«… Imperare Orbi Universo…»
«Править всем миром» (лат)
Двадцать первое декабря две тысячи двенадцатого года,пятница, около полудня
– Нет, я под этим не засну, – отвергла молодая женщина невесомое пушистое одеяло, которое задумчиво мял в руках её мужчина, и зачем-то на несколько секунд обиделась на него. – Мне нужно чтобы меня прижимало. А то я не засну.
– А тяжелая волосатая нога не подойдет? – поинтересовался муж, впрочем, лишь для поддержания разговора. Женщина надула губки таким особым образом, что без слов стало ясно, что не подойдет, и как вообще можно сравнивать, и что дискуссия тут бесполезна, хотя тяжелая волосатая нога тоже, конечно, на что-нибудь сгодится, и эта мысль не отвергается, но сейчас они пойдут искать тяжелое ватное одеяло до победного конца, и пусть все рухнет, но тяжелое ватное одеяло, такое, чтоб прижимало, они найдут. Поскольку предрождественский шоппинг длился уже третий час, муж глубоко вздохнул и зашарил глазами по торговому залу: «Где же тут тяжёлые одеяла?»
Критически окинув взглядом бестолкового мужа который не может даже найти одеяло, а мы ещё ждём от них рыцарских поступков, женщина сняла привезенный из Таиланда и крашеный при ней вручную шейный платок глубокого бордового цвета (который почему-то не доезжает до наших прилавков, но в изобилии и на каждом шагу присутствует в Азии), крокодиловую сумку сшитую из лично пойманного супругом крокодила, черный жакет золотого шитья и отдала всё это добро в руки мужчины. На её белом плече обнаружилась татуировка совершенно чёрного рисунка, без тени блеска и какого—либо оттенка цвета, подписанная по кругу по-латыни таким же радикально чёрным шрифтом: «Imperare Orbi Universo».
Вздохнув, супруг принял жёнушкины вещи с неторопливостью минёра, которому дали сложную мину и теперь нельзя делать резких движений и допускать ошибок – иначе могут возникнуть отдельные неприятности: голова отдельно, туловище отдельно.
Стало ясно, что без одеяла она отсюда не уйдёт.
– Ну, и где здесь тяжелые одеяла? – обречёно поинтересовался муж, сканируя взглядом ряды бутиков и брендовых лавок, пока на наткнулся взглядом на собственную жену и заметил там, в глазах, необычный блеск. Жена с живым интересом разглядывала нечто за его спиной.
– Гхм, – раздался негромкий хриплый голос явно немолодого человека. – Вы, надеюсь, позволите вам помочь? – Поскольку ещё секунду назад вокруг пары в радиусе, наверное, метров двадцати ровным счетом никого не было, конденсация консультанта прямо из атмосферы, причем в самый нужный, можно сказать, критический момент выглядела как минимум загадочно.
– Ааааа… Ммм … – начал было муж формулировать вопрос, но был весьма некстати перебит звонким рингтоном из кожаной барсетки: «Двенадцать часов! Джентльмены пьют и закусывают!» – который каждый полдень напоминал ему о его полуденных обязанностях простого руководителя среднего звена, министра Правительства Московской области. Поскольку работы у Петра Петровича Петрова (назовём его так для конспирации) всегда было столько, что нетрудно было и забыть про обед, а иногда даже и про ужин, а это запрещалось женой.
– Вы, наверное, хотите не вполне обычное одеяло? – поинтересовался таинственный консультант, пошевелив своим необыкновенно вытянутым носом, ещё и как бы обрезанном на конце, влево-вправо, а потом, для верности, пошевелил ещё, – Сегодня не вполне обычный день… Начиная с 11 августа 3114 года Некто уже спрашивал его у меня много раз, но я ему не дал, потому что у него же нет Печати…
Консультант хрипло засмеялся лишь одному ему понятной шутке.
Трудно сказать, насколько одеяло, которое хотели они (причем муж уже даже больше, чем жена, и побыстрей, побыстрей …), было необычным, и чем так было необычно 21 декабря 2012 года. Но в предновогодние дни от необычного обычно не отказываются, и, покивав для верности головами, наш небольшой отряд под руководством таинственного проводника направился в нужном направлении, где, как надеялся муж, обитают Тяжелые Одеяла.
– Но это дорого, – вдруг на полушаге остановился проводник так, что чуть не образовалось небольшое ДТП под названием «паровозик», особенно из Зои, которая привычно налетела на мужа так как обычно тормозила об него, это же проще чем ногами, и он давно обещал ей поставить себе сзади стоп-сигналы, – Это очень дорого. Вам придётся заплатить полную цену, Пётр Петрович. Вещь эксклюзивная. В единственном экземпляре. На Земле.
Пётр Петрович повертел среди пальцев золотую кредитку с видом ковбоя, привычно крутящего в руке тёртый проверенный кольт. «Наличными», – уточнил консультант. Министр изобразил знак: «Ноу проблем» плечами, и кавалькада продолжила путь.
Стоит сказать, что и одет наш провожатый был необычно и предельно, предельно несовременно, напоминая скорее барона Мюнхгаузена только что сошедшего с экрана в зал кинотеатра, но наш министр уже так утомился, что ему было не до удивлений и уж точно не до баронов. Он просто шел за одеялом.
После пары часов в торговом центре «Тёплый Стан», где они уже купили диван и отправили его домой, в комнату для гостей, чемодан вместо сломанного Зоей в Индии, потому что купленное не влезало, а надо же закрыть, затем поменяли его на саквояж, и в итоге взяли и тот, и другой, корзину для фруктов, картину, от которой Зое нужна была только рама чтобы повесить золотой рог Шафар на стену, затем набрали целую картонку всяких мелочей, и под конец ещё и маленькую прикольную собачёнку, которая легко превращалась в подушку и обратно – и после всех этих трудов поехали ещё и в ЦУМ, по старинке называемый женой «Мюръ и Мерилизъ», и министр уже готов был выложить любую сумму, чтобы жену наконец прижало одеялом.
Цумский незнакомец, впрочем, не спешил, и, важно поскрипывая сапогами с высокими кожаными голенищами, провел всю процессию служебным ходом в подвал здания, где они попали в самое обычное офисное помещение, лишь без окон, вместо которых вдоль стены был выстроен зеркальный шкаф-купе.
Около зеркала зачем—то сидела большая кудрявая собака которая посмотрела на гостей с некоторой долей сомнения, затем низко опустила голову и стала потихоньку-потихоньку рычать, так низко, что даже стёкла в шкафу стали слегка подрагивать, но длинноносый просто отодвинул пса в сторону ногой, рычание прекратилось, но глаз с незнакомцев пёс на всякий случай не спускал, и шерсть его по всей спине так и осталась стоять дыбом как ирокез, даром что кудряшки.
Однако выяснилось, что путь их далеко не окончен. Широким балетным жестом проводник раздвинул створки шкафа, но тот оказался пуст: вместо желанных одеял там обнаружилась лишь большая картина в золочёной раме, изображавшая зажженный очаг с рваной дырой посредине, словно картину только что проткнули острой палкой, а за картиной – массивная деревянная дверь грубо срубленная из двух широких дубовых досок, почерневшая и укреплённая полосами кованого железа, сбитыми таким же доисторическими гвоздями ручной выделки с квадратными черными шляпками. Да и сама стена белого известняка, открывшаяся за створками шкафа резко отличалась от всего остального: стена явно не принадлежала этому зданию, и даже веку его постройки. Картину отодвинули, лязгнул кованый засов и дверь со скрипом неохотно поддалась проводнику. Из темноты пахнуло палёной смолой и серой, и за дверью обнаружился узкий тёмный арочный проход и лестница вниз со ступенями для человеков-великанов рублеными из того же белого камня.
