Когда-то, в те далекие дни, о которых пойдет речь в этом повествовании, многие мои сверстники были помешаны на одном человеке, написавшем в числе прочих книг роман под названием «Праздник, который всегда с тобой», посвященный Парижу. Вы понимаете, о ком я говорю? Это повальное увлечение не обошло стороной и моего друга Виктора. Он, как и автор названного произведения, был боксером-любителем и этим объяснялось многое.
– Нет, ты только послушай! – восклицал он и зачитывал мне следующий отрывок из введения к роману:
«Здесь ничего не говорится о стадионе „Анастази“, где ринг был в саду, под деревьями стояли столики, а официантами были боксеры. Ни о тренировках с Ларри Гейнсом, ни о знаменитых матчах по двадцать раундов в Зимнем цирке. Ни о таких близких друзьях, как Чарли Суини, Билл Берд и Майк Стрэйтер или Андре Массон и Миро. Ничего не говорится ни о наших путешествиях в Шварцвальд, ни о наших однодневных прогулках по лесам вокруг Парижа. Было бы очень хорошо, если бы все это вошло в книгу, но пока придется обойтись без этого».
– Представляешь! – глаза Витьки горели: – Ринг в саду, официанты-боксеры, двадцать раундов! Мы когда-нибудь до такого доживем? А имена-то какие, а имена!..
Меня вся эта белиберда совершенно не трогала. Во-первых, я увлекался боксом только как зритель. Во-вторых, из американских писателей мне куда больше нравились Фолкнер и Стейнбек. А, в-третьих, ну что Париж! Нам там не суждено побывать, это все равно, что мечтать очутиться на Марсе. Можно, конечно, пофантазировать, но результат-то известен.
– Не скажи, я все равно там буду, – упрямо твердил Витька, имея в виду, конечно, не Марс, а столицу Франции.
– А чем тебе наш город – не Париж? – подначивал я его. – Река наша не хуже Сены, даже, думаю, полноводнее будет. А парк – что тебе Булонский лес! За абсент вполне сойдёт «Бiле мiцне», а вместо круассана – на вот, возьми бублик с маком!
Виктор злился, говорил, что я ничего не понимаю, что я ограниченный человек. Он в то время был большим романтиком, мой тогдашний друг, хотя внешне выглядел весьма суровым, немногословным, в общем, как бы сказали сегодня, брутальным молодым человеком. Кто знает, что с ним сейчас, наши пути-дороги давно разошлись. О том, как это произошло, я и хочу здесь рассказать.
Как всё-таки интересно устроена человеческая память! Иногда всю жизнь помнишь какой-нибудь малозначимый факт своей биографии и при этом напрочь забываешь куда более важные события, которые, по идее, должны были оставить в твоём сознании глубокий след. Я, например, смутно припоминаю защиту вузовского диплома, за исключением одного, как мне когда-то казалось, чрезвычайно драматического эпизода. В самый ответственный момент, когда я начал докладывать перед комиссией содержание своего дипломного проекта, мне на голову чуть было не упал сколоченный из деревянных реек каркас с прикнопленными к нему ватманскими листами. На этих стандартного размера шести или восьми, сейчас уж не помню, плотных белых листах содержалась вся графическая часть моего проекта, на которую я потратил месяца два, если не больше.
Каркас с исчерченными тушью листами был заранее установлен, как это делали защищавшиеся до меня сокурсники, на выступе классной доски, куда обычно кладут мел, и упирался своей верхней частью в стенку. Надо сказать, очень неустойчивое положение. Но до этого как-то у всех проходило. Когда же я, не глядя на чертежи, ткнул в этот карточный домик указкой, шаткое равновесие было нарушено! Я понял это по смятению, отразившемуся в глазах членов дипломной комиссии. Успев обернуться, я подхватил падающую конструкцию и даже умудрился не порвать бумагу. На помощь мне тут же пришли ребята из первого ряда. Таким образом чертежи были спасены от неминуемого уничтожения. Надетые, словно жабо, на мою голову лист или два не дали бы мне возможности в этот день защититься. Вот и всё, что я помню об этом действительно важном для каждого человека событии – защите первого в жизни диплома! Ни то, как я докладывал, как реагировали преподаватели, ни как точно называлась тема моей дипломной работы, увы, не отложилось в памяти надолго! Кстати, в отличие от всех последующих моих защит различных дипломов и диссертаций.
А вот одно из первых собраний нашей академической группы, которых за пять лет учёбы в институте прошло великое множество, я помню в мельчайших деталях. Казалось бы, ну что за событие, собрание группы? Такие собрания созывались по всякому поводу, а иногда и без оного, потому что так было надо для отчета, направляемого в деканат. Спрашивали за это со старосты группы и, между прочим, строго. Но на том собрании обсуждался действительно животрепещущий для каждого первокурсника вопрос: кого отпустить на Октябрьские праздники домой, в их родной город.
Дело в том, что на праздничное шествие, посвященное очередной годовщине Октябрьской Революции, каждый трудовой коллектив страны в обязательном порядке должен был выставлять собственную колонну, большую или маленькую – это зависело от масштабов предприятия или учреждения. Студентов вузов сгоняли на данное мероприятие, как правило, в полном составе, делая исключение лишь для небольшого числа счастливчиков. Вот их-то на собрании и должен был определить жребий.
