Мы ползли между черными, осыпающимися по трещинам скалами, выбирая места, где можно протиснуться между каменными преградами, продирались когда на одном боку, когда на другом, стараясь не оставить на камнях клочки одежды, сохраняя при этом полную тишину. Иначе было нельзя…
Уж что-что, а ползать я умею не хуже ящерицы или змеи. И полностью беззвучно, как та же ящерица или змея. Как и мои солдаты, которых я каждый день натаскивал на это, по глазам бойцов понимая, насколько это им неинтересно. Им что-нибудь веселенькое подавай, над чем посмеяться при случае можно, как, например, над собственным падением после промаха при нанесении на тренировке хай-кика. Или чем можно будет потом «на гражданке» друзей и девушек удивить, – правильным и эффективным нанесением такого удара какому-нибудь хулигану.
По натуре я и сам еще такой же молодой, то есть с задором. По большому счету я ведь ненамного старше их. Примерно десять лет разницы. Я для них, выходит, не только командир, но и старший брат. Старший и опытный…
А разница в том, что старший брат и тем более командир обязан понимать слова «полезно», «необходимо». И потому я порой не заменял даже традиционно любимые солдатами занятия по рукопашному бою, но начинал их как раз с ползания, а потом переходил на долгое движение «гусиным шагом». Это тоже скучно, и нагрузка при этом на мышцы большая, кроме того, при «гусином шаге» пережимаются кровеносные сосуды в области таза и нарушается общее кровоснабжение организма, в результате чего с непривычки может наступить даже сильное головокружение и временная потеря ориентации. Правда, всего на несколько секунд, но эти секунды в бою могут стать решающими. Причем для собственной жизни. И потому такие упражнения делать обязательно, чтобы развить в себе привычку и научить ориентироваться в самом сложном физическом состоянии.
А ползание всегда утомляет однообразием. Многим оно изначально не кажется важным, хотя для спецназа это один из основных элементов боевой подготовки, не менее важный, чем стрельба. Более того, я бы сказал, что умение бесшумно ползать даже важнее точной стрельбы. Потому что точный выстрел сделать проще с короткой дистанции, а на нее не подойдешь строевым шагом. Нужно подползти к противнику незамеченным. А порой подползать приходится не на дистанцию точного выстрела, а на дистанцию удара, то есть на ту, с которой противника можно рукой достать. И этому необходимо учиться.
Мы вползли в ущелье недалеко от бандитского поста, буквально в пятнадцати метрах от него, когда часовой был, по нашим расчетам, увлечен рассматриванием в бинокль летающего чуть в стороне вертолета «Ночной охотник».
Часовой, наверное, радовался, считая, что вертолет его не видит. Но с вертолета видели и его, и нас на мониторе, где просматривалась термографическая картинка[1]. Правда, видели только в тепловизор и в слегка искаженном разноцветном виде. Но по часовому не стреляли, потому что ему звонили каждые двадцать пять минут, как показывали наши дневные наблюдения. Нетрудно было догадаться, что это звонки контрольные. Кто-то сильно озабоченный желанием сохранить свою драгоценную жизнь, вероятно, человек, отвечающий за безопасность в банде, обзванивал часовых, проверяя их и уточняя ситуацию. Если часовой не ответит, это должно стать сигналом тревоги.
И потому мы приняли решение часового не трогать. Ни того, что сидел под камнем в самом начале ущелья, ни следующего, до которого мы еще не дошли и толком не знали, как будем его обходить.
Это была большая сложность, поскольку второй часовой имел пост в самом узком месте ущелья и даже в темноте, при свете звезд, мог контролировать проход. У меня была надежда на эти самые пресловутые телефонные звонки. Когда часовой отвлекается на разговор, он теряет бдительность. Этим я и думал воспользоваться. В противном случае его придется сразу же после телефонного звонка «снимать». И завершать все свои действия до следующего звонка.
– Товарищ старший лейтенант, – донесся в наушнике тихий голос младшего сержанта Бори Питиримова, командира второго отделения, что первым пробирался в ущелье во главе своих солдат.
– Что там? – спросил я так же тихо.
– Глухая стена. Похоже, естественного происхождения. Стоит под углом к боковым хребтам. Если бы делали искусственно, стояла бы под прямым углом.
– Это даже шакалу понятно.
Нынешним утром, когда мы вели наблюдение за внешним часовым, из ущелья выбежал шакал с поджатым хвостом. Впрочем, поджатый хвост в данном случае был не признаком испуга, а характерной особенностью этого зверя. Это собаки поджимают хвосты, когда пугаются. А у шакала он часто поджат так же, как и у волка. Может быть, шакал всегда боится, не знаю, не берусь судить. Волк, я слышал, ничего не боится. Он просто живет по принципу осторожности. Инстинкт самосохранения у него развит чрезвычайно сильно. Потому, наверное, волков до сих пор полностью и не уничтожили.
Но здесь ситуация была другая. По крайней мере в данном ущелье шакалу было кого бояться – людей и всегда сопутствующего им запаха дыма. Пусть и жгут костры только ночами, но запах из ущелья сразу не выветривается, цепляется за скалы, за камни, впитывается в деревья и кусты. И это шакалу не понравилось. Возможно, он раньше обитал именно в этом ущелье и теперь по милости людей лишился доступа к логову. Маленьким шакалятам еще появиться на свет рано. Но само логово может быть утеплено и подготовлено к зимовью. Зима в горы приходит рано, особенно холодно по ночам. А шакал подготовленного жилища лишился.
Бандитов жалеть я не приучен службой. А вот шакала пожалел, хотя шакалов никто и не любит. Наверное, за противные голоса и за пристрастие к падали, хотя я читал, что шакалы – животные всеядные и питаются даже овощами и фруктами.
Вообще у меня натура такая. Мне, например, всегда было жалко собак-бультерьеров за их отвратительные морды. Мне казалось, что любить такую собаку просто невозможно. А держат их люди за характер, соответствующий характеру хозяина. И я жалел бультерьеров. Так же, как и шакалов.
Но раздумывать о шакалах мне сейчас было некогда. Я вытащил свой планшетник, включил его, предварительно свернувшись рядом с большим камнем и закрыв свет монитора корпусом. Посмотрел карту. И сразу стало понятно. Я же и раньше эту карту предварительно просматривал. Правда, тогда меня интересовало ущелье в другом месте, на километр примерно дальше.
– Борис! Это просто скала посреди ущелья. Обходи ее слева, там, видимо, и часовые проходят.
– Товарищ старший лейтенант, – вмешался в эфирный, но не прослушиваемый со стороны разговор младший сержант Володя Хозяинов, командир третьего отделения. – Я наблюдал смену часовых. Часовой с другой стороны шел.
