Наталья Драгунская - Память и имя

Память и имя
Название: Память и имя
Автор:
Жанры: Остросюжетные любовные романы | Исторические любовные романы
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Память и имя"

Сага, длинною в век, o московской семье, в жизни которой отразилась послереволюционная эпоха и судьба родившегося в ней поколения, прошедшего через горнило голода и разрухи, сталинского террора, войны, дела врачей, хрущёвской оттепели, брежневского застоя, диссидентства и иммиграции. История любви главных героев, Арнольда и Бэллы, их преданности друг другу, и истории людей, им близких, на фоне глобальных событий, происходящих в то время в России – вот о чём этот роман.

Бесплатно читать онлайн Память и имя


роман

Посвящается моим родителям и их поколению

«И дам я им в доме Моём и в стенах Моих память и имя лучшее, нежели сыновьям и дочерям; дам им вечное имя, которое не истребится».

Пророк Иссая (56:5).

«Но кто мы и откуда,

Когда от всех тех лет

Остались пересуды,

А нас на свете нет?».

Б. Пастернак

.

Наконец все от неё отступились, и настал покой. Это было непривычно. Она никогда не жила в покое, в движеньях была скора и в действиях энергична, но сейчас, когда уже ничего не осталось, он был ей нужен, чтобы сосредоточиться на главном. Главным был уход, окончательный и непоправимый, который должен был соединить её с теми, кто уже давно ждал её, с теми, кто когда-то, очень давно, в другой жизни и в другой стране был её семьей.

Семья

Семья была большая и шумная. Переехавшая в двадцать первом году прошлого века в Москву из маленького белорусского местечка, где так мирно уживались славянские и неславянские племена, она попала в разгромленную голодом и гражданской войной столицу, в центре которой на Сретенке возвышался семиэтажный дом, принадлежавший когда-то страховому обществу «Россия», а ныне называвшийся просто «Дом России»; и в нём среди множества общих квартир (великое достижение советской власти: отбирать жилье у законных хозяев и отдавать его незаконным!) была одна, в которую их всех – отца с матерью и семерых детей – и поселили, выбрав для этого самую большую в ней комнату, аж в тридцать квадратных метров. Отец, который эту комнату и в придачу к ней именную шашку и получил за свои заслуги перед Первой Конной армией [1], сразу же умчался обратно устанавливать советскую власть на тех территориальных участках России, где она ещё не была установлена, а мать с детьми осталась, как водится, дома: подбрасывать поленья в семейный очаг, над огнем которого всегда должен был висеть неостывающий котелок с супом, или, на худой конец, с кашей, – для поддержания семейного уюта, ну и, конечно, для пропитания всей семьи. Только вот с пропитанием в то время и, как следствие его, с уютом, было довольно туго. Стояли сильные холода, не такие, может быть, как за сто с лишним лет до этого, от которых половина Наполеоновской армии, не вынеся русской зимы, вмерзла насмерть в российские дороги, но, тем не менее, вполне достаточные, чтобы довести голодного и холодного индивидуума (ни дров для обогрева, ни картошки для супа, ни керосина для примуса, на котором этот суп можно было бы сварить, не было) до предсмертного состояния. И это привело к тому, что в один прекрасный день старший сын, который в свои пятнадцать лет уже работал в типографии, придя вечером домой и обведя комнату внимательным взглядом наборщика, складывающего гранки в предложения, не досчитался двоих самых младших, трехлетнего Наумку и двухлетнюю Бэллочку. Никто с визгом не бросился ему навстречу, никто не повис на нем с риском оторвать рукава от его и так дышавшего на ладан пальто, никто, сопя, не влез к нему в карман в надежде найти ландринку [2] или сухарик: в комнате было непривычно тихо. Он в растерянности заозирался, не в силах понять, что происходит, потом посмотрел на мать. Она понуро сидела у стола, взглянула виновато, как бы отвечая на его безмолвный вопрос, и опустила голову.

– Где они?

– Свела с утра в детприемник [3].

– Мам, ты что?

– Так есть же нечего, сынок, заморим ведь малышей, а там всё-таки кормят.

– Где детприёмник?

– Тут недалеко, на Трубной.

– Я за ними, скоро приду.

– Сынок…

– Мам, если нам суждено умереть от голода, так умрём все, а если выживем, то тоже все, – подумал немного. – Да не умрем мы, я вон хлеба принес и перловки, по карточкам выдали, свари поесть, пока я буду за ними ходить, – и, не дожидаясь ответа, вышел.

Так в свои пятнадцать лет и утвердил он себя на всю оставшуюся жизнь на роль отца, и так все братья и сестры всю оставшуюся жизнь его и воспринимали, а к своему же биологическому отцу относились достаточно равнодушно, не особенно-то и задаваясь мыслью, какой он был человек. А человек их отец был совсем непростой. Крестившийся в двадцать пять лет не потому, что православие привлекало его больше иудаизма, а только для того, чтобы, минуя процентную норму, поступить в университет на юридический факультет, он принял революцию с восторгом человека, дождавшегося, наконец, государственной справедливости, которая теперь должна была уравнять в правах всех, независимо от их национальности и вероисповедования. И, борясь за это величайшее достояние революции, он, успевший народить к тому времени семерых детей, с лёгкостью перепоручил их заботам своей жены, убедив себя в том, что его обязанность – построить им светлое будущее, а уж о настоящем пускай позаботится она. И она заботилась как могла: простаивала, согнувшись, над исходящим горячим паром корытом, бесконечно стирая предварительно прокипячённые (только этим и можно было уберечься от тифозной вши), латаные – перелатанные рубашки и платьица, варила из чего придётся ведёрные кастрюли похлебок, рассказывала разные, всегда со счастливым концом, истории на ночь, целовала, утешала, жалела. Конечно, дети тоже были задействованы в этом процессе выживания. Семен, как самый старший, зарабатывал деньги в типографии, которые и были главным доходом семьи; Галина, его двумя годами младше, делила с матерью всю домашнюю работу по дому: выжимала, держась за один конец (мать держала за другой) тяжёлые мокрые простыни, чистила картошку, отоваривала карточки в очередях; Люба и Моисейка вместе с матерью носили воду (мать в больших, а они в маленьких ведёрках) с ближайшей колонки, когда в водопроводе не было воды, и по брёвнышку дрова для прожорливого, до самого потолка выложенного белой плиткой камина; Нина смотрела за малышами, а сами малыши, трёхлетний Наумка и двухлетняя Бэллочка, просто жили, доставляя удовольствие старшим уже самим фактом своего существования. Кстати, с их именами была связана отдельная история. Когда глава семьи крестился (а это было после того, когда он уже был прочно и надёжно женат, имея в подтверждение этого факта двухлетнего сына на руках), жена восприняла это как отступничество от веры отцов, которых ни разрушение Иерусалимского храма в древности, ни костры инквизиции в средние века, ни кровавые погромы при её жизни не смогли заставить выпустить Тору из рук. Поэтому в детских паспортах (между прочим, советской властью сразу после революции отменённых, а потом введённых снова) она упрямо вписывала в графу «национальность» «еврей», а не «русский», как их отец, а двух сыновей, родившихся уже после мужниного крещения, назвала иудейскими именами: Моисей и Наум, которые они впоследствии благоразумно поменяли на Михаила и Николая. Дочерям же она давала пышные иностранные имена (которые они, когда выросли, тоже поменяли на более в российских условиях приемлемые: Виолетта стала Галиной, Инесса – Ниной, Роксана – Любой, кроме маленькой Бэллочки, которая так и осталась Изабэллой, – видимо, втайне надеясь на то, что красивое имя повлияет на её будущую счастливую судьбу). Что впоследствии и случилось: самая счастливая судьба досталась младшей, не захотевшей расстаться со своим именем.


С этой книгой читают
Об обыкновенных людях, живущих в разных странах (России, Америке, Англии), о поступках, совершаемых ими, в решающие моменты их жизни, о любви, ревности, предательстве, радости – о всём том, что называется жизнью.
Молодая девушка проживает в обычном городе, обычную жизнь и все у нее идет ровно и гладко до того момента пока она не узнает о предательстве любимого человека. Привычный мир рушится, ее пожирает злость, и ненависть. Она начинает встречать непонятные знаки, которые ей разгадать не под силу. Запутавшись во лжи, она хочет разорвать все, что связывает ее с этим человеком. Но она встречает странного старика, который помогает ей найти свою дорогу, она
Манекенщица Таня Серова не восприняла всерьёз предсказание цыганки о трёх тяжелых, опасных днях. А вещунья права: назавтра погибает сосед Тани, и она под подозрением. Не успевает опомниться, как за неё берутся бандиты, охотящиеся за алмазами. А тут ещё и теракт на рынке и много другой головной боли. Дело было бы совсем плохо, не обратись она к благородному сыщику Андрею Каролю, для которого предотвращение преступлений и защита невинных – не пусты
Роман с письмами о любви в эпоху новой опасной болезни и старой бумажной переписки. В основу положен подлинный случай.Написан в 1992 году. Опубликован в 2013 году в издательстве "Известия".
Она не видела, как Мир завис на краю, в агонии отсчитывая минуты до своего падения, но ей пришлось стать участником того, что произошло после. Когда от великой цивилизации остаются лишь обломки, перед тобой встает единственная задача – выжить. Дерра вынуждена прятать лицо и жизнь, скрываясь от людей, насквозь пронизанных проклятьем, забирающим не только тело, но и душу. Бежать от тех, кто забыл, что такое человечность и ценность жизни. Но сможет
Могучий горец Дункан Макдоналд нигде не знал покоя – его неотступно преследовал образ дочери предводителя клана Мойры, которую он любил и потерял: ее отдали замуж за другого. Но теперь, когда овдовевшей Мойре угрожает опасность, Дункан не задумываясь готов рисковать жизнью, чтобы спасти возлюбленную.Однако что же случилось с Мойрой? Куда пропали ее любовь, нежность и доверие к Дункану? Почему она видит в своем спасителе едва ли не врага? Какие си
Команда? Вы говорите «команда»? Вот лично я не мог понять, как мы стали командой. Тролль, эльфа, вампиресса, я и пятеро людей… Что может быть между нами общего? И только когда я услышал, как каждый из нас попал в эту Школу, я понял. Школа-то у нас непростая. Это Школа Боевой Магии, Чародейства и Целительства. А мы как раз боевые маги. Вернее, будущие боевые маги.
Неожиданно само написалось. В очень короткий период. Получилось забавно. Надеюсь, и читателю понравится.
О чем эта книга? Иногда сложно сказать о чем-то конкретно, не наследив своим мнением. Вообще хочется всегда сказать что-то назидательно умное. Или обидное – если это что-то тебе не нравится. Вот задают тебе вопрос, и так сразу поговорить хочется. Минуту что-то там пытаешься выдавить из себя, а потом разгоняешься и вот уже говоришь про свой вчерашний день, делишься недавним переживанием. И вопрос уплыл, и ответ утонул. Неважно это все становится,