Тамара Михеева - Островитяне

Мама сказала:

– Ты бессовестный, Руслан.

Я промолчал. Ну бессовестный. Ну и пусть.

– Они тебя два года не видели.

Да хоть десять.

– А после случившегося…

– Да хватит уже! – взорвался я. – Вы теперь до конца жизни будете это вспоминать?

Далее – короткая, но яростная схватка и мое полное поражение. И вот мы с папой в машине. Едем в деревню. Он всегда отвозит меня туда на машине. Когда я был маленький, я страшно это любил – ехать с ним на машине. Он всегда сажал меня на переднее сиденье, и мы всю дорогу слушали аудиокниги. Иногда он решал ехать какой-нибудь новой дорогой и тогда вручал мне карту (как будто навигатора в телефоне нет!) и называл штурманом. Даже вспомнить смешно, как я раздувался от гордости!

Наша деревня… ну, как наша… Деревня, где живут Оля и Вадим, мои бабушка и дедушка, папины родители. Эта деревня недалеко от Волги, на берегу одного ее притока. Вообще-то у нас так не принято. Ну, вот чтобы силком. Обычно все равно они ко мне прислушиваются. Не то чтобы советуются… это уж какой-то совсем высокий уровень самосознания родителей, но хотя бы делают вид. Но в этот раз убедить их не получилось. Ага, попробуйте убедить мою маму – лучшего адвоката города.

В этом году у моей мамы бзик по йоге. У нее каждый год что-нибудь новенькое! Три года назад она, например, соколечением увлекалась. Каждое утро мы все должны были пить свежевыжатые соки! Хорошо, если сок яблочный или цитрусовый микс, но ведь петрушечный или какой-нибудь сельдереевый полезнее! Как вспомню, так вздрогну!

Потом мама выяснила, что соль вредна для организма, и мы почти год солили еду тайком. Папа даже придумал специальные карманные солонки. Но мама нас рассекретила и всерьез обиделась. Зато стала все солить!

Потом она травила нас живыми йогуртами. Теперь вот – йога. Папа с ужасом ждет следующего логического витка: от йоги до вегетарианства – один шаг. И пичкает нас шашлыками и котлетами. Про запас, что ли?

Но вообще-то из всех маминых увлечений мне йога больше всего нравится! Во-первых, красиво! Все эти асаны. И не трудно совсем! Гораздо легче, чем когда мы бегали всей семьей по какой-то там суперпрограмме, готовились к марафону! А во-вторых, посмотришь – все звезды йогой занимаются, чем мы хуже? А мясо я и так не люблю, мы даже пельмени с Савкой на двоих едим: он мясо, я тесто. А папу с братьями жалко. Особенно Савку – он ужасный мясоед!

Да, Савва – мой старший брат, ему шестнадцать. Он родился, когда мама фанатела от художника Саввы Бродского. Ну не повезло ему! Хотя сейчас возвращаются старые имена. Вот наш младший братик попал под мамино увлечение всем старорусским, и зовут его Демид. Она хотела назвать Добрыней или Братомилом, но тут уж папа устроил настоящую забастовку! И маме пришлось искать что-то более… удобоваримое. Сошлись на Демиде. На людях папа зовет его Митей, пусть думают, что он обыкновенный Дмитрий, а дома мы зовем его Дёмой. Ему подходит. Он ласковый и невероятный красавчик!

Если меня спросят, люблю ли я играть в «Скрабл», то я, наверное, скажу нет. Хотя здесь мы с Вадимом играем в него каждый день. Традиция. Вадим – это мой дед. Так уж сложилось, что я их с бабушкой зову по именам. Я и маму с папой по именам называю, когда к ним обращаюсь, они меня так сами приучили.

Вадим научил меня играть в «Скрабл», когда я еще маленьким был, и я жутко гордился, что у нас с ним такая вот общая, очень взрослая и умная игра. И так все вокруг восхищались, что я с дедом наравне играю и даже иногда выигрываю, что я не сразу понял, что мне скучно. А когда понял, все равно продолжал играть с ним каждый день. По привычке, что ли…

Ну, и не хочется деда обижать. Он хороший. Правда, мы совсем недавно… ну, сблизились. А в детстве я его совсем не помню. Будто его не было. Будто он только в мои одиннадцать лет вдруг понял, что я человек и со мной можно разговаривать, ездить на рыбалку, обсуждать новости и фильмы, которые вместе посмотрели. Оля на него сердится. Когда мы собирались на рыбалку в последний раз, она просила взять с собой Артема, но дед не согласился.

– Что я буду с ним там делать? – сказал он, и мы уехали вдвоем.

Мой дед не умеет с маленькими. И со мной не умел, пока я не дорос до сознательного возраста, чтобы можно было поговорить.

И этот «Скрабл» остался у нас с ним с тех времен, когда он не знал, что со мной делать, о чем разговаривать, как себя вести. На рыбалку редко удается, раз в неделю, и то если повезет, а в «Скрабл» хоть каждый вечер играй. Вот мы и играем. Ну а что еще в этой деревне делать? С утра Оля иногда устраивает «трудотерапию», так она это называет: просит полить две грядки с зеленью и морковкой, собрать упавшие за ночь сливы и яблоки. Но всей работы тут на полчаса. Потом начинается нестерпимое пекло. На речку раньше пяти часов дня мы не ходим, потому что дневное солнце считается самое опасное, да и песок раскаляется так, что пока добежишь по нему до воды, все ступни сожжешь, никакие тапки не помогают.

Когда я был тут последний раз, два года назад, то катался на велике, объехал все окрестности, все ближайшие ерички[1] и деревушки, но в этом году даже заикаться не стоит, а то начнется опять истерика с обмороками. Телевизора у них нет принципиально. Интернета тоже нет. Не принципиально, а просто его нет во всей деревне. Надо было попросить отца купить мне модем с симкой. Не сообразил. А теперь уже поздно – я тут безвылазно на целый месяц.

Остаются книги. Не то чтобы я читать не люблю. Иногда люблю. И книг у них много, но все такие… специфические. Специально подобранные, чтобы нагонять тоску и скуку. Никаких приключений, никакой фантастики и, уж конечно, никаких детективов и фэнтези. Все это, по мнению Оли, «низкие жанры», недостойные нашего внимания. На полках тут сплошная классика, наша и зарубежная. Начиная с древнегреческих трагиков. Я с тоски уже «Царя Эдипа» прочитал. Нормально так, когда втянешься. Оля, конечно, была в восторге, когда увидела у меня в руках эту книжку. Пыталась даже обсудить со мной, но я отвечал односложно (самый действенный способ, чтобы отстали). Не повезло человеку, что еще тут скажешь? Это я про Эдипа. Оля попыталась подсунуть мне еще кого-нибудь из древних, но я наотрез отказался. Лучше уж в телефоне играть.

Я обожаю нашу деревню! Каждую улицу, каждый дом! Папа говорит, что это оттого, что я с рождения сюда езжу и это как бы моя вторая родина, а на самом деле ничего такого в деревне нет: речка мелкая, деревьев мало, исторических достопримечательностей никаких. Ну, для папы, может, и никаких, а мы тут кучу достопримечательностей знаем!

А еще у меня есть свое, тайное место. Раньше на берегу речки был лагерь, только его бросили, и он стоит пустой уже много лет. Некоторые здания совсем разрушились, в столовой крыша обвалилась, все заросло. Там, конечно, собираются местные ребята чуть ли не каждый вечер, больше-то особо негде. Но я нашла один такой закуток, про который никто не знает, только я. Надо пробраться через кусты около бывшей столовой, и там будет такой уголок у забора, который не видно ни с дороги, ни из лагеря. Я там часто сижу. Когда одна хочу побыть, а то у нас дома с этим сложно. Даже в туалет очередь, если все-все собираются у бабушки. Поэтому я свое тайное место берегу, никому про него не рассказываю, даже если иногда хочется. И каждый раз, когда мы идем на речку, проходим мимо развалин лагеря, я смотрю на него издалека и будто бы мы переглядываемся.