– Вот интересно, что же такого он мог совершить, что его зарезали, как поросенка…
Валерий Седов, следователь следственного комитета, пожал плечами, глядя на то, как подошвы новеньких кроссовок судмедэксперта Алика Гарина, хрупкого брюнета с копной черных кудрей, окрашиваются разлившейся по паркету кровью жертвы – крупного мужчины с яйцеобразной головой с полными щеками, большими ушами и сверкающей во время вспышки фотоаппарата бледной лысиной. Алик не был циником и ко всем жертвам относился с сочувствием, поэтому оброненная им фраза о поросенке не произвела на Седова никакого впечатления. Чего нельзя было сказать о самой жертве – вот она точно впечатлила. Жестокое убийство! Убийца просто исколол его ножом. Четыре удара были нанесены в живот, в разные его места, когда же труп перевернули, оказалось, что еще один удар пришелся в спину, в область правой почки.
– Это могла сделать женщина? – спросил Седов у Гарина.
– Могла, но только в том случае, если она накачана, как мужик, или же, если первый удар был нанесен, скажем, неожиданно и сзади, и это он свалил жертву с ног, а остальные она наносила в порыве ярости, куда придется.
– Понимаю.
Большая трехкомнатная квартира производила впечатление нежилой. Какое-то все было грязноватое, непромытое и унылое. Цветов на подоконниках не было, шторы казались пыльными, ковры – вытертыми, на кухне – какая-то случайная посуда, коричневый изнутри заварочный чайник, пожелтевшая занавеска на окне, а в углу за холодильником с просроченными продуктами (мясными и сырными нарезками, засохшим тортом и кистью вялого винограда) целое войско пустых бутылок из-под пива, вина, водки и шампанского.
В спальне в шкафу Седов нашел несколько новых самых дешевых комплектов постельного белья в целлофане, а в ванной комнате в корзине для грязного белья – ворох использованных простыней и наволочек.
В прикроватной тумбочке – разноцветные пачки презервативов, тюбик с гелем и разные штуки, секс-игрушки, о предназначении которых можно было только догадываться.
В прихожей вдоль плинтусов искрились мелкие зеркальные осколки. Вероятно, на стене когда-то, вернее, совсем еще недавно, висело зеркало. Вот и гвоздь, на котором оно могло висеть. Кто-то подмел, но особо не парился, крупные куски зеркала вынес из дома (в мусорном ведре не нашлось ни одного осколка), стеклянная мелочь застряла в коврике и в углах прихожей. Там же Седов увидел зуб. Неестественно белый резец.
– Посмотри на его зубы, передние…
– Это импланты, все на месте, – отрапортовал Алик, заглянув в рот трупа.
В квартире было много чего интересного, что предстояло изучить, чтобы больше понять как о самой квартире, так и о ее обитателях. Но самым интересным было содержимое мусорного ведра. Эксперт Сережа Сторожев, вывалив на пол дурно пахнущий влажный растрепанный ком мусора, опустился перед ним на корточки и внимательнейшим образом принялся его изучать.
– Ищите орудие убийства, – твердил, как заклинание, Седов, осматривая каждый сантиметр квартиры. – Найдем нож – найдем и убийцу.
– Да нет его нигде… Убийца же не дурак, ясное дело, забрал с собой, чтобы потом выбросить.
– А по мне, так он дурак. Зачем было убивать в квартире? Наш убийца – человек вспыльчивый, злобный, доведенный до крайней точки. А потому, предполагаю, убийство непреднамеренное, он к нему не готовился. Не планировал. Скорее всего, он находился в невменяемом состоянии, а потому, если и понимал, что от ножа нужно избавиться, мог сунуть его в самое глупое место. К примеру, просто выбросить в окно. Или, как это нередко делается, в мусоропровод.
Убитого звали, судя по тем документам, что были найдены в кармане его джинсовой куртки, Михаил Юрьевич Вершинин, 1984 года рождения. Несколько ярко-желтых, канареечного цвета визиток указывали на то, что господин Вершинин был директором мебельной фабрики «Соренто» («Sorento»).
– Может, какой-нибудь клиент, купив его диван, провалился на пол или поцарапал задницу торчащей пружиной? – мрачновато пошутил Сергей, разглядывая визитки.
– Да, поцарапался пружиной и разозлился так, что нашел Вершинина и набросился на него с ножом. Ничего так версия. Сильная.
Спустя время он уже знал, что квартира принадлежит гражданке Екатерине Борисовне Рыжовой, 1988 года рождения. Здесь же, по этому адресу, она была и зарегистрирована.
– Может, и зарегистрирована, да только не проживала она здесь, – сказал Сергей, покончив возиться с мусором и упаковав в пакеты все то, что показалось ему полезным и интересным, что могло бы пролить свет на убийство. – В ванной комнате есть несколько женских вещей, халат, коробка с прокладками, шампунь и прочее. Но всем этим могли пользоваться разные женщины. Это я к тому, что, скорее всего, эту квартиру снимали для свиданий, и вполне вероятно, что снимал ее как раз наш труп… Вершинин.
– Что с замком, Сережа?
– Чисто внешне все выглядит так, как если бы его не взламывали, но точнее я скажу после экспертизы.
– Вот, держи, я собрал несколько осколков зеркала. Обрати внимание на вот этот, он довольно крупный, отлетел за напольную вазу. Видишь, на нем красный след? Это не кровь, сам можешь убедиться. Предполагаю, что это губная помада. Возможно, на зеркале была сделана надпись губной помадой.
Труп гражданина Вершинина обнаружили не соседи (как это чаще всего случается), а разносчик пиццы. Молодой паренек, доставивший пиццу заказчику с этого же этажа, обратил внимание, что дверь соседней квартиры приоткрыта. Может, он и прошел бы мимо, если бы любопытство не взяло верх и он не открыл дверь шире. Вот тогда он и увидел лежащего в луже крови мужчину. Вызвал полицию.
Заказчика пиццы, молодого парня, звали Станислав. Провода от плеера, похоже, вросли в его уши, он, даже разговаривая с полицейским, продолжал слушать какую-то свою ритмичную музыку. На все вопросы, связанные с соседней квартирой, он, пальцами нервно расчесывая свою светлую гриву, отвечал однозначно: нет, не знаю, нет, нет… Ничего не видел, не слышал, незнаком. Он даже не знал в лицо хозяев квартиры!
Седов спросил, он сам-то снимает квартиру или является собственником. Станислав с кислым видом, – мол, отстаньте уже от меня, – сказал, что живет он здесь, на Руставели, с самого рождения, что «родаки» на даче, а он отдыхает от них дома.
Седов подумал, что будь Вершинин убит выстрелом, вот тогда бы Станислав, возможно, и услышал звук. А так – вскрик, стон… Конечно, если он весь в музыке или режется в компьютерную игру, то на самом деле мог ничего и не услышать.
В этой старой, советских времен, многоэтажной постройке из темного кирпича было два входа. С самой улицы Руставели невозможно было войти не замеченным камерой видеонаблюдения, установленной как раз над парковкой автомобилей. Однако с другой стороны дома, с черного, так сказать, входа, можно было войти незаметно – там камер почему-то не было. Поэтому заниматься этой темой было абсолютно бесполезно. Хотя Алик считал как раз наоборот:
