Сергей Гурин - Остановка «Цунами»

© Гурин С., 2019

Мое детство прошло на самом крупном острове Курильской гряды, куда сразу после войны переехали мои родители. Всегда хотел найти художественное произведение о жизни первых переселенцев, об их нравах, об отношениях с ранее проживающим на этих территориях японским населением, о становлении гражданского общества на островах. Но нашел только несколько жалких пародий на убогий быт островитян, погрязших в пьянстве и безделье, да парочку произведений военного периода.

Разбирая свои дневники, подумал: а почему бы самому не ознакомить своих детей и внуков, как и чем жили их предки. Пусть узнают о тех временах не из телевизионных сериалов, не от расплодившихся сегодня горе-историков, а, как говорится, «из первых уст». Конечно, на примере одной семьи трудно создать полную картину, к тому же многие детали и события не сохранились в памяти.

В повести «Остановка «Цунами» я попытался предельно честно сохранить дух и настроение, царившие в обществе того времени. Рассказы в большей части автобиографические, написанные в разные периоды жизни страны, порой просто пересказ услышанных от родственников историй.

Один близкий мне человек как-то сказал: «Если не можешь не писать – пиши, но будь добр, уважай тех, кто будет читать. Мало хорошо знать то, о чем пишешь, надо еще вызвать интерес у читателя, чтобы он узнал что-то новое, вызвать у него какие-то ассоциации, может, даже воспоминания из его жизни, попробовать заставить его порассуждать, поставить себя на место героев».

Я пытаюсь следовать этим правилам, что из этого получается – судить вам.

Там тьмою островов посеян,

Реке подобен Океан;

Небесной синевой одеян,

Павлина посрамляет вран.

Там тучи разных птиц летают,

Что пестротою превышают

Одежду нежныя весны;

Питаясь в рощах ароматных

И плавая в струях приятных,

Не знают строгия зимы.

М.В. Ломоносов

Теплоход «Ольга Андровская» отошел от причала поздно вечером, когда в портовом сахалинском городке уже начали вспыхивать редкие огоньки, отражаясь в потемневшей от вечерних сумерек воде, они мелкими брызгами разлетались от борта набирающего ход судна. В корабельных динамиках гремела мелодия марша штаб-трубача Агапкина «Прощание славянки».

Всюду царила суета, хорошо знакомая часто путешествующему морским транспортом человеку. Пассажиры занимали, согласно приобретенным билетам, каюты, протискиваясь с багажом по узким переходам корабля, расспрашивали стюардов о режиме работы ресторана и кинотеатра, о времени пути до пункта назначения и о многом другом, что они могли бы узнать без лишней спешки несколько позже. С капитанского мостика по громкоговорителю раздавались указания палубной команде, сопровождающему теплоход буксировщику, с которого вскоре прозвучало традиционное пожелание «семи футов под килем». Раздался прощальный гудок, и пассажирское судно взяло курс в открытое море.

Начальство расщедрилось для нового прокурора района на каюту-люкс рядом с рестораном и баром для пассажиров. В каюте, кроме двух спальных мест, имелся письменный стол, на котором расположились телефон внутренней связи и настольная лампа, небольшой холодильник и два мягких кресла рядом с журнальным столиком, а также, за прозрачной перегородкой, туалетная комната. Гордеев поставил у одной из кроватей чемодан и спортивную сумку, в которых было все его имущество, оставшееся после развода с женой, и поспешил на палубу. Временное жилье ему понравилось, особенно он был рад отсутствием второго пассажира, поскольку сейчас, как никогда, хотелось побыть одному, осмыслить события последних дней, поразмышлять о первых шагах на новой работе. Обязанности прокурора Гордееву были хорошо знакомы, пять лет на этой должности в одном из районов Сахалинской области не прошли даром. Но район, в который он получил назначение, имел свои особенности. Во-первых, отсутствие квалифицированных кадров, во-вторых, транспортная оторванность от областного центра, в-третьих, специфичность контингента населения. Большинство работников нанималось на период путины, времени, когда лососевые породы рыб шли на нерест в многочисленные реки и ручьи острова. Народ ехал на заработки со всего Союза и не всегда лучшие его представители. Кроме того, у бывшего прокурора не сложились отношения с местной администрацией, и он пустил на самотек профилактическую работу с населением. «Видимо, с этого и придется начать», – подумал Гордеев, еще с комсомола общение с людьми никогда не было ему в тягость.

Теплоход все дальше удалялся от берега, на котором одинокие огни быстро множились, превращаясь в большой праздничный фейерверк. Зажглись прожектора на портовых кранах, замерцали уличные фонари, суетливо замигал многочисленными фарами городской транспорт. Городок начинал свою ночную жизнь. С ним у Стаса были связаны только приятные воспоминания. Проводы дочери в первый класс, рождение младшего сына, походы в лес за грибами и ягодами, праздничные застолья семьями с друзьями. Здесь начинался его карьерный рост как юриста.

«Прекрати пускать слюни, – отгоняя мысли, прикрикнул на себя Гордеев, – это все в прошлом, у тебя начинается новая жизнь: новая работа, новая семья. Ведь тебе нет еще и сорока, думай о будущем». На палубе заметно посвежело, начал накрапывать мелкий дождик. Еще раз бросив взгляд в сторону скрывшегося за ночной мглой берега, он отправился укладываться на ночлег.

Подходя к своей каюте, Стас услышал в баре громкие крики и нецензурную брань. Заглянув в опустевший бар, он увидел трех изрядно подвыпивших парней, самый рослый из которых пытался через барную стойку дотянуться до испуганного бармена.

– Ты что б… такая, нерусский, че ли? Давай водки, мать твою, видишь, душа горит, праздника просит.

– Ребята! Бар уже закрыт, буфет опечатан, а мне еще убрать помещение надо, – жалобно умолял бармен, – да и хватит вам уже.

– Кому хватит? Мне? Ах ты, тля!

В верзиле Гордеев узнал «крестника» по делу о разбойном нападении, обвинение по которому он поддерживал несколько лет назад.

– Савельев! Ты когда освободился? Что опять бузишь?

Парень перевел затуманенный алкоголем взгляд на стоявшего перед ним коренастого мужчину в элегантном костюме, так некстати вмешавшегося в их «милый» разговор с барменом.

– Че надо? Не получал давно? Так это сейчас сделаем.

Вдруг взгляд дебошира начал проясняться и, кажется, приобретать какую-то осмысленность, рот растянулся в пьяной улыбке.

– Гражданин начальник! Какая встреча! – и если бы Стас вовремя не отстранил руки выпивохи, дело могло дойти до пьяных объятий.

– Ша, друганы! – обратился верзила к своим попутчикам, с удивлением взирающим на резкую перемену настроения своего дружка, – это мой хороший знакомый. Вот такой мужик! – и сунул в сторону бармена сжатый кулак с поднятым вверх большим пальцем, видимо, для того, чтобы тот понял, какой замечательный перед ним незнакомец.