Я умру, чтобы жить!
Ты воскреснешь, да, ты воскреснешь
Сердце моё в один миг!
А то, за что ты страдало,
И уведёт тебя к Богу!
Густав Малер
Этими строками закончилась грандиозная песня хора последней части Второй симфонии Малера. Когда финальный аккорд повис в воздухе, в зале воцарилась тишина; дирижёр, завершив симфонию последним динамичным, экспрессивным жестом, замер, словно танцор в магической позе, расправив руки и устремив чарующий, колдовской взгляд к потолку. Грянул шквал оваций. Будто перед Богом, не слыша ничего вокруг и не двигаясь, стоял маэстро ещё несколько мгновений. Капли пота стекали по его лбу, глаза были широко раскрыты, грудь вздымалась от частого дыхания. Казалось, он улетел вслед за последними нотами, слившись с музыкой воедино, став сегодня её двигателем, её проводником. То ли языческого шамана, взывающего к духам, то ли христианского священника, немо вопиющего к Богу, напоминал этот дирижёр на сцене. В этом было как что-то демоническое, так и нечто ангельское. Силу, искренность и правду излучал он, глядя в глаза само́й истине, истине, к которой музыка по нотам привела его.
Вернувшись к действительности, маэстро неторопливо повернулся лицом к рукоплещущему залу и склонился в низком поклоне. Как молод и статен он был, дирижёрский фрак подчёркивал его стройную, пропорциональную фигуру; миндалевидные карие глаза искрились каким-то печальным блеском, словно после прогулки по самым скорбным закоулкам человеческой жизни, – неужели их приоткрыла музыка?.. В зале аншлаг, ни одного свободного места, все до единого аплодировали стоя. Первые ряды партера занимали ярчайшие представители музыкального мира: легенда мировой музыки – восьмидесятишестилетний композитор Карл Папп с навернувшимися на глаза слезами рукоплескал стоя, опершись на трость. «Блестящее исполнение! – с трепетом сказал почтенный композитор стоявшему рядом высокому седовласому господину. Тот в свою очередь одобрительно кивнул в ответ. – А какие бесподобные вещи пишет этот молодой талант, – продолжил Папп, – я недавно был на его сольном концерте, где он исполнял восхитительные фортепианные прелюдии из своего пятого опуса». Вряд ли сегодняшний концерт оставил кого-то без эмоций, даже закоренелые скептики, люди, далёкие от музыки и от мира искусства в целом, воодушевились великолепной симфонией в исключительном исполнении даровитого дирижёра, в руках которого был весь государственный академический симфонический оркестр. Когда публика начала расходиться, Карл Папп вместе с седовласым господином, продолжая обмениваться впечатлениями, направились за кулисы. Увидев маэстро в окружении нескольких музыкантов, джентльмены прекратили разговор и ускорили шаг.
– Просто превосходно, Эмиль! – воскликнул Папп, обратившись к молодому дирижёру.
– Примите мои поздравления, – добавил седовласый господин, протянув Эмилю руку.
– Моё почтение, господин Папп; премного благодарен, ректор Фредрикссон, я вам очень многим обязан, – ответил Эмиль, поочерёдно поклонившись одному и второму джентльменам. Даже в моменты торжественной радости его лицо оставалось строгим и задумчивым. – Вы очень много для меня сделали, господин Фредрикссон, все эти годы, что я учился в консерватории, вы были рядом и никогда не оставались равнодушным ни к одной моей проблеме; а вы, господин Папп, всегда будете для меня оставаться ярчайшим музыкальным светилом и путеводной звездой на моём подчас непростом пути.
– Вы помните о нашем разговоре, Эмиль, – начал ректор консерватории, – вас ждёт блестящее будущее дирижёра, композитора и пианиста, но для этого вам нельзя сидеть на месте. Многие молодые одарённые выпускники хватали первые лавры славы и останавливались на этом: иллюзия успеха порождала лень, а лень пожирала их, не давая реализоваться таланту. Вам пора выпорхнуть из гнезда, оставить родную колыбель и ехать в большой город с большими возможностями. Здесь, в Эйматштадте, вы уже значимая фигура, но боюсь, что это может быть тупиком. Вы птица высокого полёта, вам суждено стать личностью большего масштаба. Что скажете, господин Папп?
– Соглашусь, – неторопливо начал композитор, скрипя своим мудрым голосом, – в годы моей молодости я поступил именно так, как говорит Фредрикссон. Я уехал, оставив родителей, брата и сестру, своих друзей, те места, в которых вырос. Первое время мне было одиноко, приходилось со всем справляться одному, но благодаря преодолению трудностей я выработал силу характера. Музыка всегда была моей отдушиной, одиночество позволяло с головой погружаться в работу. Самоотдача, как вы понимаете, невероятно важна, порой необходимо превратиться в затворника, чтобы сотворить что-то сто́ящее. Это был мой путь, за который теперь я благодарю Господа! Вам, Эмиль, я желаю достойно пройти свой, испытав как можно меньше разочарований. Сейчас вы только на старте, и от того, как вы начнёте, зависит ваше будущее. В индуизме существует понятие кармы как некоторого результата совершённых человеком поступков. Согласно причинно-следственному закону, благие или дурные действия так или иначе определяют дальнейшую судьбу человека. Поэтому старайтесь свершать дела, благотворно влияющие на вашу жизнь. А в качестве конкретного совета могу сказать, что самая динамично развивающаяся музыкальная культура, свободная от гнёта исторических псевдоморфоз, сейчас сформировалась в Ирргартене и вам было бы весьма кстати туда отправиться.
– Именно, – подхватил ректор, – я уже вёл переговоры с богемной элитой Ирргартена, и в результате продолжительных бесед мы подытожили, что для вас там имеется обширный пласт работы. Для начала советуем вам поработать заместителем руководителя оркестра в музыкальном училище. Это будет чрезвычайно полезно для вас как для специалиста и оставит достаточно времени для концертной и композиторской деятельности. В ближайшем будущем вы вполне сможете стать руководителем симфонического оркестра или полностью посвятить себя композиции – всё в ваших руках.
Фредрикссон и Папп искренне любили Эмиля и от всего сердца старались ему помочь. Они видели в нём человека, который должен многое сказать, многое донести до всего человечества посредством музыки, культуры и искусства, привести к истине, воодушевить, научить верить, чувствовать, любить, сострадать и сопереживать, заставить людей задуматься о своей сущности, посмотреть на себя и на свою жизнь под другим углом. Эмиль не из тех людей, что на склоне лет переводят свой отупевший взгляд с предмета на предмет, безынтересно доживая остаток жизни. И не из тех располневших, пропахших нафталином службистов и функционеров, размеренно вышагивающих по бульвару, гордясь тем, каких чинов они достигли. Нет, он всегда будет строг, смиренен, аскетичен, а каждый день его жизни наполнен неким сакральным смыслом. Он будет искать правду, двигаться к истине, как агностик, поднимающийся с каждым днём на следующую ступень бесконечной лестницы познания.