Наталья Солнцева - Отпуск на вилле с призраком

Смеркалось быстрее, чем можно было ожидать. Верхушки гор тонули во мгле, горная дорога петляла поворот за поворотом. Водитель взглянул на часы и прибавил газу. Ему хотелось до темноты выехать на более безопасную трассу.

Через пару минут он догнал группу велосипедистов, которые направлялись в один из кемпингов. Пришлось притормозить и объяснить им, куда поворачивать.

В Крыму уже стояла жара, и с каждым днем отдыхающих становилось все больше. На диких пляжах вырастали палаточные городки, в горах бродили любители пеших походов. По улицам курортных городов гуляли полураздетые люди. Днем они лежали на солнце, плескались в море, а вечерами искали развлечений в экзотических ресторанчиках и увеселительных заведениях. В парках стоял густой запах акации и южного кедра. Всюду царили праздность и лень…

Свет фар вырывал из сумрака обросшие зеленью камни, полосу ограждения, кривые сосенки и стройные свечи кипарисов.

Он включил музыку. Простенькая мелодия напомнила летнюю дискотеку, девчонок в туго обтягивающих фигуру платьях, их туманные, обведенные краской глаза. Хорошо было под вздохи саксофона прижиматься телом к девичьей упругой груди, ощущать сладостную дрожь внутри и частые удары сердца…

Боковым зрением он успел заметить мелькнувшую справа тень и ударил по тормозам. Тень метнулась наперерез, прямо под колеса его машины. Глухой звук столкновения, скрип резины, толчки крови в висках, бурлящий адреналин…

Он не помнил, как рванул дверцу и выскочил на дорогу. На пыльном асфальте лежала женщина в изорванной одежде, в грязи и крови. Дышит? Он наклонился, приложил пальцы к ее шее – кажется, есть пульс.

Оглянулся вокруг – никого. Дорога пуста, горько пахнет можжевельник, в траве звенят сверчки… Или это звенит у него в ушах?

– А я тебе говорю, это таврские[1] могильники, дорогая! – с нажимом произнес Анатолий Петрович. – Кто из нас археолог?

Он тыкал пальцем в фотографии, сделанные в прошлом году в Крымских горах.

– Самые обыкновенные «каменные ящики». Четыре вкопанные в землю плиты, пятая сверху. Все разграблено, уничтожено. Хорошо, что плиты тяжелые, а то бы и их растащили.

– Эти сооружения тавры могли использовать как могильники, – возразила жена. – Но первоначально…

Теплищевых можно было бы назвать дружной парой, если бы не постоянные споры на одну и ту же тему. Предметом разногласий между супругами служили исключительно древности. Анатолий Петрович был одержим идеей фикс отыскать легендарный Храм Девы, воспетый Овидием[2].

Большая цитата из «стихотворных писем» поэта, в котором рассказывается о Храме, все время была у Теплищева перед глазами, под стеклом на его рабочем столе.

Раз за разом археолог перечитывал заветные строки и уносился мечтами в феерический миг, когда его поиски увенчаются успехом и высушенная южными ветрами и солнцем крымская земля раскроет свою тайну.

Его жена Тамара Ефимовна много лет преподавала в школе историю, и жизнь научила ее прагматизму. Уж если заниматься чем-нибудь со страстью, то непременно себе во благо! Чтобы и душу усладить, и тело не обидеть.

Зная импульсивный характер супруга, она подошла к вопросу творчески:

– Тебе же нужны деньги, Толик! Значит, пора искать спонсора. Без денег ни поездок не будет, ни раскопок. Государство не раскошелится.

– С протянутой рукой ходить? – взвился Теплищев. – Мне, ученому?

Об этом, разумеется, речи быть не могло. За спонсорской помощью отправилась Тамара Ефимовна. После нескольких отказов в довольно резкой форме, она убедилась – рассчитывать на чужой кошелек не стоит. Время щедрых меценатов и романтиков, наподобие Шлимана[3], кануло в Лету.

«Шлиман, между прочим, сам на свои исследования и раскопки зарабатывал, – вспомнила учительница. – А нам хотя бы место, где Храм стоял, отыскать – хоть бы обломок мраморной колонны, остатки фундамента! Что угодно!»

– Раскопки я в любом случае не потяну, – охладил ее пыл Теплищев. – Это же масштабы – техника, люди! Официальное разрешение потребуется выбить. Здесь миллионами пахнет. Но если обнаружу Храм, мое имя войдет в историю. Впрочем, ерунда! Маленький осколок алтарного мрамора был бы лучшей наградой за все мои старания.

Тамара Ефимовна знала: главной мечтой мужа была не слава, а желание прикоснуться к тайне, которая будоражила умы не только почитателей античной литературы, но и многих археологов и любителей древностей. Мифические руины оставались недосягаемыми.

В сознании древних греков Богиня-Дева представлялась одной из ипостасей их собственной богини Артемиды – вечно юной девственницы, сестры златокудрого Аполлона, дочери громовержца Зевса.

– Ты не представляешь, что значит увидеть всего лишь фрагмент священного изображения! – закатывал глаза Теплищев. – Какой-нибудь ничтожный кусочек божественного лика, окропленного жертвенной кровью!

Его настольной книгой были «Трагедии» Еврипида[4], которые он зачитывал до дыр. Археолог не терял надежды отыскать в печальной истории про Ифигению намек на место расположения Храма Девы. Не она ли – та самая женщина, знатностью рода «выше скифских подруг»?

– Дочь Агамемнона[5]! – в полнолуние взывал он к душе Ифигении. – Твой отец был героем Троянской войны! Войско ахейцев привел он к стенам неприступной твердыни! Будь милосердна к моленьям моим и подскажи, где искать драгоценный алтарь?

Тамара Ефимовна всерьез опасалась за рассудок любимого мужа. Его обращенное к небу лицо, бледное в мертвенном сиянии ночного светила, его странные жесты и ритмические завывания приводили ее в ужас.

– При чем тут луна? – осмелилась спросить она. – Я боюсь за тебя, Толик. Ты часом не заболел?