Мысль возникла на краю спиралевидной галактики. Миллиарды звёзд в широких хвостах спирали ярко сияли, постепенно сливаясь друг с другом в огромный ослепительный шар в центре.
– Я правильно поняла, именно об этом секторе галактики Он подумал? – спросила Мысль.
– Да, всё верно, Он подумал именно об этом месте, – ответила сама себе Мысль, – Он давно уже не уделял внимания биологическим формам жизни. Мне, таким образом, надлежит провести тщательную инспекцию всего, что здесь происходит.
– Разве не Эмиссар должен этим заниматься? Биоформы его ответственность, – опять спросила себя Мысль.
– Эмиссар в настоящее время занят обустройством жизни в ста семидесяти семи тысячах галактик этой Вселенной. Именно поэтому моя работа здесь, – объяснила сама себе Мысль.
– Мне надо тщательно осмотреться и решить с чего начать. Он не даром подумал об этом месте. Данной галактикой давно никто не занимался, и здесь явно происходит что-то не то.
– Да, верно. Начну, пожалуй, вон с той белой звезды. Расстояние – сорок восемь световых лет, девять планет, третья по счёту населена биоформами, созданными по образу и подобию Его.
Мысль скользнула сквозь пространство и мгновение спустя окутала планету невидимой пеленой, проникнув в сознания населяющих её существ.
– Из всех биоформ квазиразумны только приматы. Те, из-за которых Он меня сюда и направил, – заключила Мысль.
– Да, и делают они нечто не поддающееся объяснению. Во всяком случае с Его точки зрения. Стоит приглядеться повнимательнее. Пока я не понимаю, – неслышно прошептала Мысль.
– И в самом деле, творят они вовсе не то, для чего были созданы. На мой взгляд это внутривидовое самоуничтожение.
– Что происходит там, внизу, на востоке их самого большого континента? Они осознанно убивают друг друга? – недоумевала Мысль.
–Похоже на то. На западе континента происходит то же самое. Одиннадцать тысяч лет назад этот биологический вид научился обрабатывать железо, а сейчас этим самым железом они уничтожают друг друга. Самое непонятное, что самоуничтожение происходит внутри отдельно взятых рас, что на западе, что на востоке. Они не только истребляют свой вид, но и своих прямых сородичей.
– Явно не Его план. Как можно было давать свободу столь примитивным биоформам?
– Не мне решать! – строго одёрнула себя Мысль.
Словно под микроскопом Мысль изучала жизнь на планете, шаг за шагом, миллиметр за миллиметром, собирая и впитывая в себя информацию, запечатлевая происходящее секунда за секундой, всё больше поражаясь, как происходящее внизу могло вообще свершиться.
– Я собрала всю необходимую общую информацию об этом мире. Приматы, кстати, называют себя людьми, а планету Землёй, что бы это ни значило. Для полного осознания и корректировки того, что у них происходит необходима микродетализация, – выдала своё заключение Мысль.
– Для эксперимента можно взять вот эту страну в центре западной части континента, известного у них, как Европа. Судя по всему, создания там настроены наиболее агрессивно. Забавно, но у них внизу то, что я из себя представляю, считается аберрацией, заболеванием при котором они изолируют себе подобных в отдельных домах и пытаются лечить. Шизофрения – так они это называют.
– Да. А в этой самой стране люди ещё и умерщвляют себе подобных, которые думают таким же способом, как и я, – Мысль на краткий миг исказила пространство от непонимания и омерзения.
– Самое время посмотреть поближе. Хотя бы вон тот город…
29 мая 1942 года капитан люфтваффе Курт Винтерхальтер вышел из здания штаба, расположенного по соседству с авиабазой близ Кёльна, после долгого оперативного совещания с командованием. Обсуждались дальнейшие действия вермахта на западном фронте, в частности наращивание мощи военно-воздушных сил Великобритании. С каждым месяцем англичане всё успешнее осуществляли боевые вылеты на оккупированные Францию, Бельгию, Голландию и это, конечно, не могло не привлечь внимание ставки в Берлине. Новое задание несколько обескуражило Курта. Он принимал участие в бомбардировках Лондона в 1941 и знал, что новая цель – ничто по сравнению с миллионной столицей главного врага фатерланда на Западе. Хотя тогда люфтваффе и не удалось сломить сопротивление и моральный дух Англии, но урон та понесла немалый, в чём, несомненно была и его, Курта, награждённого тогда железным крестом, заслуга. Но Мидлсбро! Что в самом деле было такого важного в провинциальном английском городишке? Ходили, конечно, слухи, что англичане строят что-то совершенно новое в авиатехнике, что-то похожее на пилотируемую реактивную ракету с крыльями, способную достичь Берлина за тридцать минут, но подтверждения этому факту разведке до сих пор добыть не удалось. Местоположение возможного строительства также оставалось тайной. Так неужели Мидлсбро? Иначе зачем было бы снаряжать шестнадцать «Хейнкелей» для бомбардировки этой дыры? Курту, однако, льстило, что именно он был назначен командиром авиагруппы, готовящейся разбомбить в пыль весь Северный Йоркшир.
«Сейчас на авиабазу, провести инструктаж своим перед ночным вылетом, а потом в город. Надо всё-таки выяснить, что там происходит с Ангеликой. Вчера по телефону она несла какую-то непонятную чушь», – подумал Курт.
Инструктаж с подробной детализацией, вопросами и ответами, согласованием пар ведущих и ведомых и прочей организационной тематикой продлился без малого три часа. Было решено, что авиагруппу будут прикрывать двадцать «Мессершмиттов-БФ109», а сами «Хейнкели-111» будут снаряжены шестнадцатью пятидесятикилограммовыми бомбами с однотонной бомбой на внешнем держателе каждый.
«Что бы там ни было, а Мидлсбро придёт конец, – гордо подумал Курт, – то, что не разнесут бомбы, добьют «Ме-109». Англичане так и не поймут, что их накрыло. А то расслабились там у себя за год без бомбёжек. Так, а сейчас в Кёльн».
Курт вырулил за ворота авиабазы на своём новом «Арди РБЦ-200». Ему нравилось ездить на мотоцикле, чем-то напоминало полёты, особенно, когда он закладывал крутые виражи на изгибах шоссе, ведущего в Кёльн. Мысли его переключились на Ангелику. Да, она ему нравилась. Даже очень. Но было это чем-то серьёзным или очередным увлечением, он не хотел себе признаваться, хотя в глубине души знал ответ. В свои тридцать два года он, высокий, красивый, статный и, что немаловажно, неженатый офицер люфтваффе, пользовался большим успехом у женщин. Собственно говоря, благодаря этим своим знакомствам и какому-то непонятному стечению обстоятельств, он и познакомился с Ангеликой. Полгода назад Курт встречался с Мариленой, профессорской дочкой, которая временами очень раздражала его своей эрудицией и всезнайством, что периодически выливалось в лёгкие подтрунивания над его «необразованностью». Как-то раз они ходили на балет, после чего Марилена, как обычно, пустилась в свои бесконечные рассуждения о мировом искусстве. Курт тупо молчал, не зная, как поддержать разговор, что вызвало серию очередных насмешек со стороны Марилены. «Ты бы хоть почитал чего-нибудь в свободное время», – прохихикала она. Что и подвигло Курта записаться в городскую библиотеку. Он отчётливо помнил тот хмурый декабрьский вечер, когда, поднявшись по ступенькам крыльца, открыл дверь и вошёл в библиотеку. В переднем зале ярко горел свет и в отдалении, за стойкой, Курт со спины увидел девушку, перебирающую карточки в выдвижном ящике каталога. «Там, кажется, и надо записываться», – подумал Курт и подошёл к стойке. «Ангелика Кирхнер. Библиотекарь» – гласила табличка на шкафчике с каталогами.
