Вновь это произошло. Снова этот кошмар.
Приложив руку к лицу, я попыталась вспомнить, что там происходило. Чем все закончилось. Картинки наваждений, словно весенний пух, разлетались от меня, не желая показывать продолжение. Каждый раз, когда я просыпалась в холодном поту, глубоко внутри меня теплилась надежда увидеть что-то еще. Что-то, чего я не заметила. Возможно, просто не вспомнила.
Воспоминания вспышками пролетали перед глазами. Темный лес. За мной гонятся. Тот жуткий запах крови. Корень и приближение земли. Ствол дерева, к которому я прислоняюсь. Яркие глаза, горящие в темноте. Пугающие. Ужасающие до дрожи. Они приближаются, и тут же запах усиливается.
Одно и то же. Ничего нового. Я знаю этот сон наизусть, но страх вновь и вновь овладевает мной, будто я вижу все впервые. Раньше у меня была надежда на то, что это пройдет. Что я не буду вскакивать на кровати каждое утро, с ужасом пытаясь отдышаться. Но с каждым годом эта надежда все больше угасает.
В ту ночь что-то произошло. Что-то важное, чего я не могу понять. Но, к сожалению, я ничего не помню, кроме этого кошмара и панического ужаса, пробирающего до костей.
Мне не хотелось открывать глаза. Утренняя прохлада заставила поежиться, однако я не стала подтягивать одеяло. За дверью послышались шаги: мама прошла мимо моей комнаты на кухню. Я замерла, не желая привлекать ее внимание. Впрочем, это, скорее, было инстинктивным действием, ведь я прекрасно знала, что она не сможет меня услышать.
Разлепив глаза, я взглянула на часы. Было раннее утро. В это время все лавки были еще закрыты, но мне все равно следовало вставать. Я не хотела опаздывать туда, где не появлялась уже несколько дней.
Перевернувшись на спину, я уставилась в потолок, медленно приводя мысли в порядок.
Солнце только начинало подниматься, сменяя свою подругу-луну, но даже сквозь задернутые шторы лучи проникали в мою комнату, придавая стенам бледно-голубой оттенок.
Я вновь прикрыла глаза. Сегодня это снова произошло. Все повторилось вновь. Опять я проснулась посреди ночи, хотя давно уже должна была привыкнуть к такому положению дел. Я не могла спокойно спать. Один и тот же кошмар детства, выученный наизусть, продолжал преследовать меня, обрываясь на одном и том же моменте. Моменте, после которого я ничего больше не помнила. Иногда казалось, что именно через страх мое сознание пытается восстановить утраченные кусочки картины. Каждую ночь я вижу один и тот же незаконченный сюжет и вновь просыпаюсь, не в силах удержаться во сне.
Вздохнув, я все-таки поднялась и опустила ноги на деревянный пол. Мне нельзя было лежать весь день, особенно учитывая, что я давно должна была появиться в академии, не говоря уже про доклад о проделанной работе.
– Дочь, проснулась? – Мама просунула голову в дверную щель и посмотрела на меня, сидящую на кровати. – Молодец. Вставай, а то опоздаешь – сказала она и, прикрыв за собой дверь, убежала.
Встав, я прошлась по холодному полу, пытаясь согнать остатки сна. Открыв дверцу шкафа, просунула руку внутрь, чтобы дотянуться до тайника. Сдвинув вещи в сторону, я открыла неприметную дверцу. За ней скрывалась пара документов, которые я до сих пор не удосужилась уничтожить.
Нащупав и достав бумаги, я раскрыла их, уверенная в том, что в мою комнату никто не заглянет. Быстро пробежав глазами по знакомым лицам, которых уже давно нет, я перепроверила информацию и убрала документы в сумку, приготовленную еще с прошлого вечера. Туда же полетели вещи, которые мне понадобятся. Переодевшись в одежду, к которой не возникнет вопросов, я вышла из комнаты.
Мы жили в небольшом двухэтажном доме. Наши жилые комнаты, уборная и кухня находились на втором этаже. Первый же этаж занимал магазинчик, за счет которого мы и жили. Вернее сказать, жила мама, ведь мне деньги были не нужны.
Выйдя из своей комнаты, где я чаще отсутствую, чем нахожусь, я закрыла дверь и оказалась в коридоре. Бросив взгляд на комнату матери, я направилась в сторону кухни, уверенная в том, что мать находится там.
Мое тихое появление было для нее так же неожиданно, как и для чашки – соприкосновение с полом. Мама не удержала ее в руках и тут же начала убирать осколки, продолжая витать в своих мыслях, что и было причиной ее рассеянности.
– Что-то не так? – задала я вопрос, надеясь таким образом привлечь ее внимание. Линара, нервно выбросив часть осколков, обернулась, тут же одарив меня улыбкой, тогда как я продолжала стоять, вновь невольно разглядывая ее.
Мы с ней никогда не были похожи. Ее прямые светлые волосы были абсолютной противоположностью моим вьющимся темно-каштановым. Каждый раз, когда она поправляла прядь, я невольно начинала чувствовать себя чужой. А зеленые глаза лишь отчасти напоминали мои. У нас были отдаленно схожи черты лица, что не слишком придавало мне оптимизма. Я чувствовала, как с каждым годом мы все больше отдаляемся друг от друга. Думаю, она чувствовала то же самое.
– Ч-что? – Она подняла на меня свои глаза зеленоватого цвета. Меня невольно охватило желание отвести взгляд, однако я продолжила смотреть. – Нет, Морана. Все хорошо.
Я снова внимательно посмотрела на оставшиеся осколки. Мне еще никогда не доводилось видеть, чтобы она была настолько неаккуратна.
Заметив мой взгляд, Линара очередным нервным движением убрала последний осколок с пола.
– Точно?
– Да, – ответом мне послужил утвердительный кивок. – Завтракать будешь?
Ее попытка сменить тему не укрылась от меня, но я не стала ничего спрашивать.
Наши отношения с матерью были больше похожи на те, что складываются между подругами, с той лишь разницей, что я должна была давать ей знать, что со мной все в порядке. Линара не пыталась спрашивать о моей личной жизни, если я не желала рассказывать. Это было удобно для меня, ведь она не знает истины. Поэтому я считала, что тоже не имею права требовать от нее откровенности.
– Нет, спасибо.
– Ты на учебу? – спросила мама, повернувшись ко мне.
– Да. – Я повела плечом, отворачиваясь от взгляда матери. Я чувствовала себя обманщицей, хотя действительно шла на учебу.
– Вернешься вечером?
– Пока не знаю. Я сообщу, если нет, – ответила я. Она утвердительно кивнула мне и недовольно посмотрела на мои волосы.
Понять ее недовольство было несложно. В Венуме не принято ходить с распущенными волосами. Это считалось чем-то неприличным.
– Я заплетусь, – сказала я и, махнув на прощанье, вышла в коридор.
Волосы у меня были не такие длинные, как у мамы. Они были где-то до талии, но я уже несколько раз подумывала их обрезать. Привычными движениями я быстро убрала все волосы назад и успела доплести косу прежде, чем показалась на первом этаже.
