Несмотря на кажущееся разнообразие доступных развлечений, которые, кажется, притягивают меня и окружают со всех сторон, моя жизнь имеет только один объект, достойный пристального внимания и находящийся в центре моих интересов. Она вся обращена к выполнению великого замысла! Да-с! Я пишу историю Пингвинов! Я усердно работаю над этой актуальной для человечества проблемой, ни на секунду не расслабляясь и не позволяя себе откладывать частые трудности, которые подобно скалам на горизонте, иногда встают на пути, и порой кажутся совершенно непреодолимыми.
Я рыл землю, чтобы обнаружить погребённые памятники этого великого народа. Первые книги людей были камнями. Я изучил камни, которые можно считать примитивными летописями Пингвинов. Я отыскал и обшарил на берегу океана незримый Курган, я нашел там, как обычно, миниатюрные кремневые топоры, будто зубами драконов изгрызанные бронзовые мечи, истёртые до дыр римские монеты и даже двадцать серебряных монет в чучеле Людовика-Филиппа I, знаменитого короля французов, невесть как туда попавшего.
Что касается исторических времён, то тут мне оказала огромную помощь замечательная «Хроника» Йоханнеса Ван дер Тальпы Четырнадцатого, настоятеля Бергарденского иезуитского монастыря Трижды Девственных Кармелиток Седьмого Дня. Из этого источника я напился вина божественной мудрости и берёзового сока неоспоримых фактов, и тем почти утолил свою безграничную жажду познаний, тем более, что никто не обнаружил другого источника, столь чудесно описывающего многосложную историю древнего Пингвиньего Народа, Народа столь причудливо расцветшего во времена Высокого Средневековья и даже Кватроченто.
Мы обладаем более богатой информацией о Пингвинии, начиная с XIII века, и чем богаче, тем более несчастливы от этого. Великие умы человечества знают – очень трудно написать внятную, связную и правдивую историю. Это почти невозможно! Мы никогда не знаем в картинах и деталях, как всё произошло, и с ростом знания, наваливающегося на нас катастрофическим обилием документов, смущение и коллапс в уме историка растёт. Когда факт известен благодаря только одному свидетельству, благодаря одному артефакту, он признается практически всеми без особых колебаний. Но стоит только появиться историческому факту из двух источников, как гармоничная картина пингвиньего мира рушится на глазах. Недоумение начинается, когда события сообщаются двумя или более свидетелями, потому что их показания всегда противоречивы и всегда немыслимо некомплиментарны. Таким образом мы почти всегда являемся жертвой дуализма! Иногда агрессивного, воинствующего дуализма!
Возможно, научные причины, чтобы предпочесть одно свидетельство другому, иногда бывают очень сильны. Их никогда не бывает достаточно, чтобы превзойти наши страсти, предрассудки, интересы или преодолеть эту неизбывную лёгкость ума, я бы сказал, его легкомысленность, общую для всех серьёзных, вдумчивых, склонных к анализу людей. Поэтому, будучи пристрастны по своей природе, мы постоянно представляем исторические факты либо слишком ангажированными или слишком легковесными
Я несколько раз делился с несколькими учеными-археологами и палеографами моей страны и многих зарубежных стран, и сетовал им на то, что я испытываю огромные трудности с составлением истории Острова Пингвинов. Я вытерпел их презрение и вытер с лица и ушей их ядовитые плевки. Они все как на подбор смотрели на меня с жалким подобием улыбки, которая, казалось, говорила:
«Ну что? Мы пишем историю, да? Вы так всерьёз полагаете? Разве мы пытаемся извлечь из текста, документа, артефакта малейший кусочек жизни или истины? Нет! Мы просто публикуем тексты! Прямо так! Мы придерживаемся буквы! Буква даёт основание под наши измышления! Буква, текст – это Закон! В основе всего лежит Фиксация! Ум не нужен! Идеи – это всего лишь человеческие фантазии! Не надо тратить силы напрасно! Чтобы написать историю, нужно всего лишь иметь воображение!»
Всё это сквозило во взглядах и двусмысленных улыбках наших мастеров палеографии, и беседа с ними меня глубоко обескуражила. Однажды, после разговора с выдающимся сигиллологом, Анри Пердо, когда я был еще более сбит с толку, чем обычно, мне в голову внезапно пришла странная мысль. Я подумал:
«Тем не менее, ведь есть же где-то истинные историки! Не могла же эта высокая раса исчезнуть без следа! В Академии Нравственных Наук наверняка сохранились пять-шесть штук. Они не публикуют тексты! Они пишут Историю! Историю с Большой Буквы! И уж точно ни один из них ни не скажет мне, что занятия таким делом – пустая, нелепая забава!
Эта мысль поддержала мой падающий дух и подняла мою поверженную, исцарапанную когтями недоброжелателей смелость!
На следующий день (как говорится, или назавтра, как теперь говорят в научных и художественных кругах) я представился одному из них, тонкому изящному старику, сидевшему в небольшом, уютном кабинете, водрузив огромные очи на крючковатый нос и поддерживавшему мозолистым пальцем перо за мясистым ухом:
– Полагаясь на ваш опыт, сэр, – сказал я, – я пришёл просить у вас вашего совета… Я очень плохо пишу историю, у иеня пока ничего не получается, и я ничего не могу поделать с этим.
– Он ответил, слегка пожав плечами:
– Что ж, мой бедный господин, если вам так больно, то зачем сочинять историю, когда можно только копировать самые известные сочинения и факты, как это принято? Если у вас новый взгляд, оригинальная идея, если вы представляете людей и вещи в неожиданном виде, вы удивите читателя! А читателю не нравится удивляться. Он никогда ничего не ищет в истории, кроме глупостей и побасенок, о которых он уже наслышан. Если вы попытаетесь обучить его, вы этим станете утверждать, что он глупец, вы только унизите и разозлите его. Не пытайтесь просвещать его, он будет кричать, что вы оскорбляете его устоявшиеся убеждения! Историки копируют друг друга. Клонируют и закрепляют факты! Таким образом, они избавляются от усталости излишних раздумий и избегают выглядеть белыми воронами. Имитируйте их, постарайтесь быть похожими на них, и никогда не будьте оригинальны! Оригинальный историк является объектом всеобщего недоверия, презрения и отвращения! Поверьте мне, старику, сэр, – добавил он, – Неужели вы склонны думать, что я смог бы добиться такого уважения и почёта, если бы мои книжные сочинения были нашпигованы разными новинками? И что такое новинки? Дерзости! Пощёчины обществу! Не более того!
