Глава 1
Долина Арату, горный регион Барбаджа, Сардиния, 1961 год
Собака почувствовала кровь за сотни метров. Влажность ночи усиливала благоухание маквиса[1], создавая буйство ароматов: мирт, ладанник, земляничник, ракитник, дикий тимьян… И все-таки сквозь запахи, привычные для этих гор, принесенные ветром в комнату через щель в окне, зверь учуял едкий кисло-железистый запах человеческой крови. Он навострил уши и встал на задние лапы в нескольких сантиметрах от детской кроватки, глухо поскуливая.
Мальчик проснулся и приказал собаке спать. Животное как будто даже не услышало его: привлеченное странным зовом, оно выскочило из комнаты и покинуло дом. Собака понеслась к кусту за домом. Она мчалась по следу, который вел ее среди землистых запахов подлеска и влажных ароматов пропитанной росой травы. Нюх вел ее, как радар. Она пересекла ряды гигантских дубов, пробираясь в лабиринтах дикой ежевики. Боль ее не останавливала. Чем ближе она оказывалась к источнику запаха, тем резче и яростнее становился аромат, как будто кровь превратилась из фонового шума в резкий крик. Собака замедлила шаг, добравшись до поляны, расстилающейся у подножия каменистого склона. Поляна была усеяна несколькими деревьями, и на ней почти не было кустарника. Ее окружали земляничные деревья[2], вековые каменные дубы и можжевельник, старый, как горы. Деревья перестали шелестеть. Даже стрекотание насекомых стихло, почти утонув в сверхъестественной тишине, которая, словно заклинание, окутала поляну, спрятанную между холмами. Горбатая луна залила плато серебристым светом, в котором был виден профиль человека. Тот лежал скорчившись, покрытый овечьей шкурой и окруженный роем мух.
Дворняга испуганно огляделась. Окруженное каменными уступами, покрытыми мхами и лишайниками, защищенное ветвями деревьев, которые, казалось, были воздвигнуты для его защиты, перед ней стояло древнее каменное сооружение, почти поглощенное стеной переплетающихся растений: своего рода трахитовое[3] влагалище в складках каменной стены. Из святилища шел голубоватый туман, и собака услышала журчание воды: это был источник, которого она сторонилась даже в самые жаркие дни, когда ее мучила жажда. Место, окутанное мрачной, могильной тишиной, словно уподобившееся сладострастной растительности, издавало зловещую вибрацию. Собака чувствовала, что надо бежать, но не могла пошевелиться. И тогда она решила нарушить эту невидимую границу – сделала несколько шагов, приближаясь к человеку. Это была женщина, голая под овечьей шкурой. Кровь капала из зияющей раны на ее горле, пропитывая влажную землю. Руки были связаны за спиной. Она лежала в центре мегалита[4], внутри каменной спирали, перед храмом, охранявшим священный колодец. Теперь журчание воды усилилось. Вокруг еще теплого трупа медленно парила смерть; собака почти чувствовала эхо, застрявшее среди гигантских камней. Самая высокая стела с выпуклым полумесяцем наверху сияла прозрачным светом. Камень, казалось, смотрел ледяным взглядом на тело, лишенное жизни.
Лапы собаки тряслись, как ветки. Она почувствовала кислый привкус опасности во рту. Она знала, что не принадлежит этому месту, что своим присутствием нарушает его первобытное равновесие. Ее бок обжигало огнем от ран, полученных в зарослях ежевики. Но физическая боль была ничем в сравнении с леденящим страхом. Все звуки заглушались бешеным биением сердца.
– Ангеледду! – услышала она в нескольких метрах от себя голос мальчика, который звал ее.
Собака резко обернулась. Она увидела, как ее маленький хозяин остановился в нескольких шагах от лежащей женщины. Запах шкур, в которые она была завернута, был настолько сильным, что перебивал запах земли и крови. Он был сильнее кисловатого аромата от тела, пропитанного адреналином. Сильнее страха ребенка.
Ангеледду начал издавать глухой лай, словно отговаривая малыша приближаться к жертве и святилищу.
Ночь была такой холодной, что трескались губы и кожа на пальцах. Ребенок дрожал, но не от холода: вид лежащего на земле тела заглушал любые физические ощущения. Помимо крови, которая собиралась в каменных каналах, идущих от священного источника, была еще одна волнующая деталь: лицо трупа было закрыто деревянной бычьей маской с длинными заостренными рогами. Она напомнила ему о масках на деревенских карнавалах, куда он ходил с отцом. Эти маски потом еще долго тревожили его во сне. Он мог бы поспорить на все свои детские сокровища, что лицо женщины было скрыто за
