Голливудский шаблон.
– Холодно, сука… – угрюмо пробурчал Тони, и щелчком отправил дымящийся бычок в лужу.
Вдали доносились раскаты грома, и звучали они не менее хмуро чем Тони. Где-то на юге, темные улицы заливало тяжелым дождем.
– Ты же вроде бросил.
– Это всё Мэлани, ты же знаешь…
– Угу. – Я сделал вид, что знаю.
Полицейские сирены мерцали на темной, богом забытой улице, всполохами озаряя мрачное и невыспавшееся лицо младшего детектива и отражаясь на его новом кожаном плаще. Дух нуара во плоти.
– Моралеза тоже вызвали, – сказал он, лениво прокручивая пальцем сообщения на телефоне, – двойное убийство. Глава семейства порезал жену и двоих детей на куски.
– У меня впечатление, что Моралезу повезло больше чем нам.
– Почему?
– Потому что, у него бытовуха.
Журналистская швали ещё не было, они, видимо, больше заинтересовавшись спятившим папашей, и мы были на улице одни. Утро проходит гораздо лучше с хлопьями в молоке и трупами детей в новостях, это известно каждому.
Мы зашли в здание, вокруг которого было построено оцепление.
– Четвертый. – Ответил Тони на мой немой вопрос.
Дом был старой, обветшалой развалиной, в коих обычно собирается всякий сброд, начиная от мелких торгашей разбавленным коксом и заканчивая бомжами и нелегалами всех видов и мастей. Дух этого строения давно покинул тело, и остались лишь копошащиеся глисты, выедающие бренные останки. Как и подобает такому месту, под подошвами хрустели осколки стекла, сквозняк гулял по пустым проемам и воняло ссаньем. Отличное место для меня, чтобы встретить утро пятницы.
Пятницы, мать его!
Всё началось так, как обычно начинаются подобные истории, до жути банально, – с ночного звонка. Сообщение о том, что мне срочно нужно покинуть теплую постель и сломя голову нестись на место очередного ужасного преступления. Похмельный туман застилал мои глаза, промозглый и холодный, как поцелуй мертвеца, меня ждал на улице одинокий февраль.
Правду говорят, что преступники страшные люди. Ничего святого у них нет. Мои планы на выходные сейчас лежали привязанные к рельсам работы, с тоской наблюдая за приближающимся огоньком несущегося поезда. И чем выше я поднимался, тем быстрее приближался этот железный и толстый облом. А ведь Джесси очень хотела выбраться за город в воскресенье, пожарить какие-то сосиски на природе, как нормальные люди. Ну, вот какой скотиной нужно быть, что бы организовать ритуальное убийство вечером в четверг?! Сложно было подождать до понедельника?
Гадство.
Моё нытье имело за собой основания, – я очень не хотел подниматься наверх. Чувство необъяснимой тревоги не давало мне покоя. Оно заворочалось где-то в недрах моего желудка вместе с бурбоном, ещё дома у Джессики, как только зазвонил рабочий телефон.
Четвертый этаж, яркая черно-желтая лента, пару парней в синем.
Здесь ленту называют пикачу, в Дистнансе мы говорили бамблби. Лучше пролезть под камаро, чем под покемона, это я так думаю.
– Сюда. – Один из парней приподнял ленту. – Первая дверь. Свет мы протянули.
Та самая дверь была открыта, а рядом с входом стоял Джонни. Этот тучный и ленивый увалень за пятьдесят был ходячим стереотипом старого копа из блокбастера 80-х, и будто понимая свой статус, он регулярно выдавал самые шаблонные фразы с серьезнейшей миной, которую только можно скорчить. В участке его прозвали Джонни Голливуд.
– Так, что там, Джонни? – Спросил я, задержавшись перед входом.
– Влад, я уже двадцать три года в полиции… – покачал головой Голливуд, – но такого дерьма я ещё не видел.
Я усмехнулся и зашел в квартиру, оглядывая место преступления. Давай посмотрим.
Две комнаты, в первой из которых медленно ходили с фонарями три эксперта-криминалиста, пока только высматривая, и не мешаясь под ногами. Оранжевый мерзкий свет наспех протянутой лампы охватил пыльную площадь, – треснутые стены с облезшей кожей штукатурки, останки сломанной мебели, оконные проёмы, забитые гнилыми досками.
Вежливо кивнув очкастым, мы прошли через гостиную, и медленно зашли в спальню, где нас и ждал труп.
Он лежал на спине в середине комнаты, расставив руки в разные стороны.
Босой мужчина среднего телосложения, одет в рубашку в клетку и порванные джинсы. Возраст я определить не смог. У трупа не было лица.
Почти не было.
Я обошел тело, переступая через окровавленные тряпки, и присел над изуродованной головой. Закурил, спокойно наблюдая, как синий сигаретный дым поднимается к привязанной лампе над потолком. В голове ненастойчиво играла тревожная мелодия, грустная и гармоничная игра на фортепиано.
– Если очкарики опять найдут пепел на месте преступления… – Протянул Тони.
– Забей, мне паршиво. – Огрызнулся я.
– Просто предупреждаю.
В комнате, кроме тела, почти ничего и не было, – пару предметов мебели и темное пятно в углу, где, видимо, когда-то лежал матрас. Вот только было гораздо чище, – пыль тщательно вымели.
– Он был прав. – Заметил Тони, присев рядом на старый грязный секретер. – Такое не каждый день встретишь.
– Дело дрянь. – Кивнул я, разглядывая мертвеца.
Кожу с лицевой части черепа аккуратно отделили, сняли как скальп, глубоко вырезая вокруг лобных долей и до подбородка. Убийца срезал жертве лицо, а после стянул его как чулок. Потом эту живую маску перевернули и пришили обратно, плотью наружу. Зрелище было отвратным. Стоит заметить, что убийца делал это настойчиво, стараясь не подпортить картину, – подтирал кровь, резал ровно и пришивал плотно, не торопясь. Старался.
Я увидел, как лезвие пронзает плоть и с хрустом входит между скулами, ведомое невидимой рукой прокладывает себе путь, с тихим шелестом плавно двигается под кожей, отделяя плоть от внешней оболочки. Как окровавленные пальцы цепляют тонкий скальп на лбу и стягивают этот омерзительный носок вниз к подбородку, услышал, как что-то рвётся, как мясо становится чьим-то творчеством. Как влажная, мертвая ткань никак не поддаётся игле, с каждым узлом всё плотнее облегая череп.
Во рту появилась горечь, и я чуть было не сплюнул её в угол комнаты.
– Что скажешь? – Спросил Тони, кривясь.
– Ну, сразу видно, что это самоубийство. – Ответил я, пожимая плечами. – Это же очевидно.
– Дело закрыто.– Он сделал вид, будто аплодирует.
Он спрыгнул с секретера и, с важным видом, обошел тело и встал рядом со мной. Режим детектива включил, не иначе.
– Смотри. – Тони указал на окровавленный ворот рубашки на мертвеце. – Его закололи.
Он осторожно отодвинул ткань в сторону, показывая рану на груди.
– Нет. – Покачал я головой. – Ставлю десятку, что он умер ещё до этого, – болевой шок. Резали по живому.
Я показал на алые царапины от ногтей на бетонном полу. Я надел перчатку и поднял руку жертвы, осматривая. Пальцы стерты в кровь, на опухших синих кистях были видны следы от жгутов.
