1
Без десяти семь. Полчаса до выхода. Номер на высоком этаже токийской гостиницы. Мужчина, женщина и их сын готовятся к предстоящему ужину.
Мама читала вслух. Она ходила по комнате с путеводителем по Японии в руках, и перечисляла правила столового этикета, кивая после каждого пункта:
– «…Не указывать на собеседника палочками при разговоре. Не перекрещивать их в руке. Нельзя облизывать палочки… – Мама на мгновение оторвалась от путеводителя, посмотрела на Генри и опять погрузилась в чтение: – …после еды нужно класть приборы параллельно друг другу. Не следует втыкать палочки в рис, это ассоциируется со смертью…» – Она остановилась и замолчала.
Генри слушал вполуха. Он пытался пригладить рыжевато-пшеничную копну волос, разглядывая себя в зеркале. На лбу из-за привычки часто хмуриться наметилась ранняя морщина. Рот в состоянии покоя стал горизонтальной прямой, но синие глаза над острыми скулами казались смеющимися, как будто Генри что-то задумал.
Генри был на голову выше родителей. В свои семнадцать он был худ – казалось, рост забирает все его силы. Несмотря на насмешливое выражение лица, худоба придавала ему отрешенный вид.
Он был одет в джинсы и футболку: даже с пиджаком – вызывающе свободное сочетание, учитывая, с каким лоском оделись родители.
Генри уже приходилось носить пиджак по разным семейным поводам. Сейчас ему вспоминались только похороны деда и новогодний ужин на прошлой работе отца. Тогда он был одет в костюм, как полагается. Но сегодня во время примерки ткань предательски лопнула «на самом интересном месте», а на то чтобы зашить брюки или купить новые уже не оставалось времени. Родители устроили между собой целое совещание: «Не будет ли лучше, если Генри наденет рубашку, хотя бы и с джинсами?». В итоге отец поставил точку на том, что «подростки всего мира – охламоны» и «придурковатый видок» Генри может «сыграть даже на руку». «Как психологический фактор», это может спровоцировать уместные шутки и поможет пробить барьер, из-за которого «япошки не считают европейцев за людей».
Слушая отца и завязывая кроссовки, Генри ухмылялся. Он был отличником в каждой из школ, которые ему приходилось менять из-за частых переездов. Роль «придурковатого» недоросля его вполне устраивала и даже развлекала.
2
Время, проведенное в Японии, казалось Генри до ужаса растянутым. Путешествие было познавательным и экзотичным, но почему-то не радовало. Для отца его присутствие – сплошной «психологический фактор» в тактической игре. Всё, лишь бы завоевать позиции на новой работе.
Мама отдалилась. Она видела, как меняется сын. Дурацкий возраст. Отец отсутствовал с утра до вечера, а она не решалась предложить Генри вместе поехать в парк Миядзаки или устроить вылазку за местными сладостями. Как будто развлечения, которые еще год назад были бы для обоих естественными, теперь могли как-то помешать взрослению или задеть самолюбие Генри. Мужское самолюбие. Само понятие «мужской» применительно к сыну внесло неприятный холодок в их отношения. Генри чувствовал настроение мамы, но и сам смущался своего ломающегося голоса и появившихся в нем новых интонаций. За завтраком мама следила за тем, как он трогает пальцами растущую на щеках щетину. Он думал, что теперь у него будет расти борода, и как будто спрашивал у какого-то невидимого собеседника, какой она будет формы. Мысли подхватывали и несли его. Что если борода вырастет с проплешинами, как у некоторых ребят? Как жалко будут смотреться ямы голых щек и клочковатая щетина. Неужели это может случиться с его лицом?
Разговоры не ладились. Мама частенько оставляла сыну карманные деньги, а сама отправлялась на шоппинг или в бассейн. Пару раз за прошедший месяц им все же удалось выбраться в город за суши и мороженым. Они ненадолго сбегали от самих себя, от его взросления, от ее растерянности. Но время возвращалось на круги своя, и они опять отдалялись.
В присутствии отца неловкость на троих становилась невыносимой. Отец и здесь пытался демонстрировать полную уверенность. Понимая, что взросление сына есть процесс естественный и неизбежный, он нарочито небрежно обращался к нему как к молодому мужчине, но выходило неуклюже. Чтобы подбодрить маму, отец завел привычку шутить про «стариковские замашки», отпускал при ней и Генри «взрослые» шуточки и травил анекдоты. Это было еще хуже, чем если бы он взялся читать Генри мораль о нравах и поколении.
3
Скучая, Генри по целым дням не выходил из гостиницы. Если у семьи не было билетов в театр или кино или других планов, Генри уходил в гостиничный бар. Чаще всего сразу после ужина он шел на первый этаж.
Отель был рассчитан на иностранцев, и для развлечения гостей ежедневно устраивались развлечения: музыкальные вечера, стендап и всякие другие шоу-программы. Когда бар бывал закрыт, Генри подолгу сидел в лобби, вперившись в карманную приставку, книгу, или разглядывал других постояльцев и персонал. Взгляд Генри сам собой останавливался на молодых японках. На задворках воображения у него случался роман. В голове разворачивалась не совсем ясная история знакомства и близости с японской девушкой, больше похожей на вечную школьницу-подростка, чем на женщину. Надежда на встречу облаком окружала его в течение скучного дня и томила бесконечными вечерами в баре отеля. Засиживаясь до закрытия, он смотрел, как девушки протирают столики. Несколько раз он решался заказать в пустеющем баре джин или мартини. Пока готовили напиток, Генри придумывал слова, с которыми обратится к официантке. У них завяжется разговор, а потом он будет ждать, пока она закончит смену.
Утопая в грезах, он сидел в пустом лобби, ловя на себе ленивые взгляды ночного администратора, или прогуливался вдоль бассейна, за баром, снаружи отеля. Через стекло он смотрел, как в закрытом баре гасят свет. Он вспоминал улыбку официантки, представлял, что она что-то значила. Он не рисовал себе того, что будет дальше, когда она, закончив работу, выйдет к нему. Его занимала только призрачная аура возможной встречи. Образы были далекими, даже менее объемными, чем его первые впечатления от аниме. Молодая страстная японка была не такой настоящей, как двухмерные нарисованные девушки из виденных в детстве переводных мультиков.
