Если москвичей испортил квартирный вопрос, то Лену он уничтожил.
Это была уже четвертая квартира за два неполных месяца. Коробочки для жилья менялись у девушки чаще чем пресловутые перчатки. Хозяева этой квартиры, даже не квартиры, а двух комнат обещали славяне-квартирантке на «долгий срок» и «полную тишину», которая в Ленином списке условий стояла первым пунктом и была выделена жирным. Про соседей сказали «приличная молодая пара», «тихие» и «часто в разъездах». Пришлось поверить на слово, так как сроки с переездом поджимали и особо привередничать не приходилось, тем более, устраивало все – недалеко от метро, третий этаж и даже номер квартиры – 21. Очко! Глядишь и повезет на этот раз…
Лена въехала глубокой ночью, сразу после смены (Она работала в Останкино) из последних сил заволокла в комнату баулы, наспех застелила диван свежим бельем (хоть что-то) и закутавшись с головой в одеяло, забылась глубоким сном с надеждой на счастливое завтра.
Утро наступило. Но как-то не так как хотелось. Вместо обещанного приветливого солнечного луча с восточной стороны окна, Лену разбудил… запах сигарет. Тот самый всеми фибрами ненавистный, въедливый, проникающий глубоко в носовые пазухи, нарушающий всяческие границы, особенно раздражающий, когда его пускают впереди тебя идущие прохожие. Как будто им насрать на окружающих, идут и сосут свою махорку.
Как же она ненавидела этот запах! И особенно с утра, и тем более в квартире, где ремонт делали лет двадцать назад, в которой до блеска засаленные обои впитывали в себя любые запахи, консервируя и приумножая и без того спертый воздух. Потому что неприятные запахи (жаренного масла, застиранного белья) липли к её волосам и одежде, так же быстро и намертво, как к некоторым женщинам липла беременность. Раз и залетела. А к Лене цеплялись дурные запахи. Наверное, потому что, как говорил отец, не было в ней «запаха женщины, что сводит с ума мужчин». А если и был запах женщины, то такой слабенький, неуловимый, как и сама Лена, которые не выдерживая натиска курящих людей, сдавался.
«Интересно, как долго это будет продолжаться, а, если я еще чуть-чуть полежу, может запах исчезнет, растворится?» Но чем дольше она лежала, тем неприятнее становилось. Вчерашнее еще свежее белье стало казаться грязным и помятым. Она чувствовала это каждой порой своего тела. Лена принюхалась к волосам. «Ну так и есть, надо будет ползти в душ. А потом будет еще хуже, от влажности… Боже, за что мне это». Но пришлось все-таки встать, чтобы посмотреть, что за мудак портит с утра воздух.
Она натянула на себя шорты и выглянула в окно, выходящее на балкон. Уперлась хмурым взглядом в спину мужчины. Облокотившись на перила мужчина курил и да, так и есть, курил и потряхивал пепел прямо на улицу, на головы прохожих. Она сразу узнала в мужчине соседа. Хозяйка при заселении показывала и трясла перед носом его фотографию, его и его жены – «приличные люди, очень приличные».
«Какая сволочь! А ведь клялась и божилась, что соседи некурящие! Лену слегка тряхануло от мысли, что придется съезжать. Крайне разочарованная она постучала по стеклу. Мужчина, услышав за спиной звуки, обернулся и машинально выбросил недокуренную сигарету «за борт», как нашкодивший подросток.
Лена не сказала бы про себя, что она особа строгая, но сосед выглядел виноватым. Он помахал девушке в знак приветствия.
– Вы наша новая соседка? – скорее по губам догадалась Лена о чем кричит сосед. Она и не думала открывать окно, чтобы, не дай бог, еще больше не напустить в комнату остатки сигаретного монстра.
– Я Дима, простите, если тут накурил.
Лена продолжала недовольно молчать.
– Так-то я не курю, – Дима замотал головой, – не, не, сам не люблю, когда курят. И, как говорят, для пущей убедительности, показал жестом как курят и снова покрутил головой в разные стороны. «Нет, нет, нет».
Глядя на то, как сосед энергично машет головой, у Лены отлегло от сердца. «Может, и правда, некурящий, подождем-ка с переездом».
– Но понимаете, – сосед приблизился вплотную к окну, за которым стояла Лена и практически прокричал, – но сейчас моя жена в больнице. Рожаает. Понимаете. Нервничаю!
Шта?!!!
Лена заскрежетала зубами от злости. «Сука!» – в сердцах обругала она хозяйку, и риелтора, и всех причастных к аренде квартиры.
– И сейчас к нам должна приехать моя мама, – продолжал кричать за окном сосед.
В квартире раздались настойчивые звонки в дверь. Один, другой, следующий без перерыва.
– Кажется это она! – соседа смыло с балкона, видимо, побежал открывать мамаше.
Лена вернулась на диван, подсчитывая, надвигающиеся бедствия: курящий по утрам сосед, новорожденный ребенок, пожилая женщина, которая «свекровь» и «яжемать» на кухне, три, четыре и пять! Это было настолько ту матч, овер, до хуя, что Лена по привычке (да, была у нее такая привычка) провалилась в сон. «Когда не знаешь, что делать, ляг – поспи».
– Мама, мне кажется я умираю, – босоногая десятилетняя девочка в пижаме стоит и трясется от страха у изголовья кровати, на которой спит мать.
– Не говори глупости, – с раздражением сквозь сон отвечает мать, – иди спать.
– Можно я останусь с тобой? Пожалуйста!
Женщина что-то бубнит себе под нос, но в итоге уступает маленькой Лене на кровати небольшой квадратик для сна. Девочка ложится на самый краешек.
– Не тяни одеяло, спи!
Лена с трудом помнила свою мать. Обрывками. Хотя матери было много, но недолго, она была очень энергичной: успевала и работать, и следить за домом, и за братом, и за мужем, и подтирать за пожилой свекровью. Все члены семьи, кроме Лены, были крайне активными, а семья жила в тесной двухкомнатной хрущевке и семейная жизнь напоминала жизнь в банке с крабами – тесно, вечная толкотня и суета. Царапали за живое чуждые амбиции близких людей: непомерное эго пьющего отца-писателя, брата и деменция бабушки. Лена с детства страдала в этой удушающей возне и чтобы как-то примирить себя с реальностью часто засыпала прямо на месте, где сидела. Выключалась и переключалась. Удобно.
В полдень зазвонил будильник. Телефон напоминал о встрече. Должна приехать съемочная группа делать подсъёмы к передаче. Лена потянулась, вставая с дивана. Солнце успело убраться с восточной стороны и спрятаться на противоположной. Ни соседа на балконе, ни сигаретного дыма, ничего, что напоминало бы о невеселом утре. «Может, это мне все приснилось? Права все-таки была мамочка, «ляг-поспи» работает волшебным образом». Продолжая с любовью думать о маме, Лена прислушалась к звукам в квартире. Стояла, как по заказу, абсолютно мертвая тишина. Ну, что ж… теперь можно выйти из комнаты и заварить себе на кухне первую чашку кофе. Полчаса Лена наслаждалась одиночеством, пила кофе, забросив свои длинные тонкие ноги прямо на круглый, как она мечтала, стол, читала в телефоне ленту и душевно отмокала от всяческих перипетий, которые её преследовали последние две недели. До прихода съемочной группы она успела прийти в себя, слегка подвести глаза, одеться, ополоснуть чашки и навести на кухне относительный порядок. Ребята приехали вовремя, быстро расставили свет, настроили микрофоны. Оператор, звукооператор и стилист ждали только команды «мотор». И Лена была уже готова произнести заветное слово, как вдруг… двери в соседней комнате хлопнули и на кухню вошла немолодая женщина, лет семидесяти. Не говоря ни слова, она прошла мимо ребят к столешнице и начала с шумом переставлять кастрюли с места на место, сдвигать коробки из-под кухонной техники, которые в большом количестве валялись на шкафах. Похоже, женщина что-то маниакально искала, не обращая внимания на людей, которые молча наблюдали за тем, что делала эта, не пойми откуда взявшаяся женщина. Внезапно она радостно вскрикнула, видимо, нашла, что искала. Она бросилась под стол. Ребята услышали щелчок и через секунду на кухне заорало радио. Громкое характерное шипение и всеми узнаваемые позывные радио «Маяк» понеслись откуда-то сверху и заполнили собой все кухонное пространство. Женщина вылезла с довольным, даже счастливым лицом.
