен сделать.
Мэтью ответил короткой улыбкой:
– Превосходно. Позволь объяснить: мои родители удалились в Лейквью. Отец временами задыхается, а городской воздух чересчур густ и влажен. Они видели десятки сезонов и больше не желают появляться в обществе. Особенно потому, что здоровье отца уже не то, что прежде. Поэтому они попросили меня найти мужа Амелии.
– Амелия.
Ланден много лет не думал об Амелии, своевольной малышке, в характере которой было больше уксуса, чем сахара. Зато природа наделила ее поразительно зелеными глазами. Глазами, способными настолько заворожить мужчину, что бедняга даже не поймет, что она ударила его коленом в пах, пока нижнюю часть его тела не пронзит жестокая боль.
– Как мило, – пробормотал герцог, откашлявшись, хотя внутренний голос просто вопил: – Удачи тебе!
