Сергей Алдонин - Михаил Задорнов. Геополитика по чесноку

75 лет назад, 21 июля 1948 года, родился Михаил Задорнов – писатель, который не только умел смешить, но и ставил вопросы, которые переворачивали нас с головы на ноги.

Это неправильно, нестерпимо грустно, что юбилей Михаила Задорнова мы отмечаем без виновника торжества. Как он был бы необходим именно в наше время, когда сбываются его самые заветные предчувствия. И тревожные, и радостные…

Остроумный, элегантный рижанин, он начал с самодеятельности авиационного института, с походов по редакциям, по отделам юмора и очень скоро стал незаменимым. Еще до горбачевской перестройки все знали его веселый рассказ о двух девятых вагонах, а Задорнов уже вел праздничные огоньки – к 8 марта, к 1 мая.

Сатирик – это пересмешник. Он научился язвительно рассуждать обо всем без исключения, открывая в привычных жизненных реалиях залежи идиотизма и абсурда. Получалось остроумно, блистательно. В конце 1980-х его голос повсюду звучал с магнитофонных кассет, задорновские шутки становились крылатыми, а на билеты на его концерты распродавались мгновенно, в любом городе СССР, даже реклама не требовалась. Тогда все ждали острой критики – и Задорнов талантливее других высмеивал советские нелепицы. И все хохотали над тем, что у нас «шпингалет не с той стороны привинчен».

Михаил Задорнов предупреждает!

Потом он говорил, что сожалеет о некоторых своих репризах времён поздней перестройки. Задорнов сочинял из на кураже и подчас издевался над святынями, которые не стоило тревожить. Он умел признавать собственные ошибки: «Мы невольно приблизили распад Союза, многих людей настроили не только против власти, но и против страны. Это было помрачение умов. Захлестнул азарт. Мы ловили успех и не думали, что всё обрушится. Сейчас я писал бы по-другому…». Эти слова Михаил Николаевич повторял часто, на разные лады. Это сидело в нём. Вообще-то сатирик не обязан быть охранителем, должен кто-то и расшатывать больные зубы… Но он раскаивался – один из немногих среди властителей перестроечных дум. Задорнов умел не только веселиться, но и грустить, и сочувствовать тем, кто трагически пострадал от «шоковой терапии» девяностых. При Ельцине он легко мог стать придворным острословом с гарантированным ангажементом и высоким положением «у кормила власти». Но его шутки в 90-е становились всё горше, а политические оценки – резче. Задорнов стал невыносимым для власти. У него и в постсоветское время, когда, как считалось, не было цензуры, насчитывались десятки «непроходных», полузапретных миниатюр. Он стал чужаком для той развеселой прослойки, которая «дербанила» Россию. Вся страна видела, как патриотическая закваска в его душе побеждает модное высокомерие по отношению к Отечеству. Он менялся. Быть может, потому, что всегда помнил о своем отце – Николае Задорнове-старшем, у которого унаследовал и уважение к прошлому страны, к ее героям, и артистизм. Дальний Восток, Амур – для всех Задорновых это родные места. Как и принципы капитана Невельского, стеной стоявшего за Россию, не ожидая не только наград, но и простого понимания. Как ощущение Родины. Почти в каждом разговоре он обращался к урокам отца и его героев.

Иногда он превращался в варяга из рюриковой дружины, иногда – в витязя, который усмехается перед сражением, подчас – в книжника, который постиг алхимию языка. Это театр Михаила Задорнова. Скучно жить без перевоплощений. Одно амплуа, один краткий земной срок – этого ему было мало. Михаил Николаевич менял маски, постоянно устраивал мистификации. Они начинались ещё до порога, до той самой вешалки, о которой говорил Станиславский. На автоответчике телефона, в слухах, которые бежали впереди него. Но при всём своём натренированном лицедействе слову, честному слову Михаил Задорнов не изменял. Как не изменял своим идеалам, своим представлениям о благородстве. И поэтому ему верили – и друзья, и читатели, и зрители. Даже в последние годы, когда доверие в таком дефиците, что куда там колбасе советских времен! Подхватывали его шутки, считывали намёки, когда он держал паузу. Он верил в фольклор. В вечную народную стихию, которая сохраняет всё лучшее, отбрасывая шелуху. И в литературе высоко ценил именно фольклорное начало. Легенды, сказки, пословицы – наверное, это и есть бессмертие. А Задорнов блёсток рассыпал немало, многое останется в поговорках, в анекдотах. Он создал собственный жанр, в котором немало от народных дразнилок, от юмористических сказок. И стал собеседником для миллионов людей. Лучшей участи, наверное, и не нужно.

Чего ему точно не грозило – так это стать «памятником себе». Задорнов всегда был готов познавать новое, спорить, искать истину. Признаюсь, мне однажды довелось переубедить Михаила Николаевича. Много лет он невысоко оценивал политику Екатерины Великой. Немка на престоле, равнодушная к русским интересам – примерно так понимал Задорнов суть ее правления. Это есть в его первых книгах о Рюрике, о славянах. Всё изменилось, когда однажды, после интересного разговора об истории я послал ему сочинения императрицы, включая пьесу о Рюрике, которая во многом подтверждала его – задорновские – гипотезы. С тех пор он никогда не говорил о Екатерине пренебрежительно. При его славе и таланте, Задорнов не потерял умения прислушиваться к людям. Какая это редкость!

Задорнову хватило нескольких реприз, чтобы уничтожить в головах миллионов русских людей ореол американского величия, сложившийся к концу 1980-х. Мы опрометчиво недооценивали американскую агрессию. Даже не военную. Опаснее всего – битва за умы, в которой Штаты научились побеждать, приучая всех к своим ценностям. Они мастера выменивать золото на стекляшки – и без борьбы не сдаются. Задорнов принял этот бой одним из первых. Он видел, что Европа уже стала думать по-американски и не желал такой судьбы для России. Он вышучивал американскую самоуверенность не на потребу публики. Скорее – делился своими открытиями. Задорнов многое понял, изучая психологию американцев, их язык: «Когда русские заглядывают в комнату и видят, что там никого нет, они говорят “ни души”. То есть, главное в человеке это душа. А англодумающие в таких случаях говорят «no body» – нет туловища, тела. Это очень точно отражает их психологию. Для них – человек это тело, а для нас – душа». Того, кто понял суть этих слов, непросто будет обмануть. Задорнов вооружал нас против лжи. Многим запомнилось его восклицание: «Ой, ну, тупы-ые!» Этими словами Задорнов как будто расколдовывал тех, для кого американцы превратились почти в полубогов. Конечно, он и о современной России писал без восторга – видел и воровство, и беспамятство, а подчас и предательскую подлость чиновников. Видел молодежь, которая не знает, кто брал Берлин, кто победил коричневую чуму в 1945 году… Писал и говорил об этом прямо, не считая себя вправе закрывать глаза на уродливые проявления нашенского капитализма. Так повелось среди русских сатириков со времен Антиоха Кантемира и Ивана Крылова – смеяться и плакать, но не лгать. Задорнов был их достойным продолжателем. И видел мир не темных тонах. В его душе жила надежда. «Среди русских людей сохранились уникальные умы с горячими сердцами, которые еще могут стать зажигалками для нашего будущего. И их не так мало, как кажется», – писал Задорнов. И это тоже одна из ключевых и самых выстраданных его мыслей. Он искал и находил единомышленников.