Светильник для тела есть око.
Итак, если око твое будет чисто,
то все тело твое будет светло;
если же око твое будет худо,
то все тело твое будет темно.
Итак, если свет,
который в тебе, тьма,
то какова же тьма?
(Евангелие от Матфея, глава 6)
Страхи не уходят просто так, не рождаются из пустоты и всегда оставляют следы. Бывает, они прекрасно уживаются с нами, прячась в глубине и изредка напоминая о себе.
По прошествии года мне вспомнился один инцидент, который прошлой весной поверг в шок наш небольшой город. Слухи, доводы и всеобщее помешательство держали людей на протяжении года. Уже вторую весну люди со страхом засыпают и ждут лета. Появились нелепые предрассудки, что каждую весну приходит «это». Также ждут лета люди в погонах, которым прошлая весна принесла много головной боли и бессонных ночей. Среди них был и я, уже повидавший многое, а после этого случая ушедший на пенсию следователь.
Началось все с того, что в правоохранительные органы поступило сразу четыре сообщения из разных больниц города о поступивших к ним двух женщинах примерно 40 лет, одном мужчине 35 лет и восьмилетнем ребенке, и все – с тяжкими телесными повреждениями, причем мужчина после полученных травм покончил с собой, выпрыгнув из окна больницы. Сразу по городу поползли слухи о секте, террористах, таинственной болезни и прочие страшилки. Следствию пришлось скромно заявить о проведении проверки и о возбуждении уголовного дела о причинении тяжких телесных повреждений в отношении неустановленных лиц. Хотя руководство из Москвы и настаивало на покушении на убийство, но доказать это было практически невозможно. Потом дело прекратили за отсутствием события преступления, так как сами потерпевшие ничего не смогли толком рассказать и ими сразу занялись психиатры. Причину же самоубийства 35-летнего мужчины свели к депрессии на фоне разгульного образа жизни и развода с женой, изучив все его аккаунты и переписки и не найдя там ни китов, ни бабочек. Экспертиза пришла к выводам (которые мало того что засекретили, так и вообще решили забыть про них), что тяжелые травмы, а именно выжженные раны в глазных впадинах четырех потерпевших, идентичны, при этом все эти люди не были знакомы и никогда не пересекались даже случайно – уж поверьте, мы проверили все версии. А характер повреждений поверг в шок не только меня: внутреннее возгорание глаза. Проще говоря, у них выгорели глаза изнутри, но они каким-то чудом остались живы, за исключением одного, который совершил суицид. Много ходило слухов, одна желтая газетка после публикации интервью с потерпевшей сразу закрылась по решению суда, а с врачей, которые обследовали странных больных, взяли подписку о неразглашении.
А начиналось все мирно. Вечером в разных концах города люди ложились спать…
I
– Мам, пусть папа сделает телевизор потише, я не могу заснуть, – сказала Алина, повернувшись на другой бок и закрыв глаза.
– Саш, ты не слышишь? Сделай потише свои ужастики, – попросила мать.
– Ладно, успокойтесь там, – сказал отец и открыл еще одну банку пива. А смотрел он то ли «Кошмар на улице Вязов», то ли про куклу Чаки.
Семья жила в уютной однокомнатной квартире, и, в общем, никто друг другу не мешал. У дочки был свой уголок, спала она у стенки на кресле-кровати, всегда хорошо засыпала, а родители, уложив дочь, смотрели телевизор. Кровать стояла так, что телевизора не было видно, только слышно. Алина очень не любила, когда папа долго смотрел телевизор. В будние дни ложились спать рано, она засыпала сразу после «Спокойной ночи, малыши» и маминой сказки. Но бывали и другие дни, когда папе не надо было на работу и телевизор работал до рассвета. Даже после сказки воображение Алины занимали не Элли в Изумрудном городе или Щелкунчик, а звуки из папиных фильмов. Она крутила в голове цветные картинки, возникавшие при этих звуках, пыталась представить себе что-то ужасное, чтобы самой побороть это, сказать «я не боюсь», достать воображаемый меч и победить чудище. И щедрая фантазия мгновенно рисовала монстров в каждом неосвещенном уголочке, постепенно превращаясь в кошмар. Алина всегда засыпала, только тщательно подоткнув одеяло по самую шею и при свете ночника.
Вот и в тот вечер, хоть Саша и сделал телевизор тише, но услышанная ранее тревожная музыка, обрывки фраз про убийства и монстров, вскрики и плач уже произвели впечатление на детский мозг, который, вопреки желанию самой Алины, стал вырисовывать иллюстрации к этим моментам. Она старалась не думать, старалась уснуть, жмурилась, щипала себя, но в какую-то минуту все внешние звуки пропали, как по команде от пульта телевизора, а вместо них возникло ощущение чужого взгляда с потолка. Она испугалась так, как не боялась никогда раньше, даже когда потерялась на рынке и минут десять стояла совершенно одна в толпе и плакала. А проходившие мимо люди только смотрели на нее своими стеклянными глазами – это она запомнила на всю жизнь. Перед ней мелькали десятки чужих равнодушных глаз, она ничего не слышала, только плакала.
Открыв глаза, Алина увидела, что на нее с потолка смотрят две пары огоньков. Когда смотришь в глаза животным, то не знаешь, чего от них можно ожидать, но в некоторых можно увидеть что-то почти человеческое. А в этих горящих глазах не было ничего подобного, они были настолько чужими, не поддающимися описанию, что Алина словно онемела и оглохла одновременно, не могла ни заговорить, ни закрыть глаза или отвернуться от этого взгляда. Он смотрел сквозь нее, казалось, сквозь весь город, сквозь землю, в самую глубину планеты. Алина, трясясь от страха, накрылась одеялом, ей было трудно дышать, она уже чувствовала, как взгляд начал читать ее мысли и что-то спрашивать. Она не могла понять этого языка – что-то шуршащее, что-то совсем неземное. Алину начало как будто обжигать восходящее летнее солнце, лучи которого слепили глаза, и она поняла, что в этой ситуации она бессильна и смерти не избежать. А чужой взгляд тем временем приближался, и она уже видела огни сквозь одеяло.
…
– Я больше ничего не помню и ничего не вижу. Когда я почувствовала, что снова дышу, я уже была, как мне сказали, в больнице.
Мы сидели со старшим следователем, инспектором по делам несовершеннолетних и психологом в палате у Алины К. и производили опрос, так как это допросом сложно было назвать. Ребенок рассказал нам как будто страшный сон. И всё списали бы на детскую фантазию, если бы не выжженные кратеры на месте ее глаз.