Дикая жара, сушь, выгоревшее небо, вымерший город. Такое выдалось лето в этом году. Пустые столики уличных кафе – от солнца не спасают даже зонтики. На пляжах яблоку негде упасть. Поплавать можно за буйками – только там относительный простор и не нужно расталкивать локтями и коленями галдящих отдыхающих. Можно махнуть на ближние озера за реку, но и там толпа. А к нудистскому пляжику вообще не пробиться. Можно на Магистерское, но оно далеко, и машиной не проедешь, а тащиться лень. Можно в Черное урочище в Еловицу, там же и шашлычки устроить, но сыровато и комаров полно. А бездонное Черное озеро подсохло, уровень воды упал, и подходы превратились в топь. Но зато народу поменьше, и все свои, окрестные, знакомые друг с другом. Словом, хорошая домашняя обстановка. Со скалы, исписанной разными словами, именами и памятными датами, можно с ревом или визгом нырять, поднимая при этом фонтаны брызг. Вокруг озера – круглая поляна со следами старых кострищ, дальше – густой лес, что удобно – всегда можно уединиться и даже собрать ягод…
Черное озеро… Загадка природы! У-у-у, страшилка! По слухам, бездонное, реликтовое, утыканное валунами, принесенными ледником. И вода черная. И трава на дне, как живая, цепляет за ноги и держит. И легенды всякие жуткие про утопленниц, русалок, водяных. А еще говорят, живет в том озере доисторическая нечисть, выходит ночью, воет на луну. Черная Несси. Очевидцы клянутся, что видели собственными глазами! А некий местный умелец, мастер на все руки, однажды изобрел эхолот и опустил его в озеро, надеясь обнаружить там дожившего до наших дней реликта, или хоть кого-нибудь, но не судьба – то ли хитрый реликт держался подальше, то ли аппарат не добивал до дна.
Днем ничего, конечно, можно поприкалываться и попугать женский коллектив, сделать вид, что тонешь, поорать «Спасите!» или спихнуть подружку со скалы, а вот ночью… Ночью сюда лучше не соваться, это все знают. Тем более когда-то тут произошло страшное ритуальное убийство, было дело, и пару лет сюда никто носа не казал[1]. Потом все подзабылось, поросло быльем, и жизнь понеслась по новой: гулянки, шашлыки, костры, песни и танцы. Бутылки, охлаждаемые в темных водах, дым, чад, запах горящего мяса, гомон и женский смех. Красота!
Вот и сегодня все то же. После шашлыков, картишек и волейбола затеяли нырять со скалы. И не просто так нырять, солдатиком или, скажем, уточкой, а с фантазией – с вывертом, винтом, переворотами и спиной вперед. На «слабо» и «кто дальше и глубже». На звание чемпиона и приз. Какой – сами догадайтесь.
Очередной соискатель вынырнул чуть не посреди озера с перекошенной физиономией и выпученными глазами, завопил:
– Мужики, там тачка утонула!
И в озеро ринулись все! Воды вскипели, народ нырял с палками, надев маски, чтобы рассмотреть получше, прихватив камни, чтобы не выносило. Оставшиеся на берегу орали и подбадривали ныряльщиков, разделившись на группы верующих и скептиков. И только один человек, пенсионер, бывший директор школы Матвей Ипполитович, догадался позвонить в полицию.
…Там действительно была машина. Оперативники просили народ отойти в сторонку и не толпиться. А еще лучше разойтись по домам. Как же! Народ стоял насмерть, твердо намереваясь досмотреть действо до конца. А также сообщить эмчеэсникам, что они козлы и надо не так, а вот так.
На закате находку наконец вытащили. Это была красная когда-то «Тойота» – страшная, с помятыми дверцами и выбитыми фарами, укутанная в ил, обросшая водорослями. Через выбитые окна с ревом рванулась наружу вода. Народ ахнул и подался вперед.
Кран опустил тяжело осевшую машину на землю, от удара багажник раскрылся, и тут же раздался дружный вопль ужаса – там был человек!
Вернее, то, что от него осталось.
Глава 1. Бойцы вспоминают минувшие дни…
Савелий Зотов пришел на точку первым. Как всегда. Он всегда приходит раньше, так как страшно боится опоздать. Человек он трепетный и тонкий, каковые качества культивированы в нем постоянным чтением дамских романов – Савелий трудится редактором отдела остросюжетной дамской литературы в местном издательстве «Арт нуво». Читать все подряд входит в его обязанности. Казалось бы, работа не бей лежачего. Ан нет! Друг Савелия, капитан Коля Астахов, любит повторять, что, если бы ему пришлось глотать такое количество… э-э-э… этого, он бы сей секунд застрелился. Капитан решительный и суровый человек, скажет как отрежет, рассусоливать не будет. Одним словом, ать-два, левой. «Савелий и его бабские книжки», – говорит капитан с осуждением и качает головой.
Третий член спетого разношерстного триумвирата – профессор философии Федор Алексеев, оперативник и коллега капитана в прошлом, сменивший, по его собственным словам, военный мундир на профессорскую тогу. Тоже капитан, бывший. Пижон и красавчик, по мнению Астахова, за которым бегают толпы аспиранток. Он придет вовремя, так как полностью разделяет поговорку о том, что точность – вежливость королей. Сбросит белый плащ до пят и размотает черно-зеленый длинный шарф, если дело происходит осенью или зимой, а широкополую черную шляпу положит рядом на свободный стул, чтобы не сперли, как уже было однажды. А вот капитан, как всегда, опоздает. Влетит на рысях, стаскивая на ходу куртку и пожимая друзьям руки. Ненормированный рабочий день, перестрелки, засады… сами понимаете. Он человек государев, себе не принадлежит.
И старый добрый Митрич, хозяин точки, будет смотреть тепло и радостно… Ах да! Речь идет о баре «Тутси», штаб-квартире вышеупомянутого триумвирата, а Митрич – его владелец и бармен. Сидит себе на высоком табурете за сверкающей стойкой на фоне разноцветных винных сосудов, напоминая собой большую сонную рыбу, с полотенцем через плечо. Всех видит. И его все видят. «Тутси» приятный бар с постоянной солидной клиентурой, с уютно бормочущей над стойкой плазмой, с девушкой, поющей по вечерам не какую-нибудь попсу, а старинные романсы. А по стенам фотографии знаменитостей с автографами. Постоянные клиенты, зная о маленькой слабости Митрича, любящего имена, тащат к нему любую мало-мальски интересную заезжую личность, будь то футболист, артист или писатель. В результате появляется очередная фотография на стене – Митрич и знаменитость. Он прекрасно помнит обстоятельства эпохальной встречи и готов рассказать историю каждой фотки всякому, кто готов слушать.
