Фёдору Михайловичу Федотову, другу-тёзке,
замечательному артисту ТЮЗа.
Образы, созданные им на сцене, помогли мне понять,
каким должен быть один из главных героев этого рассказа
Никите Елину, которому второй главный герой обязан
необычным производным от имени
Партия треугольника
* * *
Многие не любят понедельники. Известно же: день тяжёлый!
Думаю, не ошибусь, если предположу, что у кого-то есть и другие нелюбимые дни недели. Такие, про которые нет-нет да воскликнешь:
– Чтоб тебя вообще не было в календаре!
Вероятно, нелюбовь эта зарождается ещё в детстве Что-то вроде:
– Ну, ма-а-ам, я не хочу в садик! Там сегодня на полдник дадут противный омлет!
И даже не знаешь ещё названий дней недели, но уже всей душой ненавидишь «день омлета».
Постепенно детсадовский «скрэмбл-эггз-дэй»1 превращается в школьный «день физики». Или химии, или алгебры. У каждого свой объект «горячей любви», из-за которого не хочется выходить из дома. И вот наконец вся эта жгучая ненависть выливается в неприязнь к определённому дню недели на работе. Скажем, к четвергу, когда начальству почему-то приспичивает проверить, все ли есть на рабочем месте и достаточно ли хорошо сотрудники выполняют обязанности.
Понедельники принято не любить априори. Про остальные дни недели тоже полезно иногда повздыхать: просто потому, что всегда должны быть виноватые в наших неурядицах. Почему бы не день недели?
– Ох уж эта среда! Все будто с цепи срываются! – ворчали так когда-нибудь? Ворчали наверняка.
«Нелюбимый день недели» – понятие, откровенно говоря, странноватое. Это как нелюбимый шаг, например. Вот не нравится мне, как меняют друг друга ноги при ходьбе в каждую седьмую фазу!
Ну или вроде «нелюбимой ложки супа». Ешь-ешь, а четвёртую или пятую стараешься проглотить побыстрее, чтобы со спокойной душой приняться за шестую. Или вообще эту ложку вроде как «пропускаешь» – называешь её шестой. Или скармливаешь Мурзику-Тузику, лишь бы избавиться.
Тем не менее, признаюсь, у меня тоже есть день недели, который я хотел бы скормить любому первому попавшемуся бродячему псу. Этот день – вторник. Он заметно осложняет мне жизнь. И вот почему: дело в том, что я, видите ли… перемещаюсь во времени. Не спрашивайте, отчего так сложилось. Всё равно не отвечу. Не знаю. Одно могу сказать наверняка: это происходит со мной всю жизнь, сколько себя помню. А это довольно долгий отрезок длиной в 21 год. Первые три года из памяти стёрлись. Сейчас мне 24.
Увы, перемещаюсь я вовсе не куда заблагорассудится и не когда мне этого захочется. Двигаюсь я только вперёд, отбываю в полночь, проживаю в будущем целый вторник и возвращаюсь ровно через сутки – то есть в настоящую среду.
Представьте, что вы едете в знакомом троллейбусе по известному до тошноты маршруту, знаете наперечёт все вывески за окном, все повороты дороги и даже прохожие иногда попадаются одни и те же. Вам не нужно смотреть в окно, чтобы выяснить, где сейчас находитесь, а если задремлете, можете не сомневаться, внутренний будильник разбудит на нужной остановке. Мимо проходит кондуктор, вы достаёте из внутреннего кармана куртки проездной – вы спокойны, расслаблены, не ожидаете подвоха, как вдруг оказываетесь вместо троллейбуса в самолёте, летящем неизвестно куда. А кондуктор рядом всё тот же – из троллейбуса, и хочет увидеть, нет, конечно, не ваш родной, чуть потрёпанный проездной, ему подавай билет, который вы, разумеется, не приобретали,– на авиарейс!
Вот так и я: качусь-качусь себе в уютном троллейбусе-понедельнике и вдруг пересаживаюсь в пикирующий истребитель – вторник, совершенно не представляя, что со мной происходило на предыдущей неделе. Все вокруг жили, как положено, день за днём, никуда не прыгая. Они задают мне вопросы, на которые я должен знать ответы, в чём-то укоряют, за что-то хвалят. Уточняют, интересуются моим мнением, а я только хлопаю глазами и блею в ответ нечто мало значимое и некомпетентное. (Ну а вы когда-нибудь слышали компетентное блеяние?)
– Вéталь, придёшь сегодня?
– А, вероятно… Возможно… Посмотрим…
Куда приду? Зачем? Переспросишь – посмотрят, как на идиота. Не уточнишь – опять влипнешь в какую-нибудь ситуацию… В полночь я вернусь обратно и задним числом узнаю все новости, но как-то надо избежать «коварных рифов» вторника! С возрастом я привык. Я беру выходные на работе, стараюсь не назначать на вторник важных дел и встреч. Чаще – отсиживаюсь в этот день дома.
Разумеется, я никогда не обращался с этой напастью к врачам. Да и как бы это выглядело:
– Доктор, что со мной? Я каждую неделю прыгаю из вторника во вторник!
Участковый терапевт посмотрит на меня. Участливо, надо сказать, посмотрит. Даже осмотрит потом: выслушает лёгкие и помнёт живот. Назначит анализы. Но мы оба будем знать, что явился я не по адресу. Если и к доктору, то не к тому. Ну или, если в силу моей молодости, участковый меня пожалеет и не сдаст психиатрам, он вынужден будет что-то прописать мне:
– Голубчик, попробуйте привязывать себя к постели накануне ваших, так сказать, несанкционированных перелётов.
Как будто я лунатик какой!
– Или мы сами вас привяжем,– и ещё один участливый взгляд. Мол, есть у нас средства фиксации, от которых не то что в следующий вторник, а с одного бока на другой не переместишься.
Почему-то мне не хочется быть фиксированным: ни в ночь с понедельника на вторник, ни в какую-либо другую ночь. Лучше бы время зафиксировали да покрепче, чтобы оно из-под моего контроля не вырывалось!
Пробовал я: и плотно закутанный в одеяло, и прикованный к батарее наручниками – всё было чинно и законно, в порядке эксперимента только – я всё равно перемещаюсь во времени!
Доводилось ли вам видеть, как сменяют друг друга цифры на электронных часах? Они как будто ждут, чтобы вы отвернулись, им всё равно, пусть минута длится 70 и 80 секунд, но они не совершат превращений у вас на виду! Но стоит моргнуть – оп, цифры уже другие. Я так же дежурил несколько понедельников подряд в полночь у календаря. Тут тоже случался свой «оп!» Вот красное окошечко на прозрачной полоске окаймляет дату: понедельник – восемнадцатое число. Я смотрю, не отвожу взгляда и стараюсь не моргать. Будто на долю секунды проваливаюсь в сон и – добро пожаловать в грядущий вторник: восемнадцатое число стало вдруг двадцать шестым!
Я работаю разносчиком пиццы и всякой прочей съедобной дребедени. На работе никто не знает о моих особенностях. Дома, впрочем, тоже. Никто и никогда не задал мне вопроса:
– Эй, Веталь, куда ты исчезаешь по вторникам?
Наверное, это означает, что, пока я в будущем, в покинутом мною вторнике тоже существует какая-то моя копия. Надеюсь, она – копия – не безобразничает! Но сразу разочарую тех, кто ждёт от этой истории каких-то происшествий, связанных с моим двойником. Она не об этом.
