Не люблю вступления, введения. Читатель сам разберется, про что и зачем. Постараюсь быть краткой.
Ироничные философские сказки, однозначно, с гораздо большим смыслом, чем кажется на первый взгляд.
Сказочный жанр предоставляет уникальную возможность: поместить героя в небывалые обстоятельства, наделить необычайными способностями, чтобы иносказательно донести авторскую мысль. В сказке, как в театре, разворачиваются невероятные события с вероятностью произвести нужное впечатление, способное подвинуть человека к выбору изменений в лучшую сторону.
Герои «Озорушек» – люди и сказочные существа – с обычными житейскими проблемами, получают свой урок благодаря частушечному, на грани фола, озорству. Вечные истины и ценности через лукавый намек.
В одной из рецензий прозвучало: «Автор выдвигает жёсткое, образное обвинение, а решение не предлагает». Ну, какое решение (рецепт) можно предложить взрослому, инфантильному мужику, с удовольствием использующему жену – мамку? В сборнике по этому поводу сказка «О мужчинах в интересном положении», рассчитанная больше на саму «мамку», в надежде, что «увидев», наконец, гипертрофированный образ мужчины – захребетника, начнет менять свои отношения с ним, станет женщиной. Это в идеале, а в реальности, хоть немножко задумается и захочет ей стать.
Если пересказать коротко сказку «Любовь, или Счастливый брак», получится: о женских заморочках в отношениях с мужчинами. Примитивно? А теперь смотрите: в сказке Нимфа вышла замуж за Эхо. Эхо, между прочим, среднего рода. И пошел невероятный сюжет, очень похожий на бытийный, но, через сказочную ситуацию, позволяющий утрированно выставить напоказ проблему авторитарной, истеричной самки.
А решение (рецепт)? Каждый возьмет, что возьмет, и будет варить в своем котелке, чтобы со временем воспользоваться – ПО-СВОЕМУ.
Надеюсь, что читатель отнесется к моим претензиям на смысл и писательство снисходительно.
От Начала времен сидел на Вечном дереве Ворон и от Начала времен сидел под тем же деревом Отшельник. Сидели они рядом многие времена, молчали и думали о вечном.
Мудрый Ворон думал: «Отчего прекрасный павлин так глуп, а голос его столь ужасен? Отчего трясогузка так суетлива, хотя для защиты от опасности и ловли мошек ей не нужно столько вертеться и трясти хвостом? Отчего отважный лев может стать жертвой бестолковых мартышек? Отчего они вызывают во мне одновременно восхищение, отвращение и жалость?»
Мудрый Отшельник думал: «Отчего человек ведет себя глупо, похваляясь красотой тела, выставляя его напоказ? Отчего сильный и смелый может оказаться слабым и беззащитным перед толпой глупых и хитрых? Отчего иной так много суетится, а результат его столь жалок? Отчего одни рвутся получить то, что им недоступно, а другие даже не стремятся к тому, что могут получить с легкостью? Первым не дано, а вторым – безразлично. Отчего они вызывают во мне одновременно восхищение, отвращение и жалость?»
– О чем ты думаешь, Ворон?
– О восхищении, отвращении и жалости.
– А ты, о чем думаешь, Отшельник?
– О восхищении, отвращении и жалости.
– Тогда для чего все?
– Для любви, – прошелестело Вечное дерево, впервые с Начала времен, вступив в разговор мудрых.
Ворон заметил: «А ведь верно! Во время брачных игр павлин прекрасен. А трясогузка, добывая в поте лица пищу для любимых чад, одновременно трясет хвостом, отвлекая хищников от гнезда. Влюбленный лев становится великодушным».
«Конечно, даже глупец, будучи влюблен, способен на необыкновенные поступки, а смелый и сильный может стать нежным, слабым и беззащитным рядом с любимой. Любовная страсть способна подвигнуть одних достичь недосягаемого, а других на новые желания и поступки», – проговорил Отшельник.
И оба замолчали на Многие времена, размышляя о вечном.
С одной дамочкой беда приключилась – стала она всего бояться. Ну, всего – всего: и того, что есть, и того, что нет. Маялась – маялась сердешная и пошла к колдунье. Та пошептала над камешком, завязала его в тряпочку и велела повесить узелок с камешком на шею, а как станет страшно, взяться рукой за него и все пройдет. Все у дамы сразу наладилось. Как испуг какой случится, она хвать за камешек, и как рукой снимет.
Только через какое-то время снова с дамочкой неладное сделалось. Стало ее все раздражать: и запахи, и звуки, и добрые люди, и злые, и умные, и глупые. Даже собственный супруг раздражал беднягу до чесотки. Дочесалась она до кровавых корост и пошла к колдунье. Колдунья испытанное средство применила – пошептала над другим камешком и велела его тоже на шею повесить. Дамочка вмиг стала спокойная, уравновешенная, даже добродушная.
Но только судьба у нее, видно, была тяжелая, а может карма такая – испорченная, но несчастья бедняжку не оставляли. Много раз еще приходила она к колдунье: то видеть перестанет, то слышать, то запахи и цвета пропадут, то есть ничего не может, а то ест все, вплоть до мебели. Страшно сказать, иногда забывала, как и когда нужно женщиной быть. Много у нее уже камешков на шее висело, так что ходила она, сильно вперед наклонившись, и ноги сильно подгибались. Мало того, камешки пришлось подписать, чтобы не попутать и каждый раз все надписи не перечитывать, пока нужный найдешь.
Встретила ее как-то старая знакомая и еле узнала: «Что с тобой приключилось? Ты же у нас на курсе самая счастливая была?». И тут дамочка вспомнила, что со всеми своими несчастьями она вовсе разучилась быть счастливой, забыла, отчего и когда счастье бывает. Доплелась горемыка до домика колдуньи и стала просить ее Камень счастья сделать, а та в ответ: «Здесь я тебе не помощница. Камень тот только на Синай – горе добыть можно, в Тридевятом царстве». Решила мадам, во что бы то ни стало Камень счастья раздобыть и, хоть другие камни ее шибко вниз тянули, да и здоровье было не очень, все же отправилась в путь. А идти надо было непременно пешком, да семь железных сапог износить. Благо, сапоги купила китайские, дорога короче оказалась. Но дойти еще полдела – надо ж на гору влезть! Повстречалась ей у подножия старушка – седенькая, худенькая, одни кости да мудрость, аж светится.
– Ты почто, сердешная, на гору лезешь?
– За счастьем, бабушка.
– А велико ли счастье, да в чем оно?
– Размером вот с камешек, да и само – камень.
– Ой, беда! Обманули тебя, горемычную! У тебя вон сколь камней, еле идешь, а счастья, как видно, нет. Не ходи ты туда, пропадешь, да и камни свои скидывай, все полегче станет. А я тебе молочка дам, козьего.