Рассказ
Было зимнее воскресное утро. Молодой купчик Семен Мироныч Калинкин сбирался к обедне и повязывал себе в зале перед зеркалом галстук. В спальной шуршала юбками его молоденькая жена.
– Шубку мне к обедне-то надеть или черно-бурый салоп? – спрашивала она мужа.
– Зачем шубку? В шубке прошлое воскресенье были. Салоп надень, а то наши рыночники могут подумать, что мы его заложили.
– Стало быть, и браслетку бриллиантовую надеть?
– Вали и браслетку! Мужу кредиту больше. Оно, конечно, сегодня холодно, но все-таки раза два-три руку-то выставить будет можно.
– А бриллиантовые серьги?..
Но в это время раздался звонок. Разряженная Калинкина выбежала из спальной в залу и начала заглядывать в прихожую. В залу вошел молодой человек с закрученными усиками. Он был в синем суконном кафтане нараспашку, в красной рубахе, плисовых шароварах и высоких сапогах. Бросив на стул шапку, он начал раскланиваться.
– Николай Иваныч! Какими судьбами?.. Сколько лет, сколько зим! С самой нашей свадьбы не бывали, а уж этому полгода будет! – воскликнула Калинкина.
– Да, невозможно было-с! – отвечал он. – Сначала по покойнику тятеньке шесть недель справляли; потом, дорвавшись до гулянки, по клубам начал чертить, а теперь свою собственную жизнь по-современному устраиваю. Ведь у нас при тятеньке какая была жизнь? Целый день на фабрике либо в конторе, а в десять часов ужин и на боковую. А теперь не то, теперь у меня все по-современному.
– Слышал, слышал, что ты чудишь. Зачем это в таком костюме-то? – спросил Калинкин.
– Это я славянофилам подражаю. У меня теперь все по-современному! Вот теперь Рождественский пост, а для меня дома скоромное стряпают. Будет, достаточно тятенька над нашим братом потиранствовали! У меня теперь на квартире при фабрике и библиотека своя, и физика, и химия. Вчера на чердаке обсерваторию устроил и телескоп поставил. Литератора при себе держу. Это по-теперешнему мой первый друг. Мы с ним и букашек рассматриваем, и луну… Птиц морим и потом оживляем и все эдакое… Заливалов фамилия. Помнишь, мальчишки на Невском книжку «Волчий зуб» продавали, – так вот это его сочинение. Умнейший человек! Теперича поутру он как встанет, чаю – ни-ни, а вот эдакой стакан водки… Мы думаем с ним даже газету издавать…
– Отлично. Ну, садись!
– Ни боже мой! Я на минутку. Я приехал, чтоб пригласить тебя в Николин день ко мне на именины. Будет литературный, физический и химический вечер. Четыре бутылки одного киршвассеру для жженки купил. Приедешь?
Калинкин взглянул на жену. Гость продолжал:
– Вас, Анна Андревна, я не приглашаю, потому у меня холостой пир. Конечно, ежели бы вы были дама современная, то вам это наплевать… По-современному, даже и девицы к холостым ездят. Впрочем, милости просим, можете с моей маменькой посидеть, только не советовал бы, потому тоска… Маменька у нас теперь в таком сюжете, что у них после пятого слова сейчас покойник тятенька пойдет, и уж как затянут этот карамболь, так шабаш! – до второго пришествия… Так приедешь, Семен Мироныч?
Калинкин замялся.
– Да не знаю, право… Слова не даю. Ты сам знаешь, я теперь человек женатый.
– Неловко ему одному… – докончила жена. – Всего полгода женаты, и вдруг без жены… Он и не пьет нынче… К тому же к вам на фабрику и далеко, оттуда ночью и извозчиков не найдешь. Еще ограбят, пожалуй!
– Насчет этого не сомневайтесь, – прервал гость. – Я пришлю за ним свою лошадь и на ней же обратно доставлю. Мой кучер Михайло – самая верная Личарда. Он у меня теперь все: кучер, лакей, при химии и физике состоит и во всех переделах со мной бывал. Согласны?
– Да неловко, Николай Иваныч! Ну, сами посудите, что я без него целый вечер делать буду?
– А вы тем временем поспите. Чудесно! Анна Андревна, на коленях вас умоляю!
Гость встал на одно колено.
– Ах, срам какой! Что вы! Встаньте! – взвизгнула Калинкина и бросилась поднимать его.
– До тех пор не встану, пока не дадите согласие!
– Согласна, согласна, только как он… Он и сам не хочет.
Гость вскочил с колен. Калинкин взглянул на жену.
– Разве уж для того только, чтоб литератора посмотреть, – сказал он ей. – Помнишь, Аня, мы читали его книжку «Волчий зуб»?
– Это что тараканов-то в земле нашли? – спросила она.
– Нет, «Волчий зуб», красненькая книжка? Еще Петр Семеныч в пьяном виде читал?
– Ах, помню, помню! Насчет того, как цыгане девочку украли?
– Совсем не в ту центру! – отозвался гость. – Ну, да наплевать! Прощенья просим! Пора! Прощай, Сеня! В семь часов я пришлю за тобой лошадь. Рад, что ты, по крайности, посмотришь, как люди по-современному живут.
– Главное, к вину его не приневоливайте и к двенадцати часам домой доставьте… – упрашивала Калинкина.
– Как редкий бриллиант, доставим! Прощай! Прощайте!
Гость раскланялся и исчез.
Про купеческого сына Николая Иваныча Переносова все его родные и знакомые в одно слово говорили, что он пустой человек. И в самом деле, оставшись после смерти отца, человека сурового и строгого, не дозволявшего сыну ни малейших развлечений, Переносов совсем перестал заниматься делом. Фабрикой управлял приказчик, а он только и дела делал, что разъезжал по трактирам, по театрам и клубам. В одном из трактиров он познакомился с неким Заливаловым, в сущности, праздношатающимся человеком, но который, однако, рекомендовался ему как литератор и адвокат. В трактире Заливалов был «завсегдатаем», держал себя очень развязно, присосеживался к угощению загулявших купцов, показывал им разные фокусы с серебряными монетами и, напившись пьян, кричал «всех пропечатаю», вследствие чего приводил купцов в немалый трепет, и они тотчас же старались или дать ему взаймы рубля два-три, или проиграть их ему в орлянку. Между трактирной прислугой про него ходила молва, что «он у мировых такой сведущий человек, что даже и виноватого может сделать правым». Знакомство Переносова с Заливаловым началось с того, что тот его обыграл на бильярде на пять рублей и подарил ему свою книжку «Волчий зуб». Переносов тотчас же потребовал бутылку «шипучки в белом клобуке» и сообщил, что давно уже ищет случая познакомиться с умными людьми, а в особенности с литераторами. При следующей встрече Заливалов говорил уже Переносову «ты», прямо требовал от него угощения и повез его наблюдать воровские нравы в трактир «Малинник», после чего они попали в Екатерингоф, а наутро Переносов и сам не знает, как литератор Заливалов очутился у него спящим в его кабинете. С этого дня он не покидал уже более Переносова и поселился у него. Каждый день придумывал он какую-нибудь новую закуску или настой для водки, причем при выпитии первой рюмки стрелял из пистолета холостым зарядом, научил Переносова варить жженку, жарить бифштекс на прованском масле и разгрызать рюмку без видимого ущерба для рта. Переносов был от него в восторге.
