Нам бы хотелось, чтобы современная фантастика стала, как во времена Жюля Верна, Артура Конан Дойла или Ивана Ефремова – научной, а наука не чуралась бы фантастики. Эта повесть – попытка совместить желаемое и возможное…
Нам смешна современная детективная фантастика с её искривлением пространства и замедлением времени, с тысячелетними полетами на примитивных аппаратах, неспособных постичь бесконечность Вселенной. Вся составляющая такой «фантастики», по большому счету, завершается прилетом пришельцев, а далее следует обычный кулачный мордобой, пусть даже и на лазерных мечах.
Наша повесть уж точно без рукоприкладства и приключения в ней несоизмеримы с примитивами киношных «звёздных войн». Мы считаем, что нельзя мерить далекое будущее нашей цивилизации размером младенческой ступни прошлого человечества. Тем более, что эта ступень очень может быть вовсе и не вершина эволюции на планете по имени «Земля»!
И чем дальше в глубь начала нашей цивилизации, тем больше в ней загадок. Что значит наша человеческая цивилизация в равномерном беге почти бесконечного времени. Перед вами один из вариантов ответа на этот вопрос…
И наша научная фантастики проистекает из мысли наших же героев:
«Мы летаем чуть более ста лет.
Они планировали в пространстве БОЛЕЕ 100 миллионов лет…Почувствуйте разницу!»
И если вы уже догадались, кто они такие, это ещё не значит, что поняли: Что ОНО такое…
Болотов Н.А. и Болотова Е.Н.
Заканчивался тревожный и великий XXI век…
И с ним уходила его жизнь, которая вся, без остатка, целиком была посвящена им же созданной новой науке Космобиологии. В свои, без малого сто лет, он не достиг ещё среднего уровня продолжительности жизни и физически, даже по меркам врача его лунной космобиологической лаборатории, был относительно здоров. Но он понимал, что полностью исчерпал себя.
Да, техногенная цивилизация Земли «железно рванула вперед», по лексике его любимого внука Алешки. Человечество колонизовало Луну и Марс, открыло новые источники энергии, сделала жизнь людей независимой от наследственных и инфекционных заболеваний, и его наука нашла тропинку на пути к великой тайне – происхождению жизни во Вселенной.
Но максималист Алексеев сознавал, что всё это – капля в море от того, чего можно было достичь, если бы…
Если бы все огромные средства, затрачиваемые на науку, направлялись не по очевидной каждому «столбовой дороге», а, хотя бы понемногу, на те тропинки, которые её пересекают.
Столбовая дорога завела науку в три тупика.
Космология и Физика застряли на невозможности доказательства происхождения нашей Вселенной путем первородного взрыва в пустом пространстве, созданным скоростью света.
А эволюция, показав несостоятельность дарвинизма в попытках спонтанного самозарождения жизни на Земле и, особенно, происхождения Высшего разума от обезьяны, превратилась в «мёртвую науку», на манер древней латыни.
В Космологии целый век велись споры об обитаемости окружающих нас миров, поделивших оппонентов почти поровну. Одни утверждали, что за 15 миллиардов лет существования Вселенной часть цивилизаций, при своём весьма скромном временном существовании в 2-3 миллиарда лет, должны были бы полностью колонизовать весь окружающий Космос. При этом число внеземных цивилизаций должно достигать огромного количества – десятков миллионов и фоновые «отходы» их энергетики могли бы регистрироваться чуть ли не мобильниками любого гражданина Земли. Однако, несмотря на всё потуги галактической астрономии, никаких признаков подобной энергетики нигде обнаружено не было. Отсюда основной вывод – Мы во Вселенной ОДИНОКИ.
Другие, мене доказательно, но не менее резонно, утверждали, что сверх цивилизации не могут разбрасываться энергией направо и налево. Они энергетически очень экономны, и потому, мы их не обнаруживаем, хотя их в округе полным полно. Да и вообще мы не знаем, что ищем. Ведь электромагнитный диапазон – это не всё, что излучает Космос.
Несмотря на слабую доказательную базу вторых, Алексеев принимал их довод о многообразии жизни во вселенной, однако был уверен, что искать её следует где – то совсем рядом. А не за тысячи световых лет.
Однако теоретическая физика фактически стала на строну первых, объясняя происхождение массы в пустом пространстве теорией «божественного» взрыва. Колоссальные затраты на эксперименты с ядерными коллайдерами ни к чему не привели. Основной вопрос о первоисточнике массы вещества так и остался открытым.
Бозон Хиггса – так называемая «частица бога», ответственная за массу вещества и не имеющая заряда, обнаружен не был. И несмотря на то, что мощность коллайдеров возросла за столетие в тысячу раз (с 1,4 Тэв на пучок до 1500 Тэв), встречные пучки протонов давали все новые коротко живущие частицы с условными размерами всё ближе приближавшиеся к нулю, но это приближение вело к бесконечной бессмысленности.
Классификация более 500 открытых физикой частиц уже превосходит по иерархической сложности классификацию всего мира животных и растений.
Алексеев был твердо уверен, что Природа Вселенной устроена просто и такой сложности первочастиц в ней не может быть по определению.
Он был большим поклонником Канта и помнил его основной тезис не сей счёт. А тезис этой антиномии в изложении Канта гласит:
"Всякая сложная субстанция в мире состоит из простых частей, и вообще существует только простое или то, что сложено из простого, Допустим, что сложные субстанции не состоят из простых частей. В таком случае, если бы мы устранили мысленно все сложное, то не осталось бы ни сложных, ни простых частей, иными словами, не осталось бы ничего…"
Логика Канта действовала на Алексеева почти магически.
Но не менее магическими были его многолетние исследования космической воды на Луне. Его лаборатория установила наличие таинственной длительно сохраняющейся памяти в этой воде. «Тропинка» вела к великим тайнам эволюции Вселенной…к полумистическим программам «самосборки» Вселенных…
Но и без всякой мистики ему не давали покоя полувековые события четвертой экспедиции РАН на Тибет. А мертвенный блеск окружающего лунного ландшафта через панорамное окно его кабинета только добавлял ему каплю за каплей безысходного пессимизма.
В те далекие времена целью экспедиции было исследование биополей знаменитого зеркала Времени. Но его друг по институту тибетский китаец Чун Ёнг, полжизни потративший на изучение хроник появления в здешних местах «снежного человека», по-тибетски дословно «метох кангми», а по-непальски – «йети», уговорил его отправиться на два дня в глухое соседнее ущелье. Там, по его данным, наступило «календарное время» появления Йети.
