ГЛАЗ БУРИ
***
Их было шестеро. Шесть офицеров Империи, попавших в плен к соларийцам, шесть аристократов. Точнее, пять - шестой, капитан Кеплер, был простолюдином, выслужившимся в офицеры из прим-сержантов. Самым старшим был полковник Воллар, самым младшим, как по званию, так и по возрасту - двадцатилетний лейтенант Альтер Карсак.
Неделю назад их собрали в тюремной камере какого-то провинциального соларийского городка, а спустя три дня погрузили в крытый грузовик и с тех пор везли; по солнцу удалось определить, что на север. Куда, зачем? Конвоиры на вопросы не отвечали, единственное, что от них можно было услышать, это сопровождаемое тычком приклада "Пошел!"
Конвоиров было пятеро - водитель в кабине грузовика, двое в сопровождающем грузовик автомобиле и двое автоматчиков, сидевших друг напротив друга на лавках у заднего борта. Пленным сидеть на лавке не полагалось - их место было на полу в глубине кузова.
Ехали почти без остановок, лишь в середине дня делали короткую передышку и под конвоем пускали пленных облегчиться.
Кое-где затягивавший кузов брезент прохудился, и в прорехи можно было видеть то пустоши с островками суховатой ломкой травы, то рощи с желтеющими листьями и резко выделяющимися на их фоне темно-зелеными сосенками, то деревушки - десяток-другой домиков с черепичными крышами. Если бы не автоматчики, то, наверное, можно бы было попытаться бежать - разорвать ветхий брезент и на ходу спрыгнуть с грузовика. Если бы не автоматчики... И не капитан Кеплер. Три недели назад он был ранен в ногу - собственно, потому и попал в плен - с тех пор без надлежащего лечения рана воспалилась и, хотя кость задета не была, он почти не мог ходить.
Наверное, в другое время он бы попросил револьвер и оставить его одного - по закону Империи, любой офицер, если ему грозило увечье, мог выбрать смерть, и никто не вправе был ему отказать. Но револьвера не было, как не было и возможности уединиться - лишь призрачная надежда, что если их зачем-то так далеко везут, то, возможно, в конце пути ему все же окажут помощь.
***
На этот раз на ночлег остановились еще до сумерек - может быть, из-за того что тут и там по обе стороны дороги виднелись невысокие, но пригодные для дров деревца, а может, из-за стоявшей у дороги сараюшки - скорее всего, летом косари из ближайшей деревни хранили в нем свое снаряжение.
Пленных отвели туда и заперли на щеколду. Один из конвоиров принес фонарь с огарком свечи - нет, не из желания потрафить узникам, но из соображений безопасности, чтобы конвоиры, когда принесут еду, могли увидеть, что творится в сарае. Пока что огарок можно было не зажигать - пробивающегося сквозь щели между досками света хватало, чтобы устроиться на земляном полу, не спотыкаясь друг о друга.
Теперь оставалось только ждать...
Ждать, пока конвоиры разожгут костер и сварят кулеш из крупы и мясных консервов, пока вдоволь наедятся и лишь потом, добавив в остатки кулеша воды и подогрев получившуюся баланду, принесут ее пленным вместе с несколькими ломтями хлеба. Потом капитан Мор, единственный, кто хоть как-то разбирается в медицине, попытается при свете огарка очистить рану капитана Кеплера от гноя и заново перевязать ее. А потом можно и поспать, сбившись для тепла поближе, тело к телу.
Но в этот раз что-то пошло не так - через час, когда уже совсем стемнело, ковоиры внезапно загалдели. До пленных явственно донеслось% "Держи!.. Хватай!.. Уйдет же!.." Еще пара минут, и дверь сарая распахнулась; внутрь втолкнули пацаненка лет двенадцати; тот по инерции пробежал пару шагов, но не упал, а выпрямился.
- Завтра, как будем проезжать деревню - жандарму сдадим! - рявкнул вслед солариец и захлопнул дверь, из-за которой глухо прозвучало: - Ишь чего надумал - консервы спереть!
Мальчишка стоял, настороженно оглядываясь. При свете огарка можно было разглядеть впалые щеки, острый носик и торчащие во все стороны волосы - желтоватые прядки, похожие на птичьи перья.
Взгляд не по-детски серьезных светло-голубых глаз скользил по лицам пленных, пока внезапно не остановился на лейтенанте Карсаке.
- Ты - сын {[Полковника]}? - хрипловато спросил незадачливый воришка; последнее слово прозвучало со странной многозначительностью. Полковник Воллар, на кителе которого сохранились знаки различия, скорее от неожиданности, чем реально желая ответить, замотал головой:
- Я... нет!..
Мальчишка даже не взглянул на него, не сводя глаз с лейтенанта.
- Да, - настороженно ответил тот. - А ты откуда знаешь?
- У него в столе фотография твоя лежит. - Губы пацана раздвинулись в короткой улыбке. - Не боись - я вас вытащу. - Еще раз обвел всех взглядом и стремительно шагнул к капитану Кеплеру, присел на корточки: - Та-ак - а что у нас тут?
- Он ранен, - подал голос лейтенант, - в ногу.
- Сильно? Вот тут, да? - Мальчишка безошибочно припечатал ладонью скрытую под штанами рану. - Кость задета?
- Нет, но рана глубокая, - объяснил капитан, прислушиваясь к собственным ощущениям: когда грязноватая ладошка легла на ногу, он напрягся в ожидании боли, но боли не было, даже той, тупой и слабой, к которой он за многие дни притерпелся.
- Это хренова-атенько. Потому что лечить-то я не умею.
- Да кто ты такой? - опомнился полковник Воллер, до сих пор считавший себя здесь главным.
- Что еще было на этой фотографии? - спросил одновременно лейтенант Карсак.
- Рыба, - рассеянно ответил мальчишка. - Здоровущая, во такая! - Раздвинул ладони локтя ({мера длины, приблизительно полметра }) на полтора.
- Кто ты такой, мальчик?! - повторил полковник, в отличие от лейтенанта ответа не удостоившийся.
На сей раз взгляд светло-голубых глаз уперся в него:
- А вот обзываться нечего! Какой я вам мальчик?!
- Не мальчик? А кто же?! - вырвалось у Воллера прежде, чем он сообразил, как это глупо звучит. - Ты что – {[девочка]}?!
