За околицей большого старинного старообрядческого села, на фоне деревянной церквушки, за пряслами, перекрывающими единственную улицу поселения, на поляне, кружком, располагается большая толпа молодежи. Мал мала меньше. В середине горит костёр. Вокруг кусты ивы и, до самого горизонта, снопы ржи.
Немного в стороне, несколько девушек, поглядывая в сторону костра, плетут, из стеблей ржи, венки, напевая:
– То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит,
То моё сердечко стонет,
Как осенний лист шумит….
На лужайке, около дороги, толпятся человек пятнадцать – двадцать парней, лет от восьми до шестнадцати, одетых в белые подпоясанные ремешками рубахи и лапти. На голове – тканевые фуражки. Они с интересом рассматривают диковинку – велосипед, выпуска сорокового года. Осторожно трогают спицы, крутят педали, приподняв заднее колесо, похлопывают по седлу, дергают за багажник, за руль, оживленно обсуждают достоинства и недостатки этого чуда человеческой изобретательности. Некоторые пытаются прокатиться, но тут же, общий смех, падают
Рядом с девушками, в кустах ивы, среди высоких трав, яростно обнимаются и целуются двое. ИВАН, парень лет восемнадцати и девушка, Варя. Иван пытается взять Варю за грудь, но Варя с силой перекладывает его руку на свою шею, он настойчиво скользит ладонью по груди и опускает руку, вниз, к юбке, но она упорно подымает её на плечи и впивается своими губами, в его губы. Наконец, она позволяет положить руку на грудь и, буквально захлебываясь, в приступе страсти, отрывается. Охая, отталкивает Ивана и убегает в сторону девчат.
У костра, вальяжно развалясь на подстилке из соломы, полулежат четверо почти взрослых, лет по восемнадцать – девятнадцать, парней, одетых в белые подпоясанные ремешками рубахи, сапоги и фуражки с лайковыми, блестящими козырьками. Иван, выйдя из кустов, подходит к ним. Парни, без слов, но, ухмыляясь, подвигаются, освобождая место для него, на лежанке из соломы. Помолчав, они с серьезными лицами, покусывая соломинки, продолжают обсуждение вероятного, само – собой победоносного, исхода очередной войны с «германцем». Последний выступающий замолкает на пол – слове и глядит в сторону улицы. Там, слышится чьё-то чертыханье и ворчание.
– Кого, это, на ночь глядя, еще черти принесли? Не к добру это!
К костру, открыв и аккуратно, прикрыв обратно, ворота прясел, нерешительно подходит, прихрамывая, писарь сельсовета. Стоит, смотрит, блестя круглыми очками на всех, молчит, переминается. Песня обрывается. Тишина нависает над поляной. Все смотрят в сторону писаря, в ожидании, что он скажет…. По выражению лиц видно, что ничего хорошего, от его слов, не кто не ждет. Писарь снимает с себя измятую кепку, вытирает пот со лба, вздыхает и, с решительным видом, машет зажатым в руках головным убором, говорит, высоким голосом сельского оратора, но заикаясь, говорит:
– Ребя…! Это…. Был нарочный…, с военкомата…. Председатель сказал, чтоб весь народ…, утра…, в шесть, собрался у сельсовета. Кто не придет – того под трибунал…. Всем понятно или что, кому, ещё…?!
Писарь, еще более заметно прихрамывая, разворачивается и ковыляет в сторону улицы из больших темных от времени, высоких домов, с уже засветившимися подслеповато, где керосиновыми лампами, где лучиной маленькими окнами.
Девчата и парни, не обращая уже никакого внимания на велосипед, подошли ближе к костру. Сидящие у костра, встали. Варя, отряхиваясь от прилипших, к одежде, листьев, выходит из кустов, поглядывая на Иваньшу.
– Да, дела мужики…! Похоже в серьез, этот раз, нас немец достал, если и до нас Красная Армия добралась…!
Давайте по домам! Кабы, завтра, не до плясок с танцами, было…. Посмотрим, что скажут? Может и обойдется…. Всё-таки, говорят, что «…танки наши быстры… и… броня наша крепка».
Все молча пошли в сторону улицы: девушки с венками, за ними парни. Несколько человек тушат костер, прикрывают прясла и догоняют уходящих.
Пройдя, под ручку, по улице несколько десятков метров, девчата снова затягивают сначала недопетую песню.
– То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит,
То моё сердечко стонет,
Как осенний лист шумит….
Варя постоянно оглядывается назад, чтобы поймать взгляд Ивана.
Иван с чувством гордости, что такая девушка заглядывается на него, пытается убыстрить шаг, чтобы быть поближе к ней, но толпа парней, не обращая внимания на его состояние, не спешит за ним и он теряется среди попутчиков.
В окна домов выглядывают любопытные соседи, качают головами и задергивают занавески.
Слышны голоса родителей, зовущих своих детей домой.
Большая, хорошо утоптанная многими поколениями селян, площадь, перед двухэтажным, деревянным зданием сельсовета, которое раньше было домом местного мироеда, справного мужика, раскулаченного, под полупьяным настроением, членов комитета бедноты, во времена голодомора, запружена народом.
На крыльце стоят военком района, председатели сельсовета, с писарем, с тетрадками и карандашом. Председатель колхоза высовывается из окна, навалившись на подоконник. У крыльца стоят два красноармейца с винтовками и примкнутыми штыками. К кольцу столбика, поддерживающего крышу над крыльцом сельсовета, привязаны поводья фыркающей лошади, запряженной в телегу. Женщины в толпе всхлипывают и плачут. Мужчины молчаливо, насупившись, слушают, что говорит военный. Выслушав очередную тираду, они, с недоверием, не глядя друг на друга, качают головами.
Отдельно от всех стоит группа, человек сорок, парней и молодых мужчин с котомками на плечах. Все в холщевых зипунах и штанах, на ногах – лапти и обмотки. Это новобранцы. Среди них и Иван. Варя стоит среди провожающих, глядит на Ивана глазами, полными слез. Иван, тоже, не отрываясь, смотрит на Варю. Окружающие, видят такое состояние влюбленных, отодвигаются, как бы давая место для их сближения, но что-то, до последнего момента, удерживает их от этого шага.
Раздается команда военного. Новобранцы, кладут свои котомки на телегу, молча выстраиваются в колонну по два человека и двигаются, вслед за лошадью с телегой, в сторону околицы. Несколько матерей, рыдая и поглаживая своих сыновей по спине, притискиваются в колонну. Некоторые провожающие успокаивают женщин и выводят их из колонны. За колонной идут два солдата с винтовками на изготовку, следом за ними – военный с правой рукой на кобуре револьвера. В стороне, на небольшой возвышенности стоит священник, благословляет, уходящих новобранцев, крестом и шепчет, шепотом, свои молитвы. За околицей, военный переходит вперед, запрыгивает на телегу, подгоняет вожжами лошадь и колонна убыстряет шаг. Провожающие отстают, за исключением нескольких упорных матерей и отцов, тоже построившихся в подобие колонны и шагающих следом за своими детьми.
