Наталья Драгунская - Память и имя

Память и имя
Название: Память и имя
Автор:
Жанры: Остросюжетные любовные романы | Исторические любовные романы
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Память и имя"

Сага, длинною в век, o московской семье, в жизни которой отразилась послереволюционная эпоха и судьба родившегося в ней поколения, прошедшего через горнило голода и разрухи, сталинского террора, войны, дела врачей, хрущёвской оттепели, брежневского застоя, диссидентства и иммиграции. История любви главных героев, Арнольда и Бэллы, их преданности друг другу, и истории людей, им близких, на фоне глобальных событий, происходящих в то время в России – вот о чём этот роман.

Бесплатно читать онлайн Память и имя


роман

Посвящается моим родителям и их поколению

«И дам я им в доме Моём и в стенах Моих память и имя лучшее, нежели сыновьям и дочерям; дам им вечное имя, которое не истребится».

Пророк Иссая (56:5).

«Но кто мы и откуда,

Когда от всех тех лет

Остались пересуды,

А нас на свете нет?».

Б. Пастернак

.

Наконец все от неё отступились, и настал покой. Это было непривычно. Она никогда не жила в покое, в движеньях была скора и в действиях энергична, но сейчас, когда уже ничего не осталось, он был ей нужен, чтобы сосредоточиться на главном. Главным был уход, окончательный и непоправимый, который должен был соединить её с теми, кто уже давно ждал её, с теми, кто когда-то, очень давно, в другой жизни и в другой стране был её семьей.

Семья

Семья была большая и шумная. Переехавшая в двадцать первом году прошлого века в Москву из маленького белорусского местечка, где так мирно уживались славянские и неславянские племена, она попала в разгромленную голодом и гражданской войной столицу, в центре которой на Сретенке возвышался семиэтажный дом, принадлежавший когда-то страховому обществу «Россия», а ныне называвшийся просто «Дом России»; и в нём среди множества общих квартир (великое достижение советской власти: отбирать жилье у законных хозяев и отдавать его незаконным!) была одна, в которую их всех – отца с матерью и семерых детей – и поселили, выбрав для этого самую большую в ней комнату, аж в тридцать квадратных метров. Отец, который эту комнату и в придачу к ней именную шашку и получил за свои заслуги перед Первой Конной армией [1], сразу же умчался обратно устанавливать советскую власть на тех территориальных участках России, где она ещё не была установлена, а мать с детьми осталась, как водится, дома: подбрасывать поленья в семейный очаг, над огнем которого всегда должен был висеть неостывающий котелок с супом, или, на худой конец, с кашей, – для поддержания семейного уюта, ну и, конечно, для пропитания всей семьи. Только вот с пропитанием в то время и, как следствие его, с уютом, было довольно туго. Стояли сильные холода, не такие, может быть, как за сто с лишним лет до этого, от которых половина Наполеоновской армии, не вынеся русской зимы, вмерзла насмерть в российские дороги, но, тем не менее, вполне достаточные, чтобы довести голодного и холодного индивидуума (ни дров для обогрева, ни картошки для супа, ни керосина для примуса, на котором этот суп можно было бы сварить, не было) до предсмертного состояния. И это привело к тому, что в один прекрасный день старший сын, который в свои пятнадцать лет уже работал в типографии, придя вечером домой и обведя комнату внимательным взглядом наборщика, складывающего гранки в предложения, не досчитался двоих самых младших, трехлетнего Наумку и двухлетнюю Бэллочку. Никто с визгом не бросился ему навстречу, никто не повис на нем с риском оторвать рукава от его и так дышавшего на ладан пальто, никто, сопя, не влез к нему в карман в надежде найти ландринку [2] или сухарик: в комнате было непривычно тихо. Он в растерянности заозирался, не в силах понять, что происходит, потом посмотрел на мать. Она понуро сидела у стола, взглянула виновато, как бы отвечая на его безмолвный вопрос, и опустила голову.

– Где они?

– Свела с утра в детприемник [3].

– Мам, ты что?

– Так есть же нечего, сынок, заморим ведь малышей, а там всё-таки кормят.

– Где детприёмник?

– Тут недалеко, на Трубной.

– Я за ними, скоро приду.

– Сынок…

– Мам, если нам суждено умереть от голода, так умрём все, а если выживем, то тоже все, – подумал немного. – Да не умрем мы, я вон хлеба принес и перловки, по карточкам выдали, свари поесть, пока я буду за ними ходить, – и, не дожидаясь ответа, вышел.

Так в свои пятнадцать лет и утвердил он себя на всю оставшуюся жизнь на роль отца, и так все братья и сестры всю оставшуюся жизнь его и воспринимали, а к своему же биологическому отцу относились достаточно равнодушно, не особенно-то и задаваясь мыслью, какой он был человек. А человек их отец был совсем непростой. Крестившийся в двадцать пять лет не потому, что православие привлекало его больше иудаизма, а только для того, чтобы, минуя процентную норму, поступить в университет на юридический факультет, он принял революцию с восторгом человека, дождавшегося, наконец, государственной справедливости, которая теперь должна была уравнять в правах всех, независимо от их национальности и вероисповедования. И, борясь за это величайшее достояние революции, он, успевший народить к тому времени семерых детей, с лёгкостью перепоручил их заботам своей жены, убедив себя в том, что его обязанность – построить им светлое будущее, а уж о настоящем пускай позаботится она. И она заботилась как могла: простаивала, согнувшись, над исходящим горячим паром корытом, бесконечно стирая предварительно прокипячённые (только этим и можно было уберечься от тифозной вши), латаные – перелатанные рубашки и платьица, варила из чего придётся ведёрные кастрюли похлебок, рассказывала разные, всегда со счастливым концом, истории на ночь, целовала, утешала, жалела. Конечно, дети тоже были задействованы в этом процессе выживания. Семен, как самый старший, зарабатывал деньги в типографии, которые и были главным доходом семьи; Галина, его двумя годами младше, делила с матерью всю домашнюю работу по дому: выжимала, держась за один конец (мать держала за другой) тяжёлые мокрые простыни, чистила картошку, отоваривала карточки в очередях; Люба и Моисейка вместе с матерью носили воду (мать в больших, а они в маленьких ведёрках) с ближайшей колонки, когда в водопроводе не было воды, и по брёвнышку дрова для прожорливого, до самого потолка выложенного белой плиткой камина; Нина смотрела за малышами, а сами малыши, трёхлетний Наумка и двухлетняя Бэллочка, просто жили, доставляя удовольствие старшим уже самим фактом своего существования. Кстати, с их именами была связана отдельная история. Когда глава семьи крестился (а это было после того, когда он уже был прочно и надёжно женат, имея в подтверждение этого факта двухлетнего сына на руках), жена восприняла это как отступничество от веры отцов, которых ни разрушение Иерусалимского храма в древности, ни костры инквизиции в средние века, ни кровавые погромы при её жизни не смогли заставить выпустить Тору из рук. Поэтому в детских паспортах (между прочим, советской властью сразу после революции отменённых, а потом введённых снова) она упрямо вписывала в графу «национальность» «еврей», а не «русский», как их отец, а двух сыновей, родившихся уже после мужниного крещения, назвала иудейскими именами: Моисей и Наум, которые они впоследствии благоразумно поменяли на Михаила и Николая. Дочерям же она давала пышные иностранные имена (которые они, когда выросли, тоже поменяли на более в российских условиях приемлемые: Виолетта стала Галиной, Инесса – Ниной, Роксана – Любой, кроме маленькой Бэллочки, которая так и осталась Изабэллой, – видимо, втайне надеясь на то, что красивое имя повлияет на её будущую счастливую судьбу). Что впоследствии и случилось: самая счастливая судьба досталась младшей, не захотевшей расстаться со своим именем.


С этой книгой читают
Об обыкновенных людях, живущих в разных странах (России, Америке, Англии), о поступках, совершаемых ими, в решающие моменты их жизни, о любви, ревности, предательстве, радости – о всём том, что называется жизнью.
О, что за чудо эта книга! Пред вами то самое произведение, которое сможет удовлетворить Ваши сокровенные и потаенные желания. О чем вы боялись даже спросить и пожелать – найдёте на страницах данной книги. Невероятное приключение и погружение в мир эротики ждёт читателя. А уникальный и увлекательный сюжет проведёт вас по лабиринту человеческого бытия. И как всегда – всё это сдобрено обилием интимных сцен без предрассудков.
Конец лихих 90-х. Подростки, взрослеющие на развалах перестройки, подражают новым авторитетам, копируют дикие нравы незнакомой свободы.Никто не хочет общаться с изгоями. Особенно в старшей школе, когда твоя репутация зависит от того, с кем ты водишься.Люба Поспелова стала изгоем в своём дружном и весёлом 10 «А». Одноклассники избегают её, а лидеры – открыто травят. Одинокая и несчастная девочка хочет дружить с самым популярным парнем в школе, но
Когда мой муж уезжает в командировку, я даже мысли не допускаю о его неверности. Однако… Уже вечером получаю фото, на котором помощница Зоя нахально сидит у него на коленях. С издевкой она уверяет, что у них роман, но я отказываюсь верить, что Дима мог так поступить. Внутри хаос. В поисках поддержки обращаюсь к матери – и узнаю ещё более шокирующую правду: когда-то супруг пытался домогаться и её. Что это – всего лишь злые сплетни или горькая прав
Как часто в нашей памяти всплывают тени прошлого, о котором хотелось бы забыть?Или мы помним только то, что хотим помнить?И что нам достоверно известно о нашем прошлом и о самих себе?Полюбившаяся читателям героиня романов Елизаровой «Черная сирень», «Картонные стены», «Ночное солнце», «Собачий рай» Варвара Сергеевна Самоварова, в прошлом следователь, вновь распутывает цепочку странных событий, в гуще которых оказалась она сама, в очередной раз уб
Могучий горец Дункан Макдоналд нигде не знал покоя – его неотступно преследовал образ дочери предводителя клана Мойры, которую он любил и потерял: ее отдали замуж за другого. Но теперь, когда овдовевшей Мойре угрожает опасность, Дункан не задумываясь готов рисковать жизнью, чтобы спасти возлюбленную.Однако что же случилось с Мойрой? Куда пропали ее любовь, нежность и доверие к Дункану? Почему она видит в своем спасителе едва ли не врага? Какие си
Команда? Вы говорите «команда»? Вот лично я не мог понять, как мы стали командой. Тролль, эльфа, вампиресса, я и пятеро людей… Что может быть между нами общего? И только когда я услышал, как каждый из нас попал в эту Школу, я понял. Школа-то у нас непростая. Это Школа Боевой Магии, Чародейства и Целительства. А мы как раз боевые маги. Вернее, будущие боевые маги.
Если бы кто-то полгода назад сказал, что, приехав в Калифорнию, я попаду в чертов американский подростковый фильм, я бы рассмеялась этому человеку в лицо. Но вот я поворачиваюсь и вижу десятки пар глаз, устремленных исключительно на меня. Всему виной ситуация, в которой я оказалась, затеяв свою наивную игру.От автора. Перед вами первая часть двухтомного романа. Все персонажи книги вымышлены. Любые совпадения случайны. Книга содержит авторский пер
Молодой парень по имени Брэндон со своей девушкой Кэтрин, вернувшись недавно из Вьетнама, решил навестить своих старых друзей. Те принимают Брэндона с почетом, чествуют его как героя войны и гордятся им, но не знают, что тот парнишка Брэндон из детства давно умер, а вместо него вернулся жестокий солдат с надломленной психикой, которого учили убивать и выживать. А вместе с тем старый приятель Брэндона задумал страшную месть своим одноклассникам. И