В которой главный герой теряет фуражку, но обретает веру в человечество
– Капитан Савушкин! Хлопцы, где ваш командир? – голос вопрошавшего был нервно-тороплив, что очевидно не предвещало ничего хорошего.
– Там, за ракитником, глянь, туда вроде пошёл. – лениво-расслабленный тон отвечавшего не мог обмануть тренированного уха, в нём явно сквозила настороженность и вполне внятное «Ну вот, называется, отдохнули…»
Алексей приподнял козырёк – в глаза полоснуло яркое июльское солнце, настоятельно требующее продолжать лежать, не двигаясь, надвинув на глаза фуражку, наслаждаясь заслуженным отдыхом, купаясь в ароматах летнего луга и всеми фибрами души впитывая удовольствие от такого редкого в дни войны упоительного ничегонеделанья… М-да, не судьба.
Капитан встал, поправил фуражку, привычным жестом ребром ладони совместив звёздочку с кончиком носа – и тут перед ним вырос запыхавшийся ефрейтор Котлыба, посыльный из штаба управления.
– Товарищ капитан, вызывают!
Савушкин вздохнул. Кто бы мог подумать! Вызывают… Без него войну не выиграть, это уж как пить дать…
– Что там, Котлыба?
– Майор Дементьев получил телефонограмму, собрать командиров групп к четырнадцати-ноль. Сазонов шепнул, что вроде из Москвы начальство прибыло…
Савушкин молча кивнул. Затем, поправив кобуру и портупею, бросил:
– Пошли. – Сазонов, штабной телефонист и, по совместительству, внештатный сапожник управления, немного раздражал капитана своей излишней разговорчивостью, но сейчас она была к месту. Раз начальство из Москвы – значит, сто рейхсмарок против одного румынского лея, что их короткий отдых закончился. Значит, по коням, разведка, марш-марш! Вот только вопрос – куда…
Июль в Белоруссии чертовски хорош! Нет такого удушающего зноя, как в Ташкенте, и не выжигает траву до корней яростное солнце, как на юге Украины – но зато по ночам не надо кутаться в шинель, как в Карелии. Самэ тэ, как говорит старшина группы, сержант Костенко. Если бы ещё не комары… И не война.
Вдвоём с Котлыбой они вышли из рощи на окраине Быхова и скорым шагом двинулись к центру городка – благо, идти было недалеко.
Некогда сонный провинциальный Быхов, освобождённый в конце июня, уже жил размеренной тыловой жизнью – всюду кипела работа, местные бабы, скупо разбавленные армейскими сапёрами и демобилизованными партизанами из нестроевых, бодро ремонтировали школу и здание исполкома, на базарчике, занявшем край центральной площади, вовсю шла торговля всякой домашней снедью, груды огурцов радовали глаз свежей зеленью. Да, жизнь возвращается… Савушкин вспомнил двадцать шестое июня, когда им пришлось так несладко в десяти километрах от этого городка, на бобруйском шоссе. Возвращались домой – и потому расслабились, потеряли чутьё, за что едва не поплатились. Чудом тогда ушли, если бы замешкались хоть на пять минут – их бы махом раздавили отступающие самоходки восемнадцатой моторизованной дивизии немцев… Фронт уже за Минском, сводки говорят о боях на Пинском и Вильнюсском направлениях. Однако, бодро идут наши, прям как немцы в сорок первом…
В бывшие немецкие казармы у вокзала, недалеко от разрушенного спиртзавода, заселялись штабные, судя по обилию разгружаемых коробок и ящиков, подразделения вновь прибывшей воздушно-десантной дивизии – Савушкин про себя только покачал головой. Сразу видно, что из глубокого тыла приехали ребята – форма новенькая, погоны необмятые лямками вещмешков и ремнями автоматов, оружие – только с заводов, лица у караульных – настороженно-тревожные… Понятно, в их понимании они уже на фронте…
Савушкин с Котлыбой прошли центральную площадь и, повернув налево, добрались до неприметного домика за дощатой оградой – в мирное время бывшего местообитанием районного ветеринарного пункта. В оккупацию немцы тут устроили хранилище продовольственного налога – в комнатах ещё не выветрился стойкий запах лежалого провианта – а сейчас домик был отдан под расположение отдела снабжения штаба армейского управления войск НКВД по охране тыла. Во всяком случае, именно этому подразделению быховская комендатура выписала ордер на расквартирование; о том, что оный «отдел снабжения», на самом деле, никакого отношения к охране нашего тыла не имел – знать комендантским было излишне. Многие знания – многие печали, как говорил Екклезиаст и как любил повторять вслед за ним майор Дементьев, начальник штаба «отдела снабжения».
Пройдя часового у калитки и предъявив дежурному в сенях документы – лейтенант Стахненко в очередной раз сделал вид, что капитан Савушкин ему абсолютно неизвестен – Алексей прошел в комнату начальника управления.
– Товарищ подполковник, капитан Савушкин прибыл! – в комнате, кроме подполковника Баранова, было ещё двое чужих и, судя по начищенным хромовым сапогам, старших офицеров, умостившихся на старом кожаном диване с высокой, почти вертикальной, спинкой – но Алексей здраво решил, что раз погоны незнакомцев укрыты плащ-накидками – докладывать надо своему начальству. И кстати, интересно, где остальные командиры групп – старшие лейтенанты Ершов и Воскобойников и капитан Галимзянов?
Как будто прочитав мысли Савушкина, подполковник Баранов произнёс:
– Остальные офицеры уже получили предписания и убыли к своим группам. Вам, Савушкин, и вашей группе поручение специфическое, тут, – он кивнул на молча сидевших чужаков, – к вам специально человек из Москвы приехал, хочет поговорить. Вы ведь, капитан, до войны языки изучали?
Алексей несколько удивившись, тем не менее, чётко ответил:
– Так точно, факультет романо-германской филологии.
– Романо – это румынской? – Баранов испытующе посмотрел на своего офицера.
Савушкин, усмехнувшись про себя, поправил плавающего в языкознании отца-командира:
– Западнее. Французский, итальянский, испанский языки. Португальский там же. Романские – как наследники Римской империи. Впрочем, и румынский до кучи тоже.
Баранов удовлетворённо кивнул. А затем, заглянув в свои бумаги – спросил:
– А с польским у вас как?
– Базовый уровень. Факультативно… – Савушкин начал понимать, куда клонит подполковник.
Тут один из чужаков, пожилой, седой, дочерна загоревший – внезапно произнёс, блеснув двумя рядами вставных железных зубов:
– Сконд пан пшиехав до Быхува?
Савушкин, помедлив чуть больше, чем следовало – бросил:
– З ниемецкего тылу. Там трохе погулялисмы. – а затем, немного извиняющимся тоном, добавил: – Базовый. Чем богаты…
Седой чужак улыбнулся.
– Цалкем выштарчаячы. Вас там зрозумейя, и то глувне.
Савушкин насторожился. «Там» – это в Польше? Ого!
Баранов кивнул.
– Да, капитан, вашей группе – особое задание. Сейчас товарищи, – Баранов кивнул на чужаков, – изложат подробности.
