Стены были выкрашены в тот цвет, который Алексей Гоффман мог назвать «блевотно-зелёный». Словно кто-то поел свежей капусты и тут же исторг её. В коридоре было прохладно, хотя за пределами тюремного блока стояла жара в тридцать градусов. Он представил насколько градусов температура опускается здесь зимой.
Каблуки его итальянских кожаных туфель отстукивали ритм о бетонный пол. Он утёр пот со лба шёлковым платком, который на прошлое 23 февраля подарила ему жена. Мария знала толк в подарках на любой случай.
Алексей постарался выкинуть мысли о жене. Он не верил в способность людей к телепатии, но всё равно не хотел, чтобы хотя бы у кого-то кто сидит в одной из камер этого коридора был шанс каким-то образом перехватить мысли о его любимой Марии. Сама мысль об этом была отвратительна. Это был блок для пожизненно заключенных, а пожизненный срок не дают тем, кто ворует у старушек сумочки на улице. Здесь сидели «самые отпетые ублюдки», как выразился бы его отец – насильники, серийные и массовые убийцы, каннибалы. В таком месте сразу отпадает желание думать о женщинах. Особенно любимых.
Алексей подошёл к железной двери-решётке, угрюмый охранник на той стороне кивнул ему и с лязгом отпер её.
– На следующем повороте налево.
Гоффман кивнул в ответ и пошёл дальше. Повернув, он увидел ещё одного охранника, но знакомого и чином повыше – старшего лейтенанта Дмитрия Петренко.
– Без опозданий, а, док?
Алексей попытался улыбнуться, но получилось что-то вымученное. Они пожали руки.
– Он уже там? – Гоффман указал на железную дверь за спиной лейтенанта за которой было что-то вроде допросной.
Петренко кивнул. Было видно, что ему есть что сказать, прежде чем запускать знакомого психолога.
– Инструктаж безопасности я уже вам провёл и повторяться не хочу. Хочу отдать вам должное – не так много людей, которые по собственному желанию хотят оказаться с ним в одной комнате.
– Это необходимо, лейтенант. Мне нужно находится напротив него и видеть его лицо в тот момент, когда он будет всё мне рассказывать.
– Понимаю, – вздохнул Петренко. –По вам не видно, что вы волнуетесь, но я всё равно предупрежу –Мясник не пытается убить психологов и журналистов, которые приходят его допрашивать. Очень любит, когда его слушают, мразь.
– Звучит очень обнадёживающе. А что насчёт работников тюрьмы?
Гоффман мог и не спрашивать. Задолго до того как прийти сюда, он следил за новостями о времяпрепровождении Мясника за решёткой и прекрасно знал, что он мог сотворить с работником тюрьмы, если тот хотя бы косо посмотрит на него.
– Месяц назад приложил головой об стену одного из наших ребят. Парень был новичок, не знал что этот говнюк очень впечатлителен. Он остался жив, но до сих пор питается через трубочку и непонятно в каком состоянии будет, когда встанет на ноги.
Петренко зло посмотрел на железную дверь.
– Жаль нам не выдают огнестрел по соображениям безопасности. Давно бы уже устроил ему «убит при попытке бегства».
У Алексея засосало под ложечкой. Он знал к кому идёт и весь вчерашний день настраивал себя для этой встречи. Но человек так устроен – как бы он ни был уверен, перед самым главным возникают сомнения. Чего уж греха таить – страх.
– Вы ясно дали понять, что будете беседовать с ним только наедине. Я буду здесь на случай ЧП. Кричите, если хотя бы почувствуете, что что-то идёт не так. Когда ваш разговор будет окончен постучите в дверь трижды.
Прежде чем войти в комнату допроса, Алексей Гоффман ещё раз внимательно посмотрел на старшего лейтенанта Дмитрия Петренко. Достаточно высокий ростом и широк в плечах, он поглаживал висящую на поясе чёрную дубинку. Даже если что-то и пойдёт не так, он сможет утихомирить то, что сидит за железной дверью. Алексей ослабил галстук и вошёл в допросную.
Из мебели в допросной был только большой стол и два стула. Не было никакого зеркального стекла почти во всю стену, через которое обычно наблюдают за допросом. Не было даже видеокамер. Тюрьма была старой и отживала свой век. Источником света служило забранное решёткой окошко. Солнечные лучи падали на покрытое морщинами лицо заключённого к которому пришёл Алексей. Маленькие свиные глазки оценивающе осматривали его. Недельная щетина обрамляла поджатые узкие губы. Он был похож на Рона Перлмана, только с коротко побритыми волосами.
Алексей подошёл к свободному стулу, снял пиджак и повесил его на узкую спинку. Он рассчитывал, что этот жест вызовет доверие Артемия Спиридонова, которого СМИ ещё в период «деятельности» окрестили Мясником, и настроит на откровенную беседу. Тот не шелохнулся. Здоровые ручищи в тюремных наколках оставались всё в том же сложенном как при молитве положении. Рукава робы цвета кала заканчивались чуть ли не у локтей. Видно не смогли найти ему форму по размеру и это не мудрено –Артемий был на голову выше Алексея даже когда сидел. Гоффман никогда не считал себя низким со своими 180 сантиметрами роста, но перед этим гигантом даже у старшего лейтенанта Петренко наверное возникали комплексы.
Алексей сел и поздоровался. Руки не протянул, это запрещалось. Артемий лишь слегка кивнул головой. Психиатр удивился, когда Мясник начал задавать ему вопросы:
– Сколько вам лет?
Для описания голоса Артемия Спиридонова хорошо бы подошло прилагательное «ржавый». Он был слегка скрипучий и очень низкий. Жутковатый баритон, который никто бы не захотел услышать за спиной посреди тёмного парка.
– Мне 28.
– Не против если с этого момента я буду обращаться к тебе на ты? Я привык не «выкать» с теми кто меня младше.
Маленькие свиные глазки Спиридонова не отрывались от психиатра. Он внимательно наблюдал за его реакцией.
– Я не против, – кивнул Алексей. – Но будет справедливо, если и я в обращении к вам перейду на ты.
Ни один мускул не дрогнул на лице убийцы. Он лишь слегка кивнул.
– Ты не куришь?
Ещё один вопрос и ещё раз неожиданно.
– Нет.
– Очень жаль. Мне перестали давать сигареты за «плохое поведение». Не помню уже когда в последний раз курил. Готов убить хоть за одну затяжку.
Рубашка прилипла к потной спине Алексея. У него не получалось расслабиться и перестать нервничать. Тяжело было понять пошутил ли этот макрушник или действительно строит в голове план, как придушить назойливого психиатра, который выдернул его из камеры в этот день. Лицо его оставалось каменной маской. Как у самого настоящего психопата, кем он и являлся по заключению экспертизы.
– Возможно, тебе не стоит наносить увечья персоналу. Тогда сигарет никто не лишит.
Артемий повёл плечами. Алексей почти вздрогнул, но удержался.
– Брось, парень. Я не сдерживал себя раньше, на воле, и не вижу смысла сдерживать себя здесь, за решёткой. Мне здесь сидеть до конца жизни и будь я проклят, если не использую это время, чтобы отправить на тот свет ещё парочку гнид, которые вызывают во мне презрение.
