Самолет Москва – Челябинск
Выловил в интернете: «Длинными холодными зимними вечерами она вязала длинные холодные зимние носки».
Смоделируем ситуацию. Как она могла докатиться до такой жизни? И кто она? Молодая? Средних лет? Старая? Средних лет исключается – никто не хочет читать истории о стареющих женщинах, даже сами такие женщины.
Старушка? Но что печального в вяжущей носки старушке? Скорее, наоборот. Значит, есть кому вязать. Есть из чего вязать. И есть где вязать. Никто не будет вязать носки под мостом или в нищенском приюте.
Итак, героиня. Тридцати-тридцати пяти лет. Или говорит, что ей столько, а на самом деле тридцать восемь. Теперь следует определиться: кому она вяжет, где и, главное, зачем? Несчастная любовь? Это само собой, как же в печальной истории без этого! Раз вяжет, значит, натура творческая. Актриса? Балерина? Творческая личность непонятной ориентации? Сейчас это модно. Модельер-певица-писательница-фотограф. Все в одном и ни о чем. Инь-ян бездарности с бесцельностью. Два неоконченных высших образования. Первое – менеджер по учету и финансам, второе – что-нибудь творческое: академия кельтской живописи XVII века, спрейпейнтер интерьера прихожих, креативый веб-дизайнер кнопки «пуск» в Windows 98 творческой студии Инги Карениной. Второе образование неоконченное, но диплом есть. Красивый, в строгой рамочке, с размашистой росписью. На стене рядом самая удачная из ее фотографий в полуобнаженном виде пятнадцатилетней давности. Или картина. Скорее, последнее. «Один, ныне очень известный, художник… Два года меня уговаривал… Я никак не решалась… Но он так настойчив… Как-то само собой получилось… Импульсивно… У нас с ним почти ничего и не было…» – из-под опущенных ресниц сообщит она. Длинные ноги, аккуратные руки. Подростковая попа. Красивый изгиб шеи. Блин, уже влюбился.
Чего, спрашивается, такой женщине одной вязать носки? Хотя в предложении нигде не сказано, что она одна. «Длинными холодными зимними уютными вечерами она вязала длинные холодные зимние уютные носки». Одно слово, а как все поменяло! Уютная красивая женщина вяжет в теплой гостиной (за окном обязательно снег) носки. Или свитер? Может, в оригинале был именно свитер? Но почему он холодный, если зимний? Чертовщина какая-то!
Итак. Женщина. Красивая, молодая. То есть не совсем молодая, а, скажем так, еще ничего… Вяжет. Пусть все-таки это будут носки. Рядом мурлычет кошка. Тот, кому она их вяжет… На фронте? На задании? В тылу врага? Пусть будет в длительной служебной командировке.
Челябинск. Гостиница «Малахит»
Челябинск – город суровых сталеваров. Сталеваров я не заметил, но вечерами люди ходят действительно суровые. Аж страшно. Может, так кажется, потому что улицы плохо освещены? Снег с дорог счищают, но не убирают, а оставляют грязно-серочерными сугробами на тротуарах. С человеческий рост. Интересно, что будет, когда это все таять начнет? Таксист сказал, что особо весело ранней весной, когда днем подтает, растечется все по дорогам, а ночью заморозки. Хоть коньки надевай! Постоянно пахнет какой-то гадостью. Говорят, это от металлургических заводов. А так все хорошо. Неожиданно солнечно. Возможно, мне просто повезло. А, еще что поражает: куча рекламы спа-салонов, которые явно не просто спа-салоны. Открыто, не стесняясь. Один из первых рекламных плакатов на выезде из аэропорта – как раз спа-салон, то ли «Багира», то ли «Богема»: вальяжно развалившийся в кресле мужчина в дорогом костюме с бокалом виски, а на заднем плане, призывно изгибаясь, позирует полуобнаженная девушка.
Зато движение в бизнесе, производстве и строительстве просто сумасшедшее. Встречался с местным бизнесменом, владельцем базы в центре Челябинска на каком-то опупенном количестве гектаров. Фасует там семечки, орешки и прочую дребедень. Сходу попросил помочь ему получить кредит на 20 миллионов долларов. Не хватает на развитие производства. Потертые джинсы, кожаная куртка, руки черные от въевшейся, наверное, уже не отмывающейся грязи, мятое лицо бывшего боксера или просто братка. Первое впечатление – фрезеровщик с завода, в лучшем случае – мастер цеха. Впечатление, впрочем, резко меняется, когда он начинает говорить. Глаза умные, речь правильная и логичная. Не в плане текста – в плане понимания, как надо доносить мысли и идеи, конкретной постановки того, что от собеседника требуется, чего он хочет получить в результате встречи и как это может и должно быть.
Но вернемся к истокам. «Длинными холодными зимними вечерами она вязала длинные холодные зимние носки». Или свитера, что сути, собственно, не меняет. А что еще прикажете делать длинными холодными зимними вечерами? Не по улице же гулять. Хотя можно было бы по барам прошвырнуться. Снять кого. Сексом заняться. Раз дома в одиночку сидит и вяжет, значит, она – страшная? О страшных точно никто читать не захочет! Хотя как раз такие и ходят по барам в поиске мужиков. А красивые уже нашли и сидят дома – вяжут им носки!
Вот, например, такая история. Жила-была девушка. Она любила одного мужчину. Он ее тоже. Но, к сожалению, был женат. Поэтому приходил к ней редко. Хотя хотел бы быть возле нее каждый вечер. Но – жена, дом, работа, проблемы… Возможно, он просто понимал, точнее, боялся (или… да какая разница!), что если он будет проводить с ней каждый вечер своей жизни, через недолгое время все опять превратится в «жену, дом, работу, проблемы»… Только за минусом девушки, с которой хочется проводить каждый вечер. Он, как и она, понимал, что это неправильно, что так нельзя, так нехорошо. Но ничего не мог с этим поделать. В те вечера, которые они проводили не вместе, он играл дома с детьми, потому что детей еще никто не отменял, а она ждала его и вязала ему носки, которые он не мог даже носить. Так как немного странно приходить домой, задержавшись допоздна на работе, в вязаных домашних носках. Но она вязала их длинными холодными зимними вечерами, потому что ей было приятно делать что-либо для него. Сначала у нее ничего не получалось, но очень скоро, так как она была очень усидчивая и способная девушка, вязание выходило все лучше и лучше. Вечера без него были грустные и длинные – оттого носки получались тоже длиннющие-предлиннющие. Наверное, если бы он решил надеть их, ему бы пришлось закручивать носки вокруг икр много-много раз. Иногда она специально вязала их такими длиннющими-предлиннющими, чтобы потом распустить и начать вязать снова. Потом он приходил. Ей стыдно было показывать, что она вот так, как последняя дура, просидела целый вечер за вязкой носков, которые он и носить-то никогда не будет, и перед его приходом она их распускала. Когда он приходил, вечера становились теплыми (неважно, зимними или летними), но, к сожалению, очень короткими. Они ложились в постель, занимались любовью и смотрели разные фильмы. Впрочем, он смотрел, а она смотрела на него и гладила его по волосам. Когда он уходил, она всегда пересматривала эти фильмы. Потому что когда он был рядом, она ни что другое смотреть не хотела. А он, бывало, спрашивал, что-то вроде: «Ну, помнишь, как в том фильме с твоим любимым Джонни Деппом, который мы в последний раз смотрели?» Ей было неудобно признаться, что она ничего не помнила. Им никогда не надоедало вот так лежать в постели, ничего не делать и смотреть фильмы. Иногда у него звонил телефон, он уходил с ним на балкон разговаривать, приходил раздраженный и чужой, но очень скоро рядом с ней успокаивался и становился прежним. А еще рядом с ним как-то уж особенно крепко спалось! Как будто все плохое куда-то исчезало и оставалось все только хорошее и спокойное. Ему тоже, по-видимому, было с ней хорошо и спокойно. Иногда он смеялся: «И за что ты меня можешь любить? Когда я у тебя, я как животное: хожу голым по квартире, ем, сплю, храпя тебе в ухо, и занимаюсь с тобой любовью!» Как будто требовалось что-то другое! Как будто непонятно, что именно тогда, когда мужчине хорошо с женщиной, он только тем и занимается, что ходит голым по ее квартире, ест, спит и занимается с ней любовью. Иногда он оставался на ночь. Утром постель хранила его запах, и не хотелось вставать. Вот так они и жили: она вязала ему носки и распускала, он делил свое время между долгом и любовью. И все у них было хорошо. По крайней мере, когда они были вместе.
