Вступление
Царица
Чем занимаются неврологи
– Здравствуйте, я доктор Аллан Роппер. Как поживаете?
– Хороший вопрос. По-разному.
– Вы нормально соображаете?
– Думаю, да. Со мной происходит столько всего непонятного, но… я без проблем взаимодействую с окружающими.
Его зовут доктор Вандермеер. Ему за восемьдесят, и он настоящий бостонский брамин[1]. Этот тип людей мне хорошо знаком. За последние пятьдесят лет он повсеместно прославился как первоклассный исследователь и заботливый врач, заслужив всеобщее уважение, что совершенно не мешало ему беспечно относиться к собственному организму.
Он человек искусства и науки, но также человек вкусов и привычек, доставшихся ему от отца и деда, – он янки девятнадцатого века, живущий жизнью двадцатого в двадцать первом столетии и лишь смутно осознающий, что больше не в состоянии жить в своем доме на десять комнат, который занимал последние пятьдесят два года. Выйдя на пенсию в семьдесят с небольшим, он привык к распорядку дня, который не учитывал его постепенно угасающих способностей. Он отказывается признавать этот факт, подобно тому как отказывается признавать неухоженность своих бровей или избыток волос в носу и ушах – типичное безразличие для стареющих врачей.
– Вы знаете, где вы находитесь?
– В медцентре Бригама и Женской больницы.
– А какое сегодня число?
– Число? Нет, сегодняшнее число я вам назвать не могу.
– Может, год?
– Опять же, это была настолько запутанная последовательность событий, что она сбила меня с толку, и я ориентируюсь не так хорошо, как следовало бы.
– Ничего страшного. У вас что-нибудь болит?
– Нет.
Доктор Вандермеер был доставлен сюда после того, как его жена обнаружила его сидящим на унитазе часов через семь после того, как он направился в туалет из спальни. Он просидел там всю ночь.
– У вас были галлюцинации?
– Не думаю, но, опять же, обычно у людей их не бывает.
– Туше. Были ли у вас конвульсии?
– Нет.
– А вы знаете, что у вас в правой височной доле менингиома? У вас там менингиома размером с лимон. Вы знали об этом?
– У меня было два проблемных образования, которые имеют отношение к данному вопросу, одно в поджелудочной железе, а другое там.
– Со стороны кажется, что вы немного не в себе в когнитивном плане, и мы пытаемся понять, может ли это быть из-за менингиомы.
– Как говорится, это ваша проблема.
Он прав. Это моя проблема. Я его невролог.
Моя работа – разбирать его запутанные ответы, вписывать их в клиническую картину, определять приоритеты и разрабатывать план лечения.
Таким своеобразным способом он показал, что понимает, где находится, но не ориентируется ни во времени, ни в своей ситуации. Его высокоформализованная речь, полностью характерная для людей его круга, может показаться причудливой, однако вполне вероятно, что тем самым он пытается компенсировать языковой дефицит, который, похоже, осознает, но при этом совершенно из-за него не переживает.
Он в курсе, что у него доброкачественная опухоль в поджелудочной железе, которая представляет меньшую угрозу, чем менингиома в мозге. Опухоль мозга не убьет его в ближайшее время, но она будет продолжать постепенно снижать его мыслительные способности.
– Мы разберемся, что к чему, и сообщим вам, – говорю я. – Приятно познакомиться.
Нам потребуется некоторое время, чтобы во всем разобраться, но для начала уже неплохо. Ханна, мой старший ординатор, кивает мне, давая понять, что пора переходить к следующему пациенту.
– Здравствуйте. Я доктор Роппер, один из неврологов клиники. Вы уже знакомы с Ханной Росс, нашим старшим ординатором. Вы не возражаете, если мы с вами побеседуем?
Его зовут Гэри, и он из разряда ворчливых пациентов. Ему тридцать два года, немалую часть из которых он провел в больницах.
– Как ваши дела? – спрашиваю я.
– Функционирую, – вяло отвечает Гэри, – но не в соответствии с проектными спецификациями.
– Интересная фраза. Откуда вы ее взяли?
– Джин Родденберри[2].
Все сходится. Гэри – программист, который настолько погрузился в мир «Звездного пути», что знает наизусть спецификации проекта звездолета. У него тело Будды, глаза коалы и совершенно отстраненный вид, который, судя по всему, является для него нормой. Гэри с детства страдает эпилепсией, а в семнадцать лет ему удалили часть мозга. Слева на его коротко остриженной голове виднеется U-образный шрам. Прожив всю жизнь с эпилепсией, он знает, когда именно нужно обращаться в больницу, хотя и предпочел бы этого не делать. Когда он это делает, ему явно не хочется, чтобы его положили в палату, но Ханна все равно это сделала, – а отсюда и враждебный настрой.
– Насколько я понимаю, вчера у вас произошло несколько неприятных эпизодов, – говорит Ханна. – Много ли было приступов?
– Ну, для меня немного. Много – это сколько?
– Все зависит от того, что для вас «много». Насколько я поняла, приступов случилось слишком много… подряд. Это не так?
– Нет. Четыре-пять подряд для меня обычное дело.
– Столько у вас было вчера? Четыре-пять?
– Ну, не из-за этого я обратился в больницу, если вы об этом.
Гэри не в духе, поэтому я с удовольствием позволяю Ханне вести диалог. Это ее отделение, ее пациенты, я – лечащий врач, и если с доктором Вандермеером я общался лично, отдавая должное его положению в медицинском сообществе, то теперь расположился у изножья кровати и просто наблюдаю за процессом.
– Да, я об этом, – нараспев продолжает Ханна, словно пытаясь увлечь любопытного ребенка. – Так что же привело вас сегодня в больницу?
Пауза. Гэри, кажется, беспокоит не столько тон Ханны, сколько ее вопрос.
– Это случилось поздно вечером, – отвечает он нарочито саркастичным тоном. – У меня раскалывалась голова, и я чувствовал себя очень уставшим. Тело не слушалось, я не мог стоять прямо, а руки дрожали.
– И обычно во время приступов такого не бывает?
– Ну, обычно они происходят совсем неожиданно, но иногда я чувствую, что вот-вот начнется припадок, хотя это и не всегда заканчивается приступом. Иногда они наступают один за другим, иногда не случается ни одного.
– Сколько приступов у вас обычно бывает за день?
– Обычно не бывает. Может пройти целых пять дней вообще без приступов.
Ханне, похоже, удалось завладеть его вниманием, перейдя к конкретным вопросам. Он явно не привык, чтобы кто-то проявлял такой интерес к его проблемам.
– И как обычно бывает, когда они все-таки происходят? – спрашивает она.
