…Когда я пишу это, двери и стены психиатрических больниц рухнули, как берлинская стена. Субъективная реальность смешалась с виртуальной реальностью и объективным миром. Трансцендентальность заменена трансгендерностью. Homo Sapiens превратился в Человека Сети (Man from the Web), фрика…
…Сегодня, в мое ночное дежурство в ПБ Золино, «Мрачный» беспокоен. Этот, пятидесятилетний больной, страдающий параноидной шизофренией, последние 35 лет провел в двух ПБ: в Московской областной клинической психиатрической больнице (где все «управление» всеми ПБ Московской области, во главе с главным психиатром МО), что на улице «8 марта» в Москве и в ПБ деревни «Золино» (бывшее имение графа Дубровского, увековеченного А. С. Пушкиным). Золино – удивительная древня. Она находится в 4 км. от Ленинградского шоссе в глубь лесов, искусственных водоемов и подлатанного в советское время имения, обогащенного «финскими домиками» для медперсонала. У каждого деревенского дома яблоневый сад. В мае, когда яблони цветут, вид деревни неописуемой и запах – умопомрачительный. В августе, когда сбор урожая, в каждом доме яблоками, уложенными на зиму в опилки в деревянных ящиках, заполнен двор (потом ящики спускают в специальные подвалы на хранение). В августе от одного запаха разных сортов яблок (до 25 сортов!), пока идешь в ПБ, становишься и пьян, и сыт. А еще запах спелых яблок чрезвычайно стимулирует мужское и женское либидо: в Золино рождаются к цветению яблок! Таков круговорот золинских «вещей» в Природе!
…В лесах, которые раньше были парками аристократов, масса белых грибов и красноголовиков. Живописная охота на рябчиков, куропаток и глухарей. А на прудах – на уток и гусей.
…Я проработал в ПБ Золино все четыре сезона. Всегда, в любую погоду, шел пешком от Ленинградского шоссе. И смело утверждаю, что не было двух похожих дней ни в какой из сезонов! Да, когда с моим коллегой и другом, секретарем партийной организации больницы, красавцем – типаж картинный образ русского офицера времен войны «Алой и Белой роз» в России. В.Г. – был гомосексуалистом, а его все пытались женить на дочерях Клинская элита…
…Так вот, «Мрачный» быстрыми короткими перебежками носился по отделению (он и в возбуждении был совершенно безопасен и абсолютно не агрессивен), разговаривая со своим внутренним собеседником полушепотом. Но, при этом, абсолютно лишенный каких-либо жестов и какой-либо мимики. В отношении психически больных говорят, что они бывают контактны и никогда не доступны. А во время психомоторного беспокойства – и не доступны, и не контактны. «Мрачный» был сегодня не контактен. В отделении и больные, и санитарки (в ПБ Золино не было санитаров, только санитарки, лет от 60-ти) к его беспокойствам привыкли, и никто на него не обращал никакого внимания. Часа два не меньше, он бегал по отделению. Мы (я – дежурный психиатр, дежурная медицинская сестра Таня и дежурная санитарка, ее мама, Дарья Петровна – две чрезвычайно добрые и полные милые дамы) сели ужинать. Мы никогда не ужинали одни. Дверь в ординаторскую была всегда открыта, и только стол накрывался съестным (солеными грибочками, домашними пирогами, морсами из дикой земляники и брусники), как к нам заходил Коля (хронический шизофреник – о нем речь особенная) и молча садился на приготовленную для него табуретку. Он, как правило, никогда ничего не ел. Но всегда на ужине присутствовал от начала, до конца. Когда ужин заканчивался, Коля вставал, говорил: «Спасибо!», и уходил в свою палату, ложился на свою койку. Психоз у него давно закончился и в ПБ он просто пребывал без всякого лечения…
…Мрачный часто бегал, возле дверей ординаторской, но нам никогда не мешал своим маяченьем и бормотанием. И вот, сегодня, ни с того, ни с чего, он нарушил свой «ритуал» общения с внутренним собеседником и, когда ужин был в разгаре, вбежал в ординаторскую. Подбежал к Коле, сидевшем на табуретке – Коля быстро соскочил, освободив «Мрачному» место. Тот сел н табуретку, и подняв на меня выцветшие, почти белые, глаза, вдруг, приподняв правую руку, вычурно, кисть, как держит кошка лапу, готовая вонзить свои когти в жертву или соперника, отчетливо произнес: «Вот ты (это я) тоже все спешишь, спешишь… Куда, спешишь? К смерти своей спешишь, с первого своего шага младенца!» Сказав это, встал и убежал из ординаторской, начав обычное бормотание…
…Я уже было собрался идти спать, сожалея, что моя полюбовница, врач СП, Лена, не смогла выкроить время и приехать ко мне в «Финский домик» (мой собственный для дежурств. Но, только мой – подробнее ниже). Толя (шизофреник, совершивший страшное убийство и отсидевший два года в Спец ПБ, потом переведенный к нам, в Золино) успел отнести в мой Финский домик два ведра – горячей и холодной воды для водных процедур. И вдруг, когда я был у двери, чтобы выйти в парк и направиться в опочивальню, появляется быстро «Мрачный» и протягивает мне картон (А-4), на котором цветными карандашами (и где он их только взял!) было нарисовано вот это:
Я спросил у «Мрачного», что это значит? Он поднял на меня глаза – в них было презрение (я понял, презрение из-за моего скудоумия, что не понял очевидного!)
P.S. Это первый и последний рисунок «Мрачного».
Кровь молодого солдата и кустотерапия
…Великий советский психотерапевт, мой учитель и друг, Владимир Евгеньевич Рожнов в знак благодарности, что я всегда на отлично готовил алкоголиков, которые лечились в ПБ МО Покровское-Шереметьево к его приезду с курсантами, в том числе, как правило, из Франции, кафедры психотерапии ЦОИУ врачей, помог мне открыть второе в СССР (первое открыл некто Иванов, тоже еврей, в ПБ г. Горького) отделение сексопатологии (подробности читай ниже). И вот я – заведующий отделения сексопатологии, вернее, двух отделений – мужского и женского. Иду утром на обход, прохожу между рядами больных – справа – мужчины-импотенты, слева – женщины фригидные. Все – не старше 40 лет, в основном, совсем молодые – до 25 лет, смотрят на меня сорока парами глаз с надеждой, смущением и легким испугом. Здесь я расскажу только о некоторых пациентах, запомнившихся мне на всю жизнь, с которыми я, можно сказать, подружился. И о сексуальной карусели, на которой я оказался из-за дружеского, слишком дружеского отношения ко мне моего пациента. О нем, и о «карусели» – в последнюю очередь.