Илона Якимова - Past Indefinite. Прошлое/неопределенное

Past Indefinite. Прошлое/неопределенное
Название: Past Indefinite. Прошлое/неопределенное
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Past Indefinite. Прошлое/неопределенное"

Илона Якимова родилась в 1977 г. в Петрозаводске, сейчас живет в Гатчине. Публиковалась в коллективных изданиях, а также в журналах, в эту книгу вошли стихи 2001—2017 гг.

Бесплатно читать онлайн Past Indefinite. Прошлое/неопределенное


Фотограф Анна Тимушкина


© Илона Якимова, 2018

© Анна Тимушкина, фотографии, 2018


ISBN 978-5-4493-2030-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero


Миры уподоблений, как сама ткань истории в ее широком смысле, всегда казались мне обитаемыми. Время в моем понимании нелинейно, скорей, спутано в клубок, что позволяет вытянуть любую нить, любую частную историю – и обжечься, и сделать ее своей, в той мере, в какой это позволяют ее герои.


Илона Якимова

***

Люди, которых мы любим,почти всегда более властны над нашей душой, нежели мы сами.


Франсуа де Ларошфуко

«Отвори врата-имена последним ключом…»

Отвори врата-имена последним ключом,
Пусть они выходят из тьмы, помнящей, кто – почем,
Женщины – словно жизнь – медленны, горячи,
Мужчины, все, как один – секиры либо мечи.
Пусть один сияет горчей, словно огонь в ночи.
Ты же знаешь их наизусть, помнишь их имена,
Которому есть вина, которому есть цена,
Расставляя в порядке действия, каждого в свой черед.
Пусть один выходит из строя, делает шаг вперед —
Он знает, что он умрет.
Прекрасней ясного дня, страшнее любой войны,
В нем будет вины с избытком, а выше того – цены,
Он делает шаг вперед, встречается с той, с косой:
Плащ совлекает с плеч, заглядывает в лицо,
Целует женщину в лоб (он-то знает: она – не та),
А после рвется из жил, взлетает за край листа
И смотрит, смотрит, смотрит
Своими синими – люто – в твои глаза…
Не оборачивайся.
Нельзя.

«Вечность на острие стрелы в колчане мальчика золотого…»

Вечность на острие стрелы в колчане мальчика золотого.
Впереди протяженное лето грозит – как мы его поделим?
Я – на брегах летейских, пескарей промышлять; привалившись к стогу,
Помышлять, как выплести боль из комка каждодневных забот кудели.
Я – по грибы с Гесиодом, с Цезарем и Александром – за карты,
Вино разбавлять гекзаметром, дарами заброшенного колодца —
Водой да лягушками, в ткань повисшего над Летой заката,
Как в саван, обертывая мечты, когда им ожить неймется.
В дачной жизни, словно пескарь в сметане, остынет и Клеопатра.
На крылечке, зевая, читали Катулла, а Цезарь злился.
Здесь на долю твою остается в сумерках, сомлевших от звездопада,
Проступать тоской сквозь все сочиненные мною лица.

«Но нас еще слышно на том берегу…»

Но нас еще слышно на том берегу,
Откуда доносится свет.
Когда я тебя удержать не смогу,
Тогда и взлетай, Ганимед,
Могучим орлом напряженной души
На хладный Олимп вознесен.
Тогда уж – давай, отрывайся, спеши
В заоблачных кущ Вавилон,
В печальную Мекку умолкших сердец,
Надорванных волчьей строфой.
Но только – окстись – не сейчас и не здесь,
Пока я терзаюсь тобой.
Пока я дышу вполнакала, боясь
Спугнуть благосклонных богов,
Пока по слогам изучаю ин. яз.
Любви – безнадежно толков
Словарик любой. Я не пренебрегу
И терном – но после – в гробах.
Ведь нас еще слышно на том берегу,
Где в гору уходит рыбак.

«Мертвее мертвого, среди других теней…»

Мертвее мертвого, среди других теней,
Дорогу нахожу не зрением – по слуху…
Наверно, жизнь права. Я думаю о ней
Не больше, чем Эдип – третируя прислугу:
Зачем, мол, допустя в окрестности дворца
Тиресия, язык не вырвали слепому,
Зачем клекочет он об имени отца,
Ведь нервная жена уверует любому,
Кто объяснит: зачем она с тобой легла,
Вся – жизнь, накалена, правдива, ежечасна.
Белее, чем любовь, идет в зрачок игла —
И медлить ни к чему, и умирать напрасно.
Слепее всех слепых, столь яркий свет кляня,
Протягивать глаза на блюде – не простите ль?.. —
Зачем ты, Господин, идешь вперед меня,
Всегда не поводырь, но первый ослепитель?

Слова Лизбеты

С этими кошками, которые лезут на трон, когда им место только на коленях у мужчин, разговор должен быть короткий…

Дж. Б. Шоу «Смуглая леди сонетов»

1.

Сестренка Мари. Не то, чтоб совсем из шлюх,

Но с легким бессмертьем, тающим в томном взгляде.

Где я успевала, смутившись, спросить о двух,

Брала шестерых ты, втирая седьмому дяде,

Что муж был охальник, хам, хулиган, лопух…

И я напрягала сызмала тонкий слух,

Поскольку пасем, понимаешь, не славы ради,

А ради любви на крови залетейских мух —

Им глазки и лапки поэт посчитает в своей тетради.

И вот ты стоишь, нетленная, в зоосаде,

А я остаюсь синонимом всех старух.


2.

Сестренка Мари, ты продрогла, возьми пальто.

Что наша вражда – античность, зола и лава.

В глазах Геркуланума, в пепле его пустот —

Вот столько же слез, и в ночи различаешь слабо

Оттенки кровей, бургундское от бордо.

Нашей жизни отнюдь не Барто сочиняет главы,

Но зато – королева, каменная – зато,

Мемориалу вовек не покинуть своей оправы.


Мы имеем возможность любить, но права

Быть любимой нам не давал никто…

Глядя, как зоосад вокруг превращается в шапито —

Не за то мы боролись, воистину, не за то.


3.

Пальтишко мое приспущено с белых плеч

Твоих, на мельничный жернов слетает птица.

Ты знаешь, наверно, я б стала тебя беречь,

Когда б нам выпало вновь, двоюродным, породниться,

Хотя ты, конечно, удавишься поклониться,

И взгляды одни – разрывные, шрапнель, картечь.

Надо было, что ли, вниманье мое отвлечь,

Ну, там рявкнуть: пошла ты знаешь куда, сестрица?!

Потому что – чем наша нежнее при жизни речь,

Тем активней посмертно хочется материться.

И по делу: тесна, к сожаленью, моя столица,

Для полков, которым с тобой не терпелось лечь.


4.

Ну, а ты, конечно, на каждом углу лгала,

Что я не способна любить, размножаться, длиться.

Кто тебя просил соваться в мои дела?

Я уже позабыла – ты скольким скотам дала,

Только б они поверили, что я и впрямь не девица?

Анатомия сердца – изъян моего ствола,

Анатомия тела – склеп, Господня десница.

Та глава, которую я невпопад прочла,

До сих пор нераскрытой книгой в пыли томится,

И на каждой странице – снова зола, зола…

Наше тело – тьма, понимаешь, Мари, темница,

За единым выходом, которым ты и прошла.


5.

Ты не станешь старой. Парик под чепец затолкав,

Строить внучек, седых дочерей приводить к ответу,

Видеть в зеркальных стенах и потолках

Только фотографическую кювету,

Проявляющую то, чего в тебе точно нету:

Старость в румянах, бантах, на крашеных каблуках.

Ты точно не станешь старой, даже того взалкав,

Как ядра в ватерлинию алчется изношенному корвету —

Так истомным гулом несется в разбитых на треть полках

Трубный возглас атаки, и впопыхах

Расцветают кресты – в небесах, на груди, в руках.

Я тебе устранила возможность эту.


6.

Ну, и кто там, сестренка Мари, за тобой угорал?

Пересчитай по пальцам, моя дорогая детка.

Юный корнет, конечно, седой генерал —

Как там напето в слезливом романсе метко,

Но так, согласись, чтоб не кинул и не наврал,

Такое, ма шер, с тобою случалось редко.

А все потому, что ты путала ритуал,

Была бесполезно безбашенная кокетка,

И кто там только телом вальяжно не торговал:

И Босуэлл черный, и королевич твой – малолетка…

Нет, этих надо вести на бойню, позвав на бал.


С этой книгой читают
1507 год, Шотландия. Фортуна крайне благосклонна к Патрику Хепберну, первому графу Босуэллу: отменное здоровье, блестящая придворная карьера, крепчайшая фамилия и дети – подлинное благословение, вот разве что младший сын уродился не в масть, не в породу. Казалось бы, ничто не может пошатнуть могущество Хепбернов в Ист-Лотиане. Но дух времени веет, где хочет. Кто устоит пред его дуновением?«Младший сын» – приквел к серии романов «Белокурый».
Keep tryst: судьба – это только выбор.Рыцарь без страха, упрека, стыда и совести – история аристократа эпохи Ренессанса. В четырех книгах цикла «Белокурый» – сорок четыре года Патрика The Fair Earl Хепберна, третьего графа Босуэлла, три обвинения в государственной измене, два изгнания из страны – без срока, а также приграничная война, придворные заговоры и соперничество за руку королевы Марии де Гиз, вражда, дружба и любовь короля холмов шотландс
Keep tryst: судьба – это только выбор.Рыцарь без страха, упрека, стыда и совести – история аристократа эпохи Ренессанса. В четырех книгах цикла «Белокурый» – сорок четыре года Патрика The Fair Earl Хепберна, третьего графа Босуэлла, три обвинения в государственной измене, два изгнания из страны – без срока, а также приграничная война, придворные заговоры и соперничество за руку королевы Марии де Гиз, вражда, дружба и любовь короля холмов шотландс
Keep tryst: судьба – это только выбор.Рыцарь без страха, упрека, стыда и совести – история аристократа эпохи Ренессанса. В четырех книгах цикла «Белокурый» – сорок четыре года Патрика The Fair Earl Хепберна, третьего графа Босуэлла, три обвинения в государственной измене, два изгнания из страны – без срока, а также приграничная война, придворные заговоры и соперничество за руку королевы Марии де Гиз, вражда, дружба и любовь короля холмов шотландс
Каждая жизнь пропитана цветочным ароматом, запахом чьей-то любви. В каждом стихе есть чья-то жизнь, прожитая или только начинающаяся, каждый стих несет в себе истинную правду обо всем сбывшемся и несбывшемся…
Книга Елены Королевской – замечательный пример настоящего, глубокого патриотизма, не нарочитого, провозглашаемого на митингах и демонстрациях, а подлинного, идущего из глубины души – того, что и называется простыми словами «любовь к своей Родине». Но самое ценное – каждая строчка любого из этих стихотворений учит патриотизму юные души, маленьких граждан великой России, которые еще только постигают науку любви к Родине. В том числе и с помощью пре
Кассовый чек несет в себе информацию статистического свойства, но при этом цифры и буквы на нем упорядочены, что придает ему сходство с поэтическим произведением. Автор дополняет реальный изобразительный ряд асемическими письменами и абстрактными символами. Слова, буквы, цифры и росчерки наслаиваются друг на друга, образуя единую многосмысловую структуру. Автор выступает в роли своего рода «переводчика» с языка экономической конкретики на язык эк
Любовь снимает все Заклятья прежние, И злого колдовства закончен пир. Цветочек аленький – Подарок маленький, Но как меняет он весь этот мир.
Знала ли петербурженка Катя Говорова, чем закончится для нее гадание в крещенский вечерок? Старое зеркало оказалось дверью в иной, суровый мир, а единственный защитник девушки отныне – непредсказуемый и коварный колдун из Народа Холмов. Вот только уважением и симпатией там и не пахнет, ведь хозяин считает Катю не служанкой даже, а просто домашним питомцем…А вот Кеннета из клана Маклеодов встреча с женщиной из племени богини Дану не смутила ничуть
Студентка факультета универсальных ведьм Алекса – очень занятой человек. На ней забота о трех сестрах и братишке и о доме в пригороде. Она отличница магического корпуса – «ботанка», как снисходительно называют ее одногруппницы.Но ее привычная жизнь однажды вовлекается в вихрь непонятных, а иной раз поразительных событий: она теряет лучшего друга, неожиданно для себя становится подругой университетской спортивной знаменитости; обнаруживает в сумке
В сборнике содержится свыше 200 стихов, созданных автором в течение 45 лет жизни и вмещающих в себя 23 года творчества.Первый стих был написан в возрасте 18 лет. В 20-м веке написана лишь малая часть – 8 стихов.Основной период творчества пришёлся на нулевые (2000-е) и десятые (2010-е) года.Стихи в основном описывают жизнь автора и его окружения – родных и близких, но также они связаны с жизнью, природой, временами года.
Сказ «Близнецы» – это мистическая история в стихах, основанная на реальных событиях, произошедших с Ириной Печатниковой.Продолжение историй про ведунью и домового («Мистические Сказы», «Портал», «Странница»).Часть 7