Осокин вышел из машины. Оглядел место, куда их с напарником вызвали. Коттеджный поселок на окраине Томска. Декабрь. Воскресение. И убийство.
Данил медленно пошел к воротам коттеджа.
– Нет, товарищ капитан, я все понимаю, – начал он, когда Дымов поравнялся с ним, – но почему ты выдернул меня? У меня законный выходной, я тихо-мирно валялся на своем диванчике, а тут такое…
– А кого мне было звать? – удивился Дымов. – Куцего?
Осокин посмотрел на своего возрастного напарника и покачал головой. Кто-кто, а вот с капитаном Куцым не один честный опер работать не хотел. И нечестные, кстати, тоже. Если человек от природы туповат, то это невозможно исправить.
Данил оглядел ворота. Увидел на входной двери серую панель с динамиком, кнопкой вызова в середине и небольшой встроенной видеокамерой. Хмыкнул и позвонил.
– Деловые какие, – сказал он. Для убедительности достал из заднего кармана джинсов удостоверение лейтенанта полиции и стал вертеть им перед камерой. – Полиция! Откройте! Пришел вызов, что по этому адресу обнаружили труп.
Дымов стоял чуть в стороне и пытливо рассматривал каждый сантиметр ворот и забора. Помимо камеры в панели на двери увидел еще одну над воротами гаража, еще по одной заметил в дальних углах забора.
Через несколько секунд раздался щелчок и входная дверь медленно поплыла внутрь ограды. Осокин глянул на Дымова. Тот хмыкнул в ответ и предложил Данилу войти первым.
– Нет, я вот одно понять не могу, зачем себе такой огромный дом ставить? – спросил Осокин, придирчиво оглядывая коттедж.
– Жить, Даня, – ответил Дымов и поднялся на крыльцо.
Дверь открыла взволнованная женщина, ухоженная и опрятная. Легкие морщины у глаз говорили, что ей около сорока пяти лет. Капитан немного смутился при ее виде и только смотрел на нее.
– День добрый! – Данил прервал эстетическое наслаждение Дымова, что влюблено глазел на стоявшую женщину, по-наглому, не спрашивая разрешения, зашел в дом. – Лейтенант Осокин, – показал удостоверение. – Это – капитан Дымов, – и посмотрел на своего напарника. «Мы тут работаем, – говорил взгляд лейтенанта, – а не баб кадрим». Хотя, про себя заметил, что по молодости эти тетка была «очень даже ничего».
Дымов нехотя полез в карман за своим удостоверением.
– Да-да, проходите, – засуетилась женщина.
Полицейские вошли.
Осокин оглядел комнату. На гостевом диване с повязкой на лбу лежала женщина. Одежда на ней была явно не домашней. В соседнем кресле сидел худой парень, абсолютно бледный. На правом колене у него был свежий синяк.
– Это Ангелина Михаэльевна, жена господина Федоркова, хозяина этого дома. А это Эдуард Николаевич, ее сын, – представила женщина присутствующих. Женщина с дивана приподнялась на локтях и посмотрела на полицейских. Парень тупым взглядом наблюдал за всеми. – Я – Арина… Арина Шуваева, экономка, – добавила она.
– Где тело? – спросил капитан.
– На втором этаже, – ответила Арина.
– Даня, иди, – кивнул в сторону лестницы Дымов. – А я пока тут…
Осокин и Шуваева пошли на второй этаж.
– Кто тело обнаружил? – спросил лейтенант.
– Нет. Я услышала крик, потом грохот. Поднялась на второй этаж, смотрю, Ангелина Михаэльевна в обмороке лежит. Пришла в себя на секунду, ткнула пальцем в конец коридора и опять упала… Тело здесь, под занавеской, – сказала Арина, подойдя к душевой. – Можно, я не буду смотреть на это? – с детской мольбой в голосе попросила она.
– Можно, – Данил вошел в душевую комнату. Достал парочку резиновых перчаток из заднего кармана. Надел их и поднял гардину с занавеской.
– Вы тут ничего не трогали? – спросил он, изучая труп.
– Только воду выключила, – отозвалась из коридора Арина.
Осокин присел на корточки возле трупа. Молодая девушка, лет двадцати-двадцати двух, абсолютно голая, лежала на холодном кафеле. Вокруг ее шеи был обмотан металлический шланг. Лицо припухло и посинело. Слегка приподнял голову жертвы. Шея была вся в царапинах и ссадинах. На лбу красовался большой синяк. Не поднимаясь, стал рассматривать ее ногти. Все поломаны, треснуты, на некоторых полностью слез маникюр. Посмотрел на стены душевой. Над краном увидел большое жирное пятно.
– Так, хорошо, – сказал Осокин выпрямляясь. – Рассказывайте, что было дальше?
– Я когда отошла от полуобморочной хозяйки, – чуть замявшись, продолжила экономка, – сначала в комнату заглянула, – показала на дверь, противоположную душевой.
Осокин вышел в коридор.
Шуваева открыла дверь комнаты:
– Я Эдуарда Николаевича вот там увидела, – показала в угол. – Он сидел, обхватив колени. А тут, возле самого входа была лужа рвоты.
– И где сейчас лужа?
– Я ее вымола. А…
– Зря вы это сделали, – перебил Осокин. – Какая-никакая, а все же улика. А это что? – показал Шуваевой на обломанный ноготь на правом безымянном пальце.
– Это, – чуть замялась она. – Наверное, когда лужу мыла, надломила. И не заметила, – виновато улыбнулась она. – Нервы, сами понимаете. Тем более, ногти накладные… Я кинула полотенце в стирку. Оно вот тут на полу валялось, – показала рукой под змеевик.
– Даня, шо тут у тебя? – поднялся к ним капитан.
– Труп, – ответил Осокин. – Жертва – девушка, лет двадцати-двадцати двух. Задушена шлангом.
– Да уж, – многозначительно выдал капитан. Заглянул в душ, поднял гардину. С минуту смотрел на тело. – Вызывай криминалистов, пусть тут все проверяют. Труп обнаружил тот парень… Эдик, – Дымов говорил с Данилом.
Осокин кивнул и вызвал по телефону экспертов. Пока ждал ответа, прошелся по комнате. Увидел недопитую бутылку шампанского, фужеры, разбросанную мужскую и женскую одежду, мятую пачку презервативов, пакетик с белым порошком. По телефону сообщил дежурному адрес.
– Похоже, перед смертью жертва изрядно так покутила, – сказал Осокин. – Тут и бухло, и кокаин. Да…, – повернулся к Дымову. – Надо другие комнаты осмотреть. Можно? – спросил у экономки.
