Папа был призван на фронт, когда мне был год и семь месяцев, вернулся с фронта – мне уже шел четвертый год, а умер – мне не хватало двух месяцев до пяти.
Цифры наших с папой дат рождения абсолютно одинаковые 1904 и 1940. (Можно считать, что мы почти одногодки, если две последние цифры поменять местами). Папа родился 18 ноября на 48 дней позже меня (1 октября), но при этом на 36 лет, без этих 48 дней, раньше. Эти четыре и сорок повторились в год его смерти: ему было только 40 лет, а мне – всего 4 года. Эти четыре и сорок дополнительно роднят нас численным выражением дат и лет, но насладиться этой родственной близостью мне не пришлось.
Родился я в Немецкой республике, была такая Автономная республика Немцев Поволжья, созданная в 1923 году на землях, граничащих с Саратовской и Сталинградской областями, в Ней-Вальтерском районе, в совхозе, который назывался Конезаводом №99, в котором и работал мой папа. Конезавод №99. Этот странный топоним так и остался в моем паспорте, как место моего рождения.
А в мире уже бушевала Вторая мировая война, развязанная Германией 1 сентября 1939 и поддержанная Советским Союзом 19 сентября, который уже успел до этого развязать войну с Финляндией, которая вышла из нее уступив часть своей территории. Германия к октябрю 1940 году уже заняла Западную Европу, Балканы, напала на Грецию… Шел 14 месяц, но на немцах республики к моменту моего рождения война пока не сказывалась. Моя мама, коренная немка, родилась в 1915 году, окончила педагогический техникум и к моему рождению работала учителем младших классов в немецкой школе в Немецкой республике.
Когда я родился, папа уже получил назначение в Конезавод №32, куда мы вскоре и переехали, но уже Вторая мировая переросла в новую фазу и один из участников, ее развязавших, стал жертвой агрессии второго – началась Великая Отечественная. Теперь немцам из Немецкой автономии пришлось испытать все ужасы ликвидации республики и депортации всех ее жителей. Это коснулось и маминой мамы с тремя сыновьями, младшими братьями мамы. Их выселили и отправили в Омскую область. И попытки папы их спасти и взять к себе, убеждая власти, что он берет их на полное обеспечение, так как они не работоспособны, не увенчались успехом. Папе пришлось удовлетвориться тем, что его жена немка не попала под эту поголовную депортацию. А в мае 1942 папу мобилизовали, и он ушел на фронт. Маму уже не трогали, как жену участника войны.
80 лет назад трехлетним пацаном я встречал папу с фронта. Мы прожили с ним полтора года и его не стало. Все что я помню с тех детских лет, все, что тем или иным образом дополняла мама, все, что осталось после него: его вещи, его приборы, его книги и его письма и стало содержанием этой книги памяти. Но в первую очередь его письма, старые пожелтевшие и бережно сохраненные мамой, письма с фронта. Эти безыскусные, будничные, но пронизанные любовью письма продолжали долго оставаться со мной. Так получилось, что именно я продолжал их хранить, и я их сохранил. Пользуясь современной техникой, многое отсканировал: все эти треугольники, конверты, открытки, вырезки из фронтовых газет. Уже переехав в Иерусалим, я захватил их с собой и, выбрав время, набрал их и переписал в свой компьютер. Теперь я решил их опубликовать такими, какими они писались папой, со всеми описками, ошибками, оговорками, как есть, стряхнув с них пыль времени, представляю их для внуков и правнуков. Пусть они прозвучат не столько памятью, сколько напоминанием, что войны развязывают человеконенавистники, которые, к сожалению, еще не перевелись и обнаружились в огромном количестве среди потомков той далекой и тяжелой победы. Осознаю это с болью, наблюдая угар победобесия среди сограждан своей страны, которые не гнушаясь лжи, готовы оправдывать коварство и жестокость властей своей страны и становиться убийцами, соглашаясь в ней участвовать. Я плачу все эти полтора года ничем не оправданной агрессивной войны против соседней страны, и слезы мои это слезы отца, своей работой и жизнью стремившегося выжечь из человеческого сердца ненависть к другим, работать для мира и созидания. Увы, мы оказались плохими учениками. Мне уже вот-вот исполнится 83, доживу ли я до дней раскаяния и искупления за совершенные преступления моей страны в эти дни двадцатых годов 21 столетия? Не уверен, но пусть память о папе, хоть как-то заставить подумать моих дорогих потомков, что в мире нет ничего лучше и дороже мира и любви, дружбы и созидания, так как это единственное, ради чего можно не жалеть даже своей жизни.
В заключении хочу добавить, что это моя девятая книга, все предыдущие в примечании.1 В работе находится десятая автобиографическая книга «КОНДОИР» (от КОНезавода ДО ИеРусалима), в которую, если успею дописать, должны войти и воспоминания о папе из этой книги.
ХРОНИКА И ПИСЬМА
1942—1943
Предваряя публикацию писем с фронта Серебрякова Михаила Николаевича, гвардии сержанта, старшего писаря Отдельной роты разведчиков 8-й гвардейской механизированной бригады, с которой он прошел от Ахтубы до форсирования Днепра под Каневом, я хотел бы отметить, что эти письма, в основном, очень личные, частные и хотя не столь примечательные в своей содержательной части, но ценные своей фактологией, своим живым свидетельством, не лакированные, не приглаженные, а такие как есть. Они дороги этой своей самоценностью. Они не для художественного чтения и эстетического наслаждения не содержат, они писались по естественной потребности общаться с самыми родными и близкими и желанию быть в курсе житейских проблем своей семьи. Он успокаивал своих дорогих и любимых тем, что жив, сообщая сведения о себе, что наша армия победоносно продвигается, освобождая захваченные врагом города и села, давая им надежду на окончание войны и скорую встречу и сообщая по мере возможности о своем местонахождении. Они предельно личностны и дороги, как память.
Но чтобы лучше представить динамику продвижения по ходу войны, я решил сделать выжимки из писем, убрав всякие личностно-чувственные моменты и излишние подробности, чтобы реальность происходящего не заслонялась частными обстоятельствами и личными чувствами, и вычленить из них краткое описание его военной жизни и военных событий, участником которых он становился, и составить своеобразную летопись-хронику по датам написания самих писем. Поэтому я выбирал из писем кусочки с конкретными действиями и либо цитировал отрывки, либо пересказывал их от себя, ничего не добавляя и давая краткий поясняющий комментарий. По тексту заметно, где идут слова от первого лица, взятые из письма, хотя я не заключал их в кавычки, а где мои пересказы.
