Николай Климонтович - Парадокс о европейце (сборник)

Парадокс о европейце (сборник)
Название: Парадокс о европейце (сборник)
Автор:
Жанр: Современная русская литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2015
О чем книга "Парадокс о европейце (сборник)"

Ни в одну историческую эпоху в России нельзя быть европейцем без последствий для собственного благополучия. Однако Йозеф Альбинович М. не робкого десятка свободолюбец. Он – анархист и гедонист – отправляется строить Соединенные Штаты в Украину, а на дворе – тридцатые годы ХХ века и либеральными идеями вымощена дорога в ад. История Йозефа заканчивается печально, но «вечные европейцы» до сих пор не перестают появляться и прожектировать будущее. Не парадокс ли это?

Бесплатно читать онлайн Парадокс о европейце (сборник)


Островитянин

Память – остров в океане забвения.

Суй Фуй Вын

Сегодня Фэй не придет.

Сегодня Фэй отправилась навестить родных, а это неблизкий путь. Нужно катером с нашего островка, носящего имя Кон-Вай, добраться до Кон-Чанг, Слоновьего острова, он называется так не потому, что на нем водятся слоны, но сам остров в плане – с большим животом и длинным хоботом. Там пересесть на паром, идущий на материк. И уже на берегу попасть на автобус, идущий пять-шесть часов вверх по горной извилистой дороге, потом пешком еще километров семь до ее родной деревни – и за два дня не обернешься…

Обычно мы устраивались прямо на циновке. И только потом выходили из бунгало на пляж. Коли прибой не сильный, подолгу лежали в воде у берега. А если волна была высокая, закапывались в мелкий белый песок, разгребая, как черепахи, верхний раскаленный слой, добираясь до влаги, которую хранит нижний слой песка на память о ночном приливе.

Как мы общались? Если бы мне задали этот вопрос, я затруднился бы ответить. По-английски она знала лишь несколько слов, среди них неожиданное в ее устах sad. По-русски и вовсе ни одного, даже спасибо, она ведь была не продавщица и не кассирша, всего лишь горничная, но это для корректности, так домработниц в Москве нынче именуют помощницами. Фэй – простая уборщица, из деревенских. Она убирала в баре, потом у меня. Но мы понимали друг друга, и отлично ладили. Если она хотела близости, интересовалась: бум-бум, папа? Когда же бывала голодна, спрашивала: папа, ням-ням?

Конечно, я платил ей, но не больше, чем любой cleaner. Так что можно сказать, мы жили по любви, ну, по взаимной склонности, что мне было лестно: мне тогда было уже за пятьдесят, ей едва ли двадцать. Она, конечно, знала мое имя, но все-таки за глаза называла пон чаа, что на местном наречии означает «чужой», но чаще говорила просто рус. Только изредка она обращалась ко мне Ко, что казалось ей очень забавным – здешние жители, особенно жительницы, очень смешливы. Дело в том, что кон – это на их языке означает остров, но «н» не произносится. А уж воспроизвести Николай для нее было непреодолимо. Язык ее соплеменников односложен, как звук прибоя: медленно и ритмично туда сюда. Это удобно.

Понятно, для простого сознания не имеющий имени предмет как бы не существует. Так что в известном смысле я, став островитянином, добился своего. Я переплыл на другой берег и стал не только безымянен, но как бы и невидим.


Когда-то мне хотелось сделаться писателем, и действительно удалось стать заурядным литератором. Я напечатал дюжину плохих рассказов, опубликовал одной книжкой три слабые повести и написал роман, который никто не хотел публиковать. Скорее всего, это было справедливо. Как и многие мужчины моего поколения, я поздно повзрослел: мужская инфантильность культивировалась прежней властью, которая рухнула, когда мне было уже под сорок. Но к пятидесяти, что называется, я в себе разочаровался. Я понял, что, ежели Бог обделил тебя талантом, писать в расхожем смысле хуже, чем просто глупо, это безвкусно. А, потершись в литераторских кругах, я проникся самым искренним отвращением к собратьям по перу. Это были невпопад начитанные незамысловатые люди из разночинцев, в мятых штанах и никогда не чищенных ботинках, обладавшие самыми посредственными творческими возможностями и, чаще всего, непомерным тщеславием. Стихотворцы тоже были щеконадувными, особенно лауреаты, члены жюри и сидельцы в президиумах. Нет, надувные бывают матрасы, в данном случае следует сказать, наверное, щеконадувательные. Позже стали приезжать с гастролями поэты – эмигранты третьей волны, выпускники советских школ. Я слушал двоих: один был энтомолог из Торонто, другой маммолог из Бостона, один изначально из Ленинграда, другой из Киева. У обоих ради размера в стихах то и дело мелькало словечко вот.

Конечно, попадались мне на пути и люди, несомненно одаренные, но те всегда были в тени, держались тихо, их оттирали подчас виртуозно, обносили с улыбочками, да и они бывали не истинно созидателями, открывателями новых путей, а довольствовались хожеными тропами. Пожалуй, действительно оригинальными среди пишущих бывали поэты, я знал двух таких. Оба, увы, были инвалиды, припадали на все ноги, детский рахит, кажется, люди болезненные, и с возрастом их стихи приобретали черты неведомых шедевров. Оба вызывали скорее жалость, чем восхищение, хоть и было понятно, что места в будущих антологиях им обеспечены.


Почему я начал сочинительствовать.

Ответа нет. Конечно, был внутренний толчок, медленно нарастал зуд и жар, я вдруг почувствовал призвание, услышал голос, зов оттуда. Но, скорее всего, это была лишь слуховая галлюцинация. Болезнь, столь распространенная в нашей стране. Стране насквозь литературной, все читающей да пишущей, но не работающей. А ведь в нашей безотрадной и холодной, некрасивой и недужной, непомерно большой и малонаселенной сравнительно с огромными пустыми пространствами, дурно управляемой, непластичной и немузыкальной отчизне, работы непочатый край. Нет, не отчизне – родине, бабский род, как подмечал еще Василий Васильевич, больше нам к лицу… Ну, и среда конечно, и багаж прочитанных книг.

Теперь было время припомнить, на скольких островах я побывал, прежде чем оказаться на этом.

Лет в пятнадцать, в театре я посетил дивный волшебный остров зловредной феи Сикораксы, но прежде в раннем детстве, с голоса бабушки, гостил на острове Буяне, потом самостоятельно добрался до Баратарии, доставшемся Санчо в губернаторство по дешевке, а там с Панургом достиг Острова Оракула Божественной Бутылки. Заглянул и на Принцевы острова, куда английская королевская династия ссылала не в меру прытких своих родственников. Побывал на острове Отчаяния, где я, прилежный книгочей, делил тяготы с мистером Крузо и его печальным попугаем, все повторявшим Робин, Робин, бедный Робин; и на летающей Лапуте и, конечно, на Острове Сокровищ. Как-то я валялся с ангиной, и отец – едва ли не единственный подобный случай – читал мне вслух о таинственном острове Табор в Тихом океане, среди которого я сейчас и затерялся; этот остров упавшие на него с неба французы обозвали в честь Линкольна, поскольку в их компанию затесался освобожденный от рабства негр – в те времена было модно вызволять из неволи негров. Позже я посетил Итаку, где нас с Одиссеем ждала верная Пенелопа в окружении настырных женихов; с Архимедом на Сицилии, своей вулканической неудержимостью древним напоминавшей ад и сделавший для Гете образ Италии завершенным, искал точку опоры; доплыл и до Пасхи, ведомый капитаном Кон-Тики. Добрался на перекладных до Сахалина с Антоном Павловичем, которому, впрочем, слаще оказался Цейлон; и томился на острове Святой Елены тоже с островитянином, корсиканцем, это уж не без помощи Тарле и Манфреда; и на Мадагаскаре побывал с авантюристом екатерининских времен Морисом; с автором


С этой книгой читают
«Только остров» – своеобразный литературный «привет» незавершенному набоковскому роману «Solus Rex», тонкая игра с классикой, но в то же время – свободное от реминисценций повествование о судьбе умирающего от тяжелой болезни героя. В предсмертной простоте рождается ясность и перерождаются ценности. То, чем дорожил всю жизнь, может в мгновение лопнуть как мыльный пузырь. И, наоборот, случайное и неважное становится самым главным.Николай Климонтови
«Спич» – история старого московского интеллигента, влезшего в долги из-за любовных проблем и вынужденного устроиться спичрайтером к известному суровостью олигарху, чтобы добыть деньги. Трагикомедия – фирменный жанр Климонтовича, и в этом произведении автор верен себе.Николай Климонтович – один из немногих писателей современности, мастерство которого позволяет ему самым обычным явлениям жизни придавать удивительную философскую перспективу и при эт
В квартиру художницы Марины приходят гости – Герой, её бывший возлюбленный, пятнадцать лет назад уехавший в Америку, и их общий Товарищ. Оставшимся кажется, что им достался берег, уехавший знает, что внешне притягательное море жизни штормит и грозит потопить. И, оказывается, сидя на месте, можно попасть в иную страну и оказаться эмигрантом, отъезд же – не повод для внутренней разлуки с привычными и дорогими вещами.
Главной героиней пьесы, созданной на основе романа Достоевского «Идиот», Климонтович избирает Настасью Филипповну, непокорную красавицу, которая сводит с ума многих мужчин. Однако, в отличие от Достоевского, драматург акцентирует внимание на взаимоотношениях других персонажей вокруг нее. Немаловажно, что еще в самом начале действия перед зрителями предстают все герои сквозь призму собственных пороков: каждый из них рассказывает о самом ужасном по
Любовь – основа нашей жизни. Она проявляется любовью матери к ребенку. Любовью между полами. Любовью к творчеству, искусству познанию, природе, Родине…Но наряду с этим в жизни часто случаются превратности любви. Часто это происходит от того, что люди не понимают тесно связанные между собою понятия. Автор пытается на основе своего богатого жизненного опыта помочь читателю разобраться в этих непростых жизненно важных вопросах.
В этой книге есть продолжения известных сказок, где со знакомыми героями происходят уже новые неожиданные приключения.Есть в ней и другие сказки – с неизвестными читателю героями, поступающими нестандартно и непредсказуемо. А еще есть фантастические сказки, рассказанные космическими скитальцами.
В данном сборнике представлены сказки о зимних приключениях Ёжика, Медвежонка, Барсука и Деда Мороза. Друзья топят печку, отправляются на зимнюю рыбалку, переходят речку по льду, находят самолет, читают книжку и играют в слова, а Ёжик и Дед Мороз будят Медвежонка, который уснул.
Небольшой рассказ о небольшом человеке, живущем в небольшом городке, с небольшими запросами. Это история о простой женщине, каких в нашей стране много, и это типичная история, каких в нашей стране много. Такая аннотация и должна быть у этого рассказа. Если вы хотите прочувствовать всю суть существования в вышеописанных условиях, то вам понравится данный рассказ. Книга содержит нецензурную брань.
«Валер. Элиза, милая, что ж это? Вы только что уверяли, что никогда не измените мне, а теперь задумались? Я в восторге, а вы вздыхаете? Уж не жалеете ли вы, что меня осчастливили? Или вы раскаиваетесь в том, что уступили моим пламенным чувствам и дали слово?Элиза. Мне не в чем раскаиваться, Валер. Власть любви так отрадна! У меня не хватило бы сил ей противиться. Но если уж говорить правду, я тревожусь за будущее. Я боюсь, что люблю вас больше, ч
«В каютке было душно нестерпимо, пахло раскаленным утюгом и горячей клеенкой. Штору поднять было нельзя, потому что окно выходило на палубу, и так, в потемках, злясь и спеша, Платонов брился и переодевался…»
Павел Канарейкин – безработный. У него мерзкий характер, друг-идиот и мечты о светлом будущем. Он не любит людей, пьёт литрами чай без сахара, штурмует рынок труда и снимает квартиру с соседкой, тараканов у которой больше, чем за любым холодильником. Что ни день, так проблема. Но найти хорошую работу – сложная задачка. Странные эйчары, миллион психологических тестов, зарплата ниже прожиточного минимума. А в офис Паше не так уж хочется…Содержит не
В Карпатах в последние годы участились случаи бесследного исчезновения девушек и молодых женщин. Слухи ходят разные, кто-то видел в горах огромного монстра… Киевлянин Егор вместе с друзьями, такими же любителями внетрассовых спусков, как и он сам, приезжает в Карпаты и договаривается с местными проводниками о спуске с горы Песья голова. Однако погода портится, и группе горнолыжников приходится заночевать на горе, в заброшенной церкви, где они обн