100. Памятник Маяковскому
Не прошло и месяца после моего увольнения из «KEGOC», как я, уже в ранге инженера-технолога ПТЦ «Кианит», поехал в свою первую «полнометражную» командировку в Москву. По дороге мне предстояло заехать сначала в Новокузнецк, и сделать там авторский надзор за проведением футеровочных работ на местном алюминиевом заводе.
Я уезжал из Алматы на пассажирском поезде номер 286, который представлял собою этакую «сборную России», потому что на самом деле это были три совершенно разных поезда: вагоны с 1-го по 5-й шли по маршруту Арысь—Новосибирск, с 6-го по 10-й – по маршруту Арысь—Омск, а последние семь, с 11-го по 17-й, которые прицепили к этому поезду на Алма-Ате I, шли из Алматы в Новокузнецк.
Меня проводили огромной компанией: мамка, дядька Вовка и Кеша. Малков, разумеется, принёс бутылочку, мы хряпнули по стаканчику прямо на перроне, и я поехал. Проезжая через полчасика позади Дмитриевки, я помахал из окошка рукой домику Мукаша, но во дворе никого из его пацанов не увидел…
Мы ехали себе потихонечку по Великой Казахской Степи, а когда посреди неё попадался какой-нибудь разъездик в три домика, я сразу вспоминал компьютерную игру «Железнодорожный магнат II», в которую играл тогда юрист Нурлик – мне тут же хотелось построить на каждом таком разъезде водонапорную башню, склад, ресторан, гостиницу и казино…
Но самое интересное ждало нас впереди. В половине двенадцатого жаркой июльской ночи с пятницы на субботу, когда весь нормальный алматинский народ уже давно сидит либо на берегу Капчагая, либо в знаменитой в те времена «Инаре», а наш поезд только отъехал от станции Матай, в ярко-чёрном звёздном небе над нами пролетел космический корабль «Прогресс»!
В тот день Казахстан снял для России запрет на запуски ракет типа «Протон», введённый после двух, произошедших подряд, катастроф такой ракеты-носителя. Огромная ярко-голубая звезда, за которой тянулся сильно расходящийся в стороны белёсый хвост наподобие кометного, обогнала нас как-то по диагонали, и ушла в сторону Китая. В какой-то момент она вдруг погасла, но через секунду разгорелась вновь. По-видимому одна из ступеней ракеты отработала и включилась следующая.
Наутро, когда наш поезд пропускал в Копан-Булаке встречный 201-й из Новосибирска, оказалось, что там едет моя старая знакомая бригада проводников – Ормашку я так и не увидел, зато помахал рукой через открытое окно удивлённому бригадиру Кайрату, и крикнул ему, чтобы он передал привет моему другу. Печальная картина открылась нам сразу за Семипалатинском: в то лето 1999 года случился крупный лесной пожар, и сосновый «Ленточный Бор», тянувшийся слева по ходу поезда до станции Аул, практически весь выгорел. А какие были сосенки…
На таможне между Локтем и Рубцовском нас никто не проверял. Россия вдруг убрала у себя второй путь от Рубцовска до Алейской… В Барнауле наш состав разобрали на три части соответственно маршрутам. Каждую из них поставили на отдельный путь и прицепили по электровозу. Мы уехали в Новокузнецк самыми первыми.
Всю дорогу мы догоняли грозовую тучу, и под утро в неё всё-таки въехали. В Новокузнецк, который, как оказалось, целых три недели до этого умирал от 42-градусной жары, я сам себе «привёз погоду», и вылезал из поезда под проливным дождём… Меня встретили, отвезли в гостиницу, а потом немного прокатили по городу. На одной из его площадей оказался огромный памятник. Я сначала и не понял, что это за монумент, но вскоре сообразил, что это же тот самый Владимир Владимирович, который написал:
«Я знаю, город будет,
Я знаю, саду цвесть,
Когда такие люди
В стране советской есть!»
Город и вправду был, сады по дачам, правда, уже отцвели, а люди… Люди во весь рост праздновали День Металлурга. «Кто тяжело работает, тот тяжело отдыхает!» – вот где была живая иллюстрация к приколам «Русского Радио»! Площадки, битком полные пьянющих в умат мужиков, стояли, как и у нас в Алматы, абсолютно на каждом углу. Но мне-то хотелось посидеть чисто по-казахски, и я пошёл искать «мясо на палках». Искал часа полтора, потому что площадок было много, но шашлык готовили всего в четырёх-пяти местах на весь Новокузнецк.
На небольшой точке у пляжа на реке Томь (киоск, мангал и четыре столика) командовали парадом две русские тётки лет под шестьдесят: одна – шашлычница, вторая – барменша. Хрюшке, которую они поджарили на сосновых поленьях, накануне исполнилось лет триста. Но я героически съел две палки, запив их пивом «Ворсинское». Никакого ворса ни внутри, ни снаружи этих бутылок обнаружить не удалось – уже за это можно было сказать спасибо Барнаульскому пивзаводу.
В дальнейшем я питался на ближайшей к гостинице площадке сосисками в тесте, пиццей и разливным тёмным новокузнецким пивом. Сама гостиница алюминиевого завода оказалась спаренной квартирой в жилом доме, два первых этажа которого занимала районная администрация, а верхние три были жилыми.
У меня в комнате стоял телевизор, и каждый вечер по местному тулеевскому телевидению показывали передачу «Открытый бюджет», в которой показывали цифры, сколько за прошедший день получено денег от налогов и прочего, и сколько отчислено в такую-то больницу, в такую-то школу и так далее по всей области! Абсолютно все заводы и предприятия Новокузнецка работали, безработных практически не было, а торговцами на местном базаре были исключительно азербайджанцы.
Сделав свою футеровку, я собрался в четверг из Новокузнецка в Москву. Накануне пришёл в местное авиаагентство – на ежедневный рейс «Ту-154» в Москву билетов по 1600 рублей за неделю вперёд уже не было. В кассах вокзала плацкартных билетов по 560 рублей и купейных по 940, разумеется, тоже не оказалось, и пришлось брать аж «люкс» за 1860 – дороже самолёта! Причём потом оказалось, что я и тут взял самый последний билет!
При отправлении скорого фирменного поезда «Новокузнецк» по динамикам вокзала играл марш «Прощание славянки». Все вагоны, в том числе и наш «СВ», были забиты до отказа – народ ехал в отпуск. Поезд был синего цвета, между окнами вагонов закрашен ярко-голубым и с белыми надписями «Новокузнецк» над окнами.
Наш вагон, вроде бы должный быть самым лучшим во всём составе, оказался с неисправным кондиционером, но зато в нём вместо дальнего туалета была оборудована душевая комната – удобство, которое мы оценили по достоинству особенно тогда, когда проезжали через Казанское ханство, и при этом у господина Шаймиева было плюс тридцать четыре! Унитаз в бывшем туалете оказался снят, вместо него на полу была сделана круглая заглушка, которую закрывала деревянная решётка. Из потолка торчал краник, а на него был надет пластмассовый шланг, который вёл к укреплённому на кронштейне в стенке душу.
