Науров ненавидел биологию. Должно быть потому, что она казалось ему не наукой о жизни, а наукой о том, как поработить эту жизнь, сделать окружающий мир правильным и подвластным человеку.
Науров никогда не видел нецивилизованной природы. Весь его личный опыт о ней начинался с котёнка, путающегося под ногами в гостиной, и диффенбахий, заполонивших собой пустоты между мамиными комодами, и кончался зоопарками и ботаническими садами. Природа, посаженная вдоль тротуара и идеально подстриженная, природа, размещённая в клетках и декорированная корягами, природа, тщательно вычищенная и оберегаемая от всего лишнего. Впрочем, в леса мальчик не рвался, он уже не раз вполне равнодушно думал, что возможно всю жизнь проведёт в Голубых Городах, не побывав за границами этого сумасшедшего мегаполиса. Глупо рваться оттуда, куда рвутся все. Грёзят волшебным миром, ночами залитым синим сиянием, перед которым меркнут даже звёзды, городом, попирающим небо, как вавилон своими башнями.
Науров запихнул учебник по биологии за 8 класс в рюкзак и принялся натягивать куртку.
– Привет, Чёлка! Куда так спешишь? Дома мама ждёт?
– Отвали. – спокойно сказал Науров, не поворачиваясь к одиннадцатикласснику, дружелюбно смеющемуся карими глазами.
Димка Лыхин здоровался с Юрой Науровым с завидной неизменностью, и чем больше Юра бесился при виде Димки, тем лучезарней улыбался Димка ему в ответ.
Тайна их отношений не давала покоя многим, но даже Филька – лучший друг Наурова – на все вопросы только разводил руками и смеялся.
– Вы же знаете, какой Юрка гордец и капризуля, – добродушно говорил Филька, – Если ему что в голову взбредёт, хоть весь свет погибни! Вчера, например, в магазине – мать моя! – захотелось ему киндер-сюрприза! Купил, и, как назло, попадается ему в подарок принцесса. Он – упаси его и сохрани! – чуть магазин вдребезги не разнёс! Так что думаете: покупал и вскрывал друг за другом десятки киндеров, пока ему не попалась лошадка, и только тогда успокоился. Называется: ребёнку исполнилось 15 лет…
– Да заткнёшься ты наконец! Я тебя про Лыхина, а ты мне про киндеры! И как Науров водится с таким болтуном.
– Обыкновенно! Я говорю, а он молчит. А насчёт киндеров ты зря: киндер или Лыхин – Юрке всё равно! Капризный очень. Юр! – окликал Филька приятеля, мрачно наблюдавшего за передвижением человеческих объектов по коридору, – Куда ты дел лошадку? Тоже выкинул?
– Иди ты. – Юра был склонен решать все проблемы пожеланиями доброго пути. На этом и кончалось…
Юра подхватил рюкзак и резким шагом двинулся мимо Димки. Тот стоял, сунув одну руку в карман и чуть наклонив голову, наблюдая за Науровым из-под озорно-приподнятых бровей. Должно быть старшекласснику доставляло удовольствие ощущать себя единственным фактором, способным вызывать раздражение одним своим видом у Юры, флегматичного и невозмутимого по натуре. Мальчик упрямо смотрел лишь перед собой и, оказавшись за дверями школы, продолжил путь, ни разу не обернувшись. Зато Лыхин ещё несколько минут напряжённо смотрел через застеклённую стену фойе вслед легко-движущейся фигуре, смотрел, пока ещё мог видеть остро-очерченные края нижней челюсти, тёмный коротко-стриженный затылок и длинные пряди чёрных волос, откинутых набок и рассыпавшихся по затылку.
Юрка поднимался по лестничным ступенькам, делая шаг через одну, а то и через две. У своей квартиры он встал, привалившись к стене и глубоко дыша. Он вспоминал позу Димки, такую небрежную, нарочито красивую, и лицо, тоже красивое, ласково-наглое, ненавистное.
– Когда-нибудь я его убью. – успокаивающе прошептал себе Юрка, – Когда-нибудь будет можно. Ведь правда?
Он приложил палец к сканеру 319 квартиры. Дверь, мягко шурша, отодвинулась. Ну да, он жил в 319, на 11 этаже. Лифт, само собой, был. Но Юра любил подниматься и спускаться по лестничным ступенькам. Тоже своеобразный каприз – один из множества, окружающих его по жизни.
Он разделся и вошёл в свою комнату. Юра не помнил, когда последний раз, прийдя из школы, он первым делом поздоровался с мамой. Обычно ему не хотелось никого видеть. Юрка будто жил в отдельном доме от семьи – уходил и приходил, сидел в своей комнате, ел в пустой столовой, отворачивался, встретив мать или младшую сестру в коридоре.
– Юра! Ты пришёл? – услышал он мамин голос за стеной.
– Да, мам.
– Только что звонила учительница. Что у тебя за проблемы с биологией?
– Я сказал Ирине Анатольевне, что она сама произошла от обезьяны. И мне вообще не нравится биология.
– Бред! Ты должен её учить! Это входит в программу. Садись и делай домашнее по биологии. Скоро конец четверти, и только посмей получить хоть одну тройку – ты расстроишь отца!.. Ты слышишь, Юра? Юра?!
– Я лёг спать.
– Юра! У тебя же занятие по боксу через полтора часа!
– Я не хожу на него уже почти два месяца. Ты разве не знала?
Через несколько секунд мама ворвалась в комнату.
– Привет, мам! Давно тебя не видел. – сказал Юра, поднимая глаза от телефона и улыбаясь своей выходке.
– Не кривляйся! Ты сидел в телефоне, когда я с тобой разговаривала?
– Ты тоже могла заниматься чем угодно, там, за стеной.
– Прекрати дерзить! У меня не так много времени, чтобы ходить туда-сюда. Я правильно поняла: ты бросил бокс?
– Да.
– Почему? У тебя же были успехи! Твой отец гордился тобой!
– Мой отец…мой отец… – рассеянно повторил Юрка, глядя в окно на посеревшее влажное небо, заволокшееся пеленой густо падающего мелкого снега, – Я не успевал ходить одновременно и на бокс, и на футбол. Давно надо было выбрать что-то одно. Тем более я теперь играю за школьную сборную, и скоро межшкольный матч.
– Нельзя бросать бокс, когда уже так много проделано. – сказала мама чуть помягче, – Ты мог бы посоветоваться с нами. Думаю тебе стоит вернуться. Возможно, в школе тебя даже освободят от чего-нибудь, чтоб ты успевал всё.
– Я не хочу ходить на бокс. Просто не хочу.
– Понятно. Пусть с тобой разбирается отец.
Она вышла из комнаты. Юра снова склонился над телефоном. Несколько секунд он тупо смотрел на экран, пытаясь вспомнить, зачем он включил телефон. Потом отложил его в сторону и уставился на пустую тёмно-синюю стену комнаты. "Может комнату украсить к Новому году, а?" – подумал со скукой.
