Глава 1
«Начнём с простого»
– С каждым человеком надо разговаривать в формате его бреда
Цитата из сериала «Джеральд и так далее»
Начнём с простого.
«Язык как таковой, не важно саксонский он или немецкий, английский или русский – имеет в любом случае ряд своих недостатков. Для меня самый большой недостаток моего языка – то, что он слишком неточный. В нём невозможно сформулировать максимально точное объяснение даже в малой степени абстрактного понятия. Эта неточность меня бесит, она не даёт мне нормально существовать.
Бесит меня то, что суть языка, заложенная в моей голове, подобно ничуть не сложному механизму, не даёт мне точно описать что-то даже в малой степени неоднородное. Это всё равно что пытаться описать цвет в книге – это невозможно! Это не имеет ни малейшего смысла, чёрт побери!
Ну всё, хватит для начала абстрактных рассуждений. Всё равно описывать аморфность – то же самое что играть в бильярд ногами.
Многогранность и аморфность – самые ужасные пороки чего-либо. Неточность в чём-то – наиболее сильный недостаток любого существа. Яростно взываю к вам за тем, чтобы вы избавились от этого. Нужно быть острым, как квадрат, отстраняясь максимально всеми усилиями от людей, которые подобны овалу. В своё время Господин Джеральд установил этот порядок, и я буду следовать ему, как следовали тому мои предки. Сама суть нашей реальности, в которой я существую, заключается в том, чтобы стремиться к конкретности.
Мне страшно думать, что в будущем мои предки будут писать о чём-то, что выходит за рамки разумного, будут писать откровения, романсы и фломансы, как это сейчас модно за границей. Помнится мне, это называют «Романтизмом».
Ну так и вот. Сказал вначале я, что начну с простого, но в итоге пришёл к излишнему усложнению. О, Боже, опять я усложняю! Вот видите – в этом и заключается порочность. Не будьте такими, как я, упрощайте всё и на моём примере учитесь тому, какими быть нельзя.
Меня зовут Ричард Р. Рональди, я замысловат и ужасно старомоден, я высок и крайне худ, мой рост 198 сантиметров, вес 58 килограмм, цвет настроения – ярко-ярко пурпурный, род деятельности – кукла.
Небо извергало яростно свои ужасные детища, и самовлюблённая земля играла с нами, как со льдом в стакане окоченевшего виски. В тот день весь мир нёсся в на первый взгляд ужасном и замороченном потоке дождя и кажущихся пурпурных молний, и лишь я тогда мог различить в творящемся беспределе спокойствие, подобное раю.
Капли падали закономерно медленно с неба, исчерченного полосами белого и красного оттенков. Мой родной и захламлённый город Лирн – место, где встречаются горизонты, как в чёрный дыре на «пороге событий» летит пространство восвояси. Билеты сюда называют «билетами в один конец», а людей, попавших сюда и застрявших навеки в паутине беспредела, уже заранее называют «мёртвыми» и «покинувшими землю».
Город Лирн, в котором я живу и о котором пишу, по моему скромному мнению является максимально грязным городишкам, который только можно представить. Грязь здесь прилипает к каблукам и усложнённым замысловатым украшениям, к фасадам зданий и даже к растениям и цветам, которым и так живётся хуже, чем людям. Ночи здесь начинаются рано и, как правило, сопровождаются приходом туманного и бьющего по шапке дождя. Этот чёртов город не просто избивает тебя морально, сталкивая лицом к лицу с ужасными людьми – он ещё и бьёт тебя своими мокрыми лапами, избивая вместе с тобой и каждого жителя.
Странно, но ни разу не видел я в продаже здесь зонтиков. Возможно, что это я просто настолько неудачлив, что за всю свою шестидесятилетнюю тёмную жизнь я не встретил их в продаже… но как-то мало верится, не так ли?
Вернёмся в реальность. Я шёл среди двухэтажных зданий, довольно старых, к слову говоря. Хочу установить сразу время, вы не против? Конечно, вряд ли эта рукопись увидит свет, а если у увидит, то будет уже сильно изменённой и переиначенной руками какого-либо малолетнего графомана. Ну что же, делать нечего! На дворе сейчас 18 век, год говорить не буду, так как это не имеет смысла.
Я вышел из своего дома рановато. Мой дом довольно непригляден, он угловат и вытянут ввысь, в нём помещается около 6-ти квартир (с учётом того, что дом всего 10 на 10 метров). У него странная конструкция, такие обычно рисуют на абстрактных картинах. Таких домов в Лирне большая часть. Мне даже кажется иногда, что они со временем изменяют свою форму под стать своим владельцам. Словно живой организм он постепенно перестраивается, становясь то тонкими, то толстыми, то высокими, то страшными. Или, может, это просто играется моё воображение со мною?
По новенькому увесистому телевизору, который перешёл ко мне по наследству от покойной бабушки, попалась мне однажды передача о моде. Какой-то стилист с выражением лица а-ля «я гениален» рассказывал о том, что: «Вертикальные линии и строгие контуры помогают более чётко подчеркнуть высокий рост, будь то мужчины или женщины». Посему в тот злополучный день я был одет в длинное чёрное пальто в белую вертикальную полоску. На мне была косая широкая шляпа с поникшими полами, но я всё же старался улыбаться. В тот день я даже улыбался больше обычного.
Ступая в грязь в дырявых ботинках, прошёлся я по двору, игнорируя убивающий дождь. С полов шляпы стекали капли, вся картинка вокруг представлялась мне какой-то слегка пурпурной что ли. У меня, похоже, есть некоторый дефект глаз. Всё в этом мире в моменты апатии или радости начинает представляться мне пурпурно-малиновым, цветом пурпурной клубники. В то время как прохожие бежали от дождя и жаловались на чёрное небо, мне же оно казалось хоть и тёмным, но отдающим розоватым оттенком. Оно прямо-таки пахло им!
Непередаваемое чувство радости наполняло меня, мне было смешно смотреть на людей, что боялись столь счастливого дождя.
В таком странном настроении и начался мой день.
Глава 2
«Больше пурпура»
Немного слов о моей работе. Она… очень своеобразна. Господин Джеральд – мой начальник – наказал мне особо о ней не распространяться, но я всё же считаю важным поведать об этом пусть и столь узкому кругу лиц.
Отсчёт времени для моего существования начинается с того момента как я вступаю в офис. Открывая оледеневшую ручку двери, душа наполняется жизнью. Хоть мне и не нравится эта работа, хоть мне и не всласть заниматься этим немного бесчеловечным занятием, о котором даже рассказывать больно, я осознаю, что хоть кому-то она приносит пользу. Пользу не в обычном понимании (опять неточность языка), а пользу душевную. Работая, я управляю судьбами, играю людьми, беру власть над ними в свои руки, используя рычаги, сильно отличные от угроз или, Боже упаси, насилия. О да, о насилии чуть позже.
