Меня назвали Дэвид. Это имя приходит ко мне по электронке в письме с остальными инструкциями. Приходит тогда, когда в моем котелке, который голова, много чего варится. Мы толком не обсуждали это с матерью, в смысле, эту поездку в Богом забытый поселок с полувымершим населением, поэтому я удивлен. Хотя и не особенно. У матери в привычке принимать решения за меня, причем в полной уверенности, что мы это обговаривали, и я сам предложил.
В общем, в письме мне настоятельно предлагается уехать на десять дней, то есть провести большую часть институтских зимних каникул, поправляя свое психическое здоровье в окружении природы и таких же поехавших крышей неудачников, как я сам, конечно, под присмотром специалиста. На счет вменяемости последнего я не уверен, хотя зашел на сайт отзывов и прочел много чего хвалебного в его адрес и в адрес его авторской методики.
От словосочетания “авторская методика” у меня дергается глаз. Значит, это может быть, что угодно, и мне никак к этой фантасмагории не подготовиться. Но ладно уж, все равно поеду. Иначе мать с меня живого не слезет.
Пока еду в такси, разглядывая унылый серо-белый пейзаж за окном с вкраплениями чужих домов и чужих жизней, размышляю, о чем стоит говорить в группе, а о чем стоит умолчать. В группе психологической помощи – так именуется предложенное мне коллективное мероприятие. Имеет ли смысл поделиться там моей маленькой насущной проблемкой или лучше просто отсидеть десятидневный срок, как можно меньше отсвечивая? В конце концов, прихожу к выводу, что такими проблемами, как у меня, делиться опасно и чревато нежелательными последствиями, так что буду держать язык за зубами. Но что-то сказать все равно придется, хотя бы объяснить, зачем я присоединился к группе. Признаться, что меня записала сюда мать?
Ну да, у здорового лба проблемы с мамочкой – смешно и банально, но, в принципе, может сойти за правду. На это и буду напирать. Семейные проблемы, недопонимание, разрыв поколений, чрезмерная опека. Все лучше, чем выдать, что отчаянно боюсь, что в один прекрасный момент просто сорвусь и кого-нибудь убью.
Не просто убью, а то можно подумать, что я буйный и убью кого-нибудь случайно. Нет, я буду делать это намеренно долго и сладострастно, наслаждаясь каждым мгновением предсмертной агонии, своей властью над беспомощной и обезличенной жертвой. Так делали сотни героев потрепанных книг, которыми уставлена моя комната. Фикшн и тру-крайм про серийных убийц и маньяков – я собираю все. Нехудожественное изложение “подвигов” настоящих преступников мне нравится даже больше. Хотя описание самых главных их деяний там обычно дается сухо и сдержанно, это подстегивает мое воображение еще сильнее, чем красочное, но выдуманное и вылизанное повествование в художественной литературе.
Может быть, именно из-за этих книг у меня самого потихоньку едет крыша? А может, это моя врожденная глубинная сущность таким образом ищет себе волю и пищу? Достаточно ли мне просто прекратить кормить своего внутреннего зверя, чтобы он захирел и, наконец, издох?
Склоняюсь к этой мысли, однако на данном этапе я просто не готов отказаться полностью от того единственного, что доставляет мне истинное удовольствие. Наоборот, мне хочется большего.
Все эти рассуждения помогают мне скоротать долгую дорогу, и вот я уже и на месте. Вываливаюсь из такси прямо в снег, который тут же радостно заполняет вакантное место между штаниной и лодыжкой. До расчищенной дорожки всего несколько шагов, несколько ледяных и мокрых шагов, которые я делаю быстро и уверенно. Дальше уверенность расходится со мной путями. Надо мною хмурое серое небо, позади голых деревьев за решеткой из веток стоит угрюмое серое здание – скорее всего цель моего путешествия, и мне отчаянно хочется домой.
До здания, наверное, метров сто по все той же расчищенной дорожке, и мне ничего другого не остается, как идти по ней. Какая-то прямо нехорошая метафора моей жизни. Нехотя переступая ногами, я дохожу где-то до половины пути, как прямо передо мной на дорожку выскакивает белый заяц. Смешной такой: с худыми ногами, плотненьким пушистым тельцем и длинными ушами торчком. Пару секунд он вызывающе смотрит не меня, а потом вдруг дает стрекоча в правую от меня сторону. Посмотрев в том направлении, я замечаю тропинку, ответвляющуюся от прямой дороги. Там прошло, похоже, всего пара человек, но я чувствую, что и мне туда надо. В смысле, почему бы не разведать местность, оттянув немного столь нежелательный контакт с остальной группой?
Да, ботинки у меня низкие, пижонистые и совсем не для хождения по сугробам, а я все равно лезу не пойми куда. Поругав себя за это, иду по плохо утоптанной узкой тропке и, к счастью, довольно скоро выхожу к совсем маленькому прудику, похожему на большую замерзшую лужу. Живописным его никак не назовешь и совсем неясно, зачем кому-то пришло в голову торить сюда тропу по довольно глубокому снегу.
Все же я дохожу до самого конца этой тропы, к пруду и немного вдоль его края – вот настолько я не хочу идти, куда мне следует. И вдруг замечаю ее, то есть нечто почти невозможное, немыслимое быть увиденным здесь! Девушку. Голую. Замерзшую, точнее вмерзшую в лед.
Она лежит на спине, серая, окоченевшая, руки сложены так, будто она, пытаясь хоть чуть-чуть согреться, тянется обнять себя ими или прикрыться. Во многих местах молодая гладкая кожа жестоко вспорота ножом или каким-то другим острым инструментом. Глубокие раны. На запястьях и лодыжках борозды от связывания. На шее осталась поблескивающая золотая цепочка. Волосы выглядят странно, похожи на старую мочалку, они клоками торчат из-подо льда. Глаза девушки открыты…выражение лица озадаченное, словно она встретила самую большую загадку, возможную в жизни – свою смерть. То есть она совершенно точно мертва, но есть ощущение, что дух ее еще не покинул и бродит в удивлении рядом.
Я опускаюсь на корточки, не выдержав нахлынувших на меня эмоций. Голова начинает судорожно соображать, откуда эта девушка могла тут взяться, но вдруг… Что я? Где я?
Я сажусь в кровати, удивленный, возбужденный и, наконец, обескураженный. Все оказалось сном, длинный путь в машине еще мне только предстоит, и нет никакой мертвой девушки в пруду. Может так статься, мне вообще не придется никуда ехать и то письмо с приглашением мне тоже приснилось?
Окрыленный таким предположением, вскакиваю и быстро провожу все обычные утренние процедуры, чтобы не опоздать к завтраку. Он у нас всегда проходит ровно с семи часов за овальным полированным столом возле окна в зимний сад. Точно ко времени стол накрывает наша домработница Маргарита, доставая из серванта фарфоровый сервиз. Все чинно благородно, будто мы “графья” какие-то.
